В сказках, которые рассказывал аферист Дрейку, немалое место отводилось, разумеется, подробностям о деятельности тайного комитета, имена членов которого и его руководителя «генерала К», естественно, Меэ отказался назвать якобы из соображений безопасности. Описывая Дрейку главу заговора, с которым по предложению Меэ английский дипломат даже вступил в переписку, шпион рассказывал, что «генерал К» был молодым человеком, наделенным большими талантами и честолюбием, которого Наполеон хотел бы привлечь на свою сторону. В своей книге Меэ не раз иронически напоминал, что «генерал К» — мифическое лицо, как и все члены его вымышленного комитета.
Но прошло десять лет. После падения Наполеона к власти вернулись Бурбоны, за которыми Меэ шпионил по поручению императорской разведки. Можно было ожидать самого худшего. Но прожженный авантюрист и здесь не растерялся. Он заявлял, что ездил в Лондон с искренним намерением создать союз роялистов и республиканцев на основе признания «принципов 1789 г.», то есть конституционной монархии. План этот не удался из-за помех, чинившихся некоторыми второстепенными роялистскими агентами. Что же касается его нашумевшей книги, то он, Меэ, не имеет никакого отношения к сей фальшивке, сфабрикованной наполеоновской полицией. Все это было без тени смущения поведано в его новом опусе «Заметки о процессе с разъяснениями относительно различных политических событий и с оправдательными документами». Используя путаные оправдания бывшего полицейского провокатора, Нодье в «Истории…» уверял, что Меэ представил Дрейку данные о действительно существовавшем тайном союзе филадельфов и его руководителе Уде, который упоминается под псевдонимом «генерал К» (полковник имел патент на чин бригадного генерала и фигурировал как генерал в офицерских кругах). По словам Нодье, полковник Уде вовлек Меэ в тайный союз, но не сообщил ему состав и реальные планы организации, что и помешало наполеоновской полиции арестовать заговорщиков. Меэ не знал намерений Уде и поэтому кормил Дрейка баснями о подготовке вооруженных выступлений в Бургундии, Франш-Конте и других областях Франции. Но филадельфы действительно готовили восстание, в том числе и в районах, которые упоминал Меэ в донесениях Дрейку. Они завязали связи с другими тайными союзами внутри Франции и в разных частях Европы, подвластных Наполеону (в Италии, Германии и Швейцарии), хотели организовать покушение на императора, которое предполагалось осуществить во время его поездки в Италию. После гибели Уде руководителем филадельфов стал генерал Мале, пытавшийся организовать переворот в Париже в октябре 1812 года. К этому времени численность союза резко сократилась, многие его члены пали на полях сражений.
Существование филадельфов как многотысячной тайной организации и большая часть того, что известно об их деятельности, известно только из книги Нодье, который сам признавался позднее в мистификации. Но не было ли мистификацией само это признание? Многие влиятельные французские исследователи, вроде известного историка масонства П. Шевалье, по-прежнему считают эту организацию плодом воображения знаменитого писателя-романтика. Но новейшие архивные находки выявили, что сравнительно немногочисленный тайный союз или, вернее, союзы, носившие название «Филадельфы», действительно существовали во Франции в годы империи Наполеона, к одному из них имел отношение Шарль Нодье. Наполеоновская полиция знала об их существовании, но не принимала против них никаких мер. Остается только гадать, было ли это следствием того, что она не считала их опасными для режима или результатом двойной и тройной игры министра полиции Жозефа Фуше. Не подлежит лишь сомнению, что в основе истории филадельфов как многотысячной организации лежат две фальшивки, одна из которых появилась в форме разоблачений заговора «французских якобинцев и английских министров» и последующих оправданий полицейского шпиона и авантюриста Меэ, а другая — в тесно связанной с этими сочинениями мистификации Шарля Нодье.
В 1808 г. во Франции были опубликованы подложные мемуары мадам де Помпадур в пяти томах (почти за полстолетие до этого, в 1766 г., уже были изданы двухтомные, тоже фальшивые воспоминания этой всесильной фаворитки Людовика XV). В первой половине века увидели свет подложные мемуары Людовика XVIII в 12 томах, частично подложные мемуары министров Наполеона Талейрана и Фуше, личного секретаря императора Бурьенна, герцогини Беррийской, последней любовницы Людовика XV мадам Дюбарри и жившей на два века раньше Габриэль д'Эсте, возлюбленной Генриха IV, дневник камердинера Людовика XVI Клери, находившегося при своем господине во время заключения в Тампле, и многие другие.
…В начале 1845 г. к директору парижского театра «Одеон» Леру явился молодой человек, отрекомендовавшийся доверенным лицом адвоката Геро Лагранжа, прямого потомка Шарля Лагранжа, казначея труппы и друга великого Мольера. Геро Лагранж, проживавший в городе Руане в доме своего предка, разбирая недавно старинные фамильные бумаги, обнаружил считавшийся утерянным мольеровский фарс «Влюбленный доктор», который почти два века назад был показан на сцене королевского дворца Лувр. Хотя эта комедия вызвала восторг зрителей, рукопись, как предполагали, была уничтожена самим Мольером, критически относившимся к своим ранним творениям. Находка Геро Лагранжа вызвала сенсацию. Разумеется, пьеса была принята к постановке в «Одеоне». 1 марта состоялась премьера. Она и последующие представления давали полные сборы. Проведенный графологический анализ подтвердил подлинность рукописи. В числе немногих, выразивших сомнение в подлинности, был писатель Теофиль Готье, но его голос был заглушен восторженным хором других литераторов и историков. Все это продолжалась, пока Эрнест де Калонн — такова была фамилия молодого человека, принесшего рукопись директору «Одеона» — не объявил во всеуслышание, что он является автором пьесы, идущей под именем Мольера, и что никакого Геро Лагранжа не существовало в природе. Репортеры кинулись в Руан и не обнаружили там ни дома Шарля Лагранжа, ни адвоката Геро Лагранжа. Подделать комедию Мольера Калонн решил в отместку за то, что «Одеон» пренебрежительно отверг две его пьесы, подписанные собственным именем, а рукопись «Влюбленного доктора» ему помог сфабриковать знакомый палеограф. Калонн не стал профессиональным драматургом. Правда, несколько его пьес были поставлены на сцене, но ни одной из них не выпало особого успеха. Как и в других случаях, талантливый имитатор оказался посредственным драматургом.
Большая часть подделок, о которых идет речь, являлись своеобразным отражением особенностей не только политической борьбы, но и воцарившейся атмосферы мистификационного бума. О его масштабах позволяет судить хотя бы такой пример. По подсчетам исследователей во Франции между 1822 и 1835 годами было продано более 12000 рукописей, писем и других автографов знаменитых людей, в 1836–1840 годы было выставлено для продажи на аукционе 11000, в 1841–1845 — примерно 15000, в 1846–1859 — 32000. Некоторая толика из них была уворована из государственных и частных библиотек и коллекций, но основная масса являлась подделками. Повышение спроса рождало увеличение предложения, причем производство подлогов опережало в это время улучшение методов их выявления. Успехи естественных наук, особенно химии, позволявшие, в частности, определять возраст рассматриваемого документа, новые пока еще не совершенные способы разоблачения мистификаций использовались скорее в виде исключения.
Серединные десятилетия века были временем массовой фабрикации личных писем писателей и художников. Подделывать письма оказывалось легче, чем стихи, поэмы и романы. Для успешной подделки литературного произведения, имитации стиля автора, его манеры письма, его видения мира требовался если не талант, подобный таланту автора, то все же специфические способности к имитации и, хотя и не всегда, определенное литературное дарование. Нет необходимости перечислять эти подлоги, тем более что их авторы обычно не преследовали цель внесения значительных изменений в историю литературы или биографии подделываемых писателей, а лишь фабриковали годные для продажи подложные автографы. Нельзя не упомянуть в этой связи майора Джорджа Байрона, выдававшего себя за сына гениального английского поэта, на которого он внешне походил. Проживая в Англии, а потом в США, он подделал массу документов и писем не только Байрона, но и Шелли, Китса. Его фальшивки отличались высоким качеством подделки бумаги, чернил, почтовых штемпелей. Если сильной стороной его рукоделия была внешняя сторона, то слабой оказалось содержание некоторых из подделанных рукописей знаменитых поэтов (в частности, Шелли), кусками списанных из опубликованных материалов, что и способствовало разоблачению фальсификатора.
