При этом он внимательно следил за лицом своего собеседника, а когда тот кивнул в знак согласия, Томми вскочил:

– Но здесь ставьте точку, сэр, – воскликнул он с репортерской развязанностью. – Если я завтра напечатаю, что нашелся человек, который добровольно был выстрелен из большой пушки через Атлантический океан, меня немедленно подвергнут линчеванию, и к обеду я буду мертв.

– Вы и не должны рассказывать таких басен вашим читателям, мистер Бигхед.

Томми похолодел.

– Значит, вы смеялись надо мной, сэр? Имейте в виду, что я хороший боксер.

– В чем дело? Ведь эта гигантская пушка, сознайтесь, собственная ваша выдумка. Разве я говорил о пушке?

– Нет, но, быть может, вы хотели меня одурачить?

Доктор Гардт задумался на минуту, а потом сказал тоном, совершенно отличным от того, с которым он до сих пор вел беседу:

– Одно из двух: или бросьте ваши глупые шутки, или же вам придется отказаться от моего общества...

Томми тихо сказал:

– Простите, мистер Гардт, но я должен сознаться, что слова ваши выше моего понимания.

– Вам надо только немного вдуматься. Если бы мой племянник согласился, чтобы им выстрелили из гигантской пушки, он упал бы замертво, и вы не имели бы удовольствия пить сегодня мюнхенское пиво, которым он угостил вас.

– Вы знаете об этом?

– Племянник рассказал мне о своей встрече с вами. Вы, вероятно, никак не могли понять, на что понадобилась ему ваша квитанция с точным обозначением времени. Теперь вы поймете, что ему необходимо было письменное удостоверение постороннего человека о своем прибытии в Америку, чтобы указать в Германии продолжительность перелета. Простая случайность, что именно вы оказались этим лицом.

Томми опять рассмеялся.

– Надеюсь, он не очень обиделся за то, что я его принял за беглеца из сумасшедшего дома!

– Неужели в Америке принято все то, что непонятно, связывать непременно с сумасшедшим домом и психиатрами?

– Дело не столько в нас, сколько в грандиозности вашего предприятия, сэр, – заметил Томми. – Но будьте добры, продолжайте рассказ. Какая сверхъестественная сила перебросила Ганса Гардта на девять тысяч километров за такой срок, не превратив его в кисель?

– Эта сверхъестественная сила называется спиртом. Да, сэр, – прибавил он быстро, заметив недоверчивое выражение на лице Томми. – К сожалению, я сейчас ничего больше не могу прибавить; для первого раза хватит. Не сомневаюсь, что тираж вашей газеты удвоится, как только появится в ней статья о полете Ганса Гардта.

– Жаль, что вы не можете мне сказать, какую роль при этом играл спирт; это было бы особенно интересно в Америке. Боюсь, что мне никто не поверит, и доброе имя Томми Бигхеда пострадает напрасно.

– Вам должны будут поверить, сэр. У вас в руках вещественное доказательство. Разве вы не обратили внимания на газету, в которой была завернута бутылка мюнхенского пива?

– Совершенно верно, сегодняшний номер мюнхенской газеты все подтверждает. Вы правы, сэр. Никто не посмеет усомниться в этом факте.

– Очень рад, что вы обратили внимание на газету. Племянник не мог указать вам на это обстоятельство, иначе вы бросились бы за ним, а этого он хотел избежать, во что бы то ни стало. Никто, кроме некоторых посвященных, не должен был видеть машину.

Томми промолчал о том, что он, хотя мельком, но все же заметил машину.

– Каким образом такое предприятие могло быть подготовлено и осуществлено в строжайшем секрете от всего мира?

– Очень просто: те, кто знали, не болтали о нем, – сказал доктор, улыбаясь.

– В Америке это было бы совершенно невозможно, – чистосердечно признался Томми. – Но почему же я удостоился чести получить от нас так много сведений о предприятии? Ведь вы даже не взяли от меня никаких обещаний молчать...

– Можете говорить и писать, сколько вашей душе угодно. Первый опыт моего племянника блестяще удался; он оставил теперь Америку, и нет оснований продолжать секретничать. Наоборот! Мы теперь заинтересованы в том, чтобы успех моего племянника стал известен всему миру. Нам необходимо собрать крупные средства для достройки новой, более совершенной машины. Предприятие, которым племянник мой намеревается теперь заняться, потребует сотен тысяч марок, а те средства, которые находились до сих пор в нашем распоряжении, почти исчерпаны.

