— Милости просим! Будем рады его видеть.

Вот это да! Только исключительные обстоятельства могли заставить генерала самолично явиться ко мне на квартиру. Я просто ума не мог приложить, чему обязан такой честью. Я знал, что Халиль поджидал меня с нетерпением, и не стал задерживаться у Семы.

— Звонили от генерала, — сказал я ему, вернувшись. — Сегодня в полседьмого он сам пожалует к нам!

— Генерал Хаккы? Самолично?

— Вот именно.

— Значит, что-то случилось.

— Я тоже так думаю.

— Ладно, посмотрим, что он скажет. Осталось не так уж долго ждать. Надо успеть прибраться в квартире. Кофе у нас есть. В крайнем случае можно приготовить ему оралет[76]. Он ведь приедет как раз к ужину. Если задержится, скажем, что собирались выйти куда-нибудь перекусить, и предложим отужинать вместе с нами. Он наверняка откажется. Но если вдруг согласится, то, будь уверен, поведет нас в один из лучших ресторанов и угостит за свой счет.

— И не рассчитывай. Дядя становится все прижимистей и прижимистей. Не так давно он купил новую квартиру в двести квадратных метров рядом с ботаническим садом. Теперь расплачивается в рассрочку. Едва ли он поведет нас ужинать. Если же согласится покушать вместе с нами, то расплачиваться придется нам самим.

— Тогда скажем, что собирались ужинать дома…

Звякнул электрический звонок. Это вернулся с занятий Наджи. Вскоре пришел и Мурат. А тут как раз почтальон принес телеграмму из Тосйи от Экрема: он сообщал, что завтра приедет.

Мы все умылись, переоделись. Наджи сел за стол доделывать какое-то задание, а мы стали наводить порядок в квартире. Стряхнули пыль с кресел, вытерли столики. Ровно без двадцати семь явился генерал. Он был как никогда сух и натянут. Обычно при встрече он меня обнимал, целовал, а сейчас ограничился холодным рукопожатием. Даже в глаза не посмотрел. Ребятам он тоже весьма холодно кивнул.

«Ну что, что могло случиться?» — ломал я голову. Я предложил дяде кресло, а сам устроился в другом напротив него. Хорошо, что у Мурата оказалась пачка «Мальтепе», он ее открыл и предложил генералу закурить. Халиль принес пепельницу.

— Как поживаете, господин генерал? — спросили мы. — Надеемся, у вас все в порядке.

— В порядке, — коротко отозвался он. — А как поживаете вы?

— Спасибо, хорошо. Вот получили нынче несколько ударов дубинкой.

— От кого?

— От полицейских. Ворвались в университет, стали дубасить всех налево-направо, и парней, и девушек. Троих ранили. Насилу нам удалось вырваться из этого побоища.

— А вы случайно не стреляли в полицию? — спросил генерал. — У вас не было при себе оружия?

Наджи засмеялся:

— Откуда бы ему взяться?

— Однако мы за себя не ручаемся, — сказал Мурат тоже с улыбочкой. — Если так будет продолжаться, наверняка обзаведемся оружием.

— Вы что, не соображаете, куда вас может завести по этой кривой дорожке?!

— Наш декан в своем выступлении сказал то же самое.

— И наверно, он вас немного подуськивает?

Мы с недоумением взглянули на генерала.

— Не-е-ет, наш декан не подуськивает нас! Студенты любят его.

Генерал затянулся сигаретой, некоторое время молчал. Мы тоже молчали. Ни мы, ни он не решались начать разговор об истинной причине его визита. Наверно, мне первому следовало спросить его, имел ли он беседу с Сабахаттином и чем это кончилось.

— Да, дядя Хаккы, — начал я, — как только ваш адъютант позвонил нам, я решил спуститься в квартиру полковника Сабахаттина и испросить у него позволения принять вас.

— Нам без его позволения шагу нельзя ступить, — язвительно добавил Наджи.

Генерал погасил окурок и, постукивая пальцем с перстнем о подлокотник кресла, спросил:

— Ну, так чем закончились ваши дела? Вы уже близки к завершению?

— О чем вы, дядя?

— Веревки достали?

Мы переглянулись.

— О чем вы, господин генерал?

— Веревки, спрашиваю, достали? И черную повязку на глаза?

— Ни-че-го не понимаем!

— А пистолеты? Подыскали ли место для убежища?

