— Атилла-бей знает вас?

— Нет. И мы его тоже не знаем. Но вали, его заместитель и супруга нашего премьера Назмийе-ханым знают Атиллу-бея.

— Ладно. Здесь имеется специальная комната для свиданий, идите туда. Атилла-бей, как только освободится от приема больных, спустится к вам. Мы известим его. Но он еще не скоро может освободиться.

— Ничего, подождем. Только б он не уехал сразу домой.

В комнате, где нам пришлось ждать Атиллу-бея, на стенах висели разные картинки, в том числе и голые женщины. На некоторых изображались гнойники и нарывы, на одной лицо девушки с высунутым языком, еще была картинка, где изображался ребенок с опухшей селезенкой. А еще на одной был нарисован какой-то плод вроде персика, изъеденный червями. За окнами слышался уличный шум. Мимо госпиталя проносились такси, минибусы, грузовики. Здесь было прохладно, как в горной пещере.

Долго нам пришлось ждать, пока наконец на пороге комнаты появился человек в очках.

— Я доктор Атилла. Кто ждет меня?

— Мы, — отозвался дед. — Присаживайся, Атилла-бей, у нас к тебе долгий разговор. Мы пришли с просьбой.

— О чем же вы хотите просить меня?

— О куропатке. У этого мальчика, моего внука, отняли куропатку.

— Простите, но какое отношение имею я к вашей куропатке?

— Сейчас объясню. Дело в том…

— Постойте, кто вас направил ко мне?

— Не задавай вопросов, на которые мы не можем ответить. Тот, кто направил нас к тебе, просил не называть своего имени. Мы побывали и у Назмийе-ханым, просили ее поговорить с тобой о нашем деле, но, честно говоря, нет у нас уверенности, что она поговорит. Вот почему пришли сами.

Трудно было разобраться, сердится ли Атилла-бей, нет ли. Он покачал головой, сел на стул рядом с нами и сложил руки на коленях.

— Итак, я слушаю. Рассказывайте.

И вновь пришлось деду рассказывать обо всем, что с нами приключилось, не упуская ни одной подробности. Он даже назвал номер дома и квартиры, где живет Харпыр-бей, сказал, что супругу американца зовут Бетти. А закончил рассказ такими словами:

— Говорят, будто в нашей стране блюдут законность. Так ли на самом деле? Есть у нас каймакамы и вали, которые обязаны блюсти законы. Но ведь получается, что все это — пустые слова. Куда только мы ни обращались с нашим делом, нигде поддержку найти не можем. Не можем вернуть себе то, что нам принадлежит по праву. Случается, несколько бедных крестьян распашут и засеют землю, принадлежащую какому-нибудь бею. Уж такой трам-тарарам поднимается! Тут-то все и припоминают о законах, о священном праве на собственность. А когда у тринадцатилетнего ребенка отнимают куропатку, никто и глазом не моргнет. Просим тебя, разберись.

Атилла-бей с тяжелым вздохом отвернулся и надолго притих. Я видел, как за стеклами очков часто-часто дергаются его веки.

— Мой отец — президент, и люди думают, будто я тоже наделен властью. Но ведь это не так! Я работаю обыкновенным врачом. И моя жена врач. Мы собственным трудом зарабатываем себе на жизнь. Зачем же люди обременяют меня различными просьбами? У меня нет времени заниматься всеми этими делами. У одних земельные споры, у других — имущественные, у третьих — дела частных фирм, фабрик, заводов… Мне пишут, донимают телефонными звонками. Сильна в народе привычка считать, что члены семей политических деятелей причастны к управлению государством. Моей матери тоже докучают разными просьбами. Однако ваше дело несколько иного рода. Ни вали, ни каймакам не могут его решить. Куропатку американцу отдал отец этого мальчика, так? Давайте рассмотрим вопрос не с законной точки зрения, а просто с человеческой. Я учился в Америке, хорошо знаю американцев. Чудной народ, скажу я вам. Стоит им выехать за границу, как сразу начинают вести себя совсем не так, как дома. Становятся самоуверенными, развязными, нахальными. Есть в этом отчасти и наша вина — сами же и потворствуем им. Вот твой сын, старик, самолично взял и отвез Харперу куропатку. По твоим словам, куропатка совершенно замечательная. Так мог ли американец устоять от соблазна и не принять ее в подарок? Любой на его месте повел бы себя точно так же… У американцев в руках доллары — самая стабильная в мире валюта. Так вот, случается, некоторые девушки с готовностью отдаются им за доллары, а потом начинаются разговоры: где, мол, законность, где справедливость? Виноваты ли в таких делах американцы? На мой взгляд, не виноваты. Вот и твой сын собственными руками отдал куропатку. Виноват ли Харпер-бей?