Томми задумался. По-видимому, у него возникла блестящая идея и, словно наэлектризованный, он наклонился к собеседнику:

– Вам нужны деньги, мистер Гардт?

Тот утвердительно качнул головой.

– Сколько?

– Минимум миллион марок.

– Я достану вам двести тысяч долларов, – сказал Томми решительно.

– У кого?

– В тресте, которому принадлежит «Вечерняя почта Мичигана». Вы получите деньги, распоряжайтесь ими, как вам угодно; никаких отчетов от вас не потребуют.

– Но ведь какие-либо условия будут при этом выставлены? Никто ведь не дарит миллиона, а всего менее американцы.

– Само собой, мистер Гардт, но наши условия не будут вам в тягость.

– А именно? – спросил Гардт, видимо заинтересовавшийся предложением Томми.

– Вы продолжаете сохранять ваше предприятие в том же секрете, как и раньше. Вы не будете сообщать газетам никаких сведений, не дадите никому никаких интервью. Немедленно протелеграфируйте племяннику в Германию, чтобы он молчал до тех пор, пока вы не поговорите с ним сами. Я полагаю, что до получения вашей телеграммы в газеты ничего не проникнет.

– И все? За это вы дадите такую огромную сумму?

– Нет, сэр, еще одна мелочь, – Томми многозначительно подмигнул. – Ваш племянник будет работать в полнейшем секрете, и однако, газеты всего мира будут писать о его деле. Откуда они будут черпать свои информации? Из единственного источника, от единственного корреспондента, уполномоченного самим Гардтом, и этим корреспондентом будет Томми Бигхед, – продолжал Томми торжественно. – А он уж заставит всех оплачивать свои отчеты так, что вернет все свои деньги, да еще и с процентами. Идет?

– Ваше предложение кажется мне приемлемым, мистер Бигхед, – сказал он задумчиво. – Но я не могу ничего решить без согласия моего племянника.

– Ладно, тогда отложите свой отъезд до завтра и пошлите сейчас радиотелеграмму племяннику. Я отправлю ее как газетную телеграмму, это ускорит дело. Через пять часов вы получите ответ. А я пока поговорю со своим шефом, мистером Тиллером, чтобы он гарантировал вам эту сумму. Если Ганс Гардт примет предложение, мы завтра едем в Германию вместе. Олл райт?

Доктор Гардт был ошарашен той быстротой, с которой действовал этот американец. Но предложение привлекало его, и он дал свое согласие.

– Еще одно, мистер Гардт, – сказал Томми, вставая и прощаясь. – Не посвятите ли вы меня пока в цели и задачи ближайшего предприятия вашего племянника? Полет в Австралию?

– Дальше, сэр, гораздо дальше...

– А, понимаю, – воскликнул живо Томми. – Полет вокруг земного шара? Великолепная затея!

Гардт покачал головой и улыбнулся:

– Дальше, еще дальше, – повторил он.

– Еще дальше? – изумился Томми. – Дальше как будто некуда.

Немец подошел близко к репортеру, так близко, что чуть не прикоснулся к нему и посмотрел серьезно ему в глаза.

– Вы первый чужой человек, мистер Бигхед, который узнает это. Прыжок через океан был лишь опытом, маленькой предварительной пробой, такой же жалкой пробой, как тот прыжок, которым братья Райт, тридцать лет назад, начали свои полеты.

– А истинная цель? – спросил Томми.

– Полет во вселенную. Ганс Гардт желает быть первым человеком, который покинет земной шар!

В тот самый момент, когда Томми Бигхед, нагруженный сенсационными новостями, катил в ранний полуденный час в редакцию, по другую сторону Атлантического океана уже смеркалось; серые сумерки медленно надвигались на широкую волнующуюся поверхность Боденского озера.

Высокие горные вершины на юге пылали в последних лучах заходящего солнца. Лучи кое-где еще боролись с тенями свинцово-серого неба, а Венера, яркая вечерняя звезда, уже сияла над лесистыми холмами западного берега озера. Ветер, волновавший днем водную поверхность, теперь затих; последние замирающие волны тихо катились к берегу.