Мы недоумевали — о чем он говорит? Как он мог узнать о нашем вчерашнем разговоре? Неужели кто-то из нас оказался предателем, продажной шкурой? У моих товарищей лица сделались мрачней тучи, в каждом из нас пустило росток крохотное семя подозрения, и этот росток быстро набирал силу. Ну-ка, что еще скажет генерал?

— На какой день вы назначили похищение Харпера?

— Никак не возьмем в толк, о чем вы толкуете, господин генерал, — первым нарушил молчание Мурат. — Может быть, полковник из службы безопасности сообщил вам ложные сведения о нас?

Генерал бросил на Мурата взгляд из-под нахмуренных бровей.

— У нас есть собственные средства, чтобы узнать истину, — ответил он. — И только собрав все сведения, мы делаем свои выводы, Мурат-бей. Если я задаю вопросы, значит, у меня есть веские основания.

— Но ведь ничего такого нет!

Генерал раздраженно хлопнул ладонью по подлокотнику:

— А я говорю: есть! Если б у меня не было оснований, я бы не задавал вопросов.

— Куда ни ткнись, всюду доносчики и провокаторы.

— Кто подстрекал вас к похищению Харпера?

— Никто! И вообще — ничего такого не было.

— Чего не было — подстрекательства? Или, может, не было разработанного плана похищения?

— Ни того, ни другого, — ответили мы в один голос.

— Слушайте меня внимательно. Вам лучше сразу признаться во всем. Увиливать бесполезно. Вы разработали план похищения, точней, вбили себе в голову абсолютно нереальную идею. И это правда! Назовите его имя.

Мы почувствовали себя, словно дичь в ловушке. Надо найти какой-нибудь достойный выход из этой нелегкой ситуации, но как?

— Нам некого назвать. Можете обращаться к тому, кто нас оклеветал. Сейчас многие возводят напраслину на нас, студентов, и на рабочих, и вообще на всех, кто недоволен создавшимся в стране положением.

— Не о том речь. Но факт остается фактом — есть и американский империализм, есть и подстрекатели к бунту. Единственное, что я хочу узнать, — имя подстрекателя. Вам нет смысла отпираться, и обвинения в ваш адрес нельзя назвать необоснованными. Разве вы вчера вечером не разрабатывали план похищения Харпера? Разве не составили список необходимых вещей — веревки, повязка, пистолеты и прочее? Вы уже приобрели что-нибудь из этого списка? На какой срок назначили похищение? Вот о чем я вас спрашиваю.

На какое-то мгновение у меня мелькнула мысль, не одобряет ли дядя наш план, не собирается ли содействовать ему. Может быть, он ищет подхода к нам? Но я тут же отверг эту вздорную мысль. Если б он действительно хотел этого, то ему не было нужды прибегать к помощи тайных осведомителей.

— Тургут, ты неоднократно повторял, что ни ты, ни твои друзья не имеют ничего общего с террористами и анархистами. Так ли это на самом деле?

— Да, так. Потому что ни терроризм, ни анархизм не помогают в достижении революционных целей.

— Ты хочешь сказать, в достижении позитивных целей?

— Да.

— Что ж ты имел в виду, отрицая вашу принадлежность к терроризму и анархизму?

Я не нашелся, что ответить, мне на выручку пришел Наджи.

— Генерал, это вопрос дискуссионный.

— Вы полагаете, что похищение Харпера — не террористический и не анархический акт?

— Все зависит от побудительных мотивов, — тихо ответил я.

— По телефону ты мне сказал, что вы — противники террора и анархии. Я тебе поверил и вызвал полковника Сабахаттина, велел ему оставить вас в покое. И что же? Он выложил передо мной магнитофонные записи: «Прослушайте, мой генерал, и дозвольте передать их в полицию». Ну как?

Вот оно что! Попробуй теперь отвертеться. Попались, что называется, с поличным. Теперь каждый наш вздох будет ему известен. Оказывается, в собственной квартире слова произнести нельзя. Им известно каждое обстоятельство нашей личной жизни, вплоть до связей с женщинами. Полковник наверняка в курсе моих отношений с Семой-ханым и отношений Мурата с супругой коммерсанта Нежата. У меня мурашки побежали по коже. Наши сыщики и этому научились у американцев?! А где же тогда человечность, где гуманность? Отныне, если нам захочется поговорить о чем-нибудь друг с другом, придется выходить на улицу? Больше ни слова в квартире! Не желаю я, чтобы меня подслушивали!