— Две недели продержал он ее у себя. Пусть теперь возвращает. Ведь просили же его, умоляли. Так нет, укатил в своей машине и увез птицу.

— Куропатка, говоришь, замечательная? Честно говоря, я сам, наверно, не захотел бы такой подарок возвращать. И мой отец — большой ценитель куропаток. Доведись ему увидеть такую редкостную куропатку, и он, может, захотел бы ее купить. У каждого из нас свои слабости, свои пристрастия. Так люди устроены… Вам следовало беречь свое сокровище. А сейчас поздно сокрушаться. После драки кулаками не машут… — Атилла-бей достал из кармана какой-то листок и начал писать. — Однако я сделаю себе заметку на память, — сказал он. — Значит, так: авиационный инженер Харпер из Туслога, жену зовут Бетти, проживает: Йешильсеки, квартира номер десять, привратника в его доме зовут Али. Пока достаточно. Будет возможность — займусь этим делом. А сейчас, с вашего разрешения…

Он встал, потирая руки, и вышел. Тотчас появились служители и выпроводили нас на улицу.

Стоя перед госпиталем, мы в растерянности озирались по сторонам: куда идти, что делать? Не оставалось нам ничего иного, как возвращаться в постоялый дом. Поживем — увидим. Аллах милостив, подскажет нам дальнейший путь.

И снова предоставили мы наше дело на волю Аллаха.

А дальше рассказывает Сейит.

Значит, так: анкету я заполнил, вернулся в деревню и стал ждать ответа. Одно из двух, думал я: либо Харпыр-бей письмецо мне отпишет, либо сам заявится на охоту, заодно и ко мне наведается. Пренепременно заглянет, хоть на десять минуточек. Разве что испугается, что наши опять на него нападут. Ну и сраму я натерпелся! Стыдно ему в глаза взглянуть. Впрочем, он человек разумный, понимает, что к чему, одно слово — инженер. Неужели не поймет, что каждый только за самого себя в ответе?..

А в Сулакче я и впрямь видел наших. Вот уже несколько дней прошло, а они все не возвращаются. Забыли дорогу домой, что ли?

Честно говоря, я не слишком переживаю. В конце концов поймут отец с Яшаром, на чьей стороне правда. Получу вот работу, тогда посмотрим, кто из нас по-настоящему благородный, а кто — бессердечный. Я ведь не о себе одном хлопочу, не за себя одного болею душой. Никому из нас нет больше смысла оставаться здесь, в деревне, и гнить заживо. Не я один в город тянусь. Народ туда валом валит. Есть в этом, значит, какой-то резон. Выгода? А кто не гонится за выгодой? И почему именно я должен оставаться здесь? Чем плохо жить в Анкаре и работать у американцев? Не беда, что не удалось в Германию уехать. Бог даст, и здесь своего добьюсь. Тогда они убедятся, кто прав. Эх, только б с полицейской проверкой прошло все гладко. Карами говорит, это самое обычное дело. Одного спросят, другого, запишут с их слов, подошьют записи в личное дело, а там, глядишь, и милости просим на работу. Не я один такой, всех, оказывается, проверяют. А как только начну жалованье помесячно получать, вот тут-то отец и увидит, каков у него сын. Пожалеет еще, что из-за какой-то негодящей куропатки всю душу мне выел. Кто еще, как не я, обогреет его последние денечки? Что ж я, злыдень какой? Сердце мне говорит, что я прав, что на верном пути стою. А когда сердце что-то говорит, это и есть совесть. Моя совесть чиста перед отцом и перед сыном.

Да, совесть меня не мучит, и потому я спокойно сплю по ночам, а когда надобно по дому что-нибудь сделать, я делаю. Ну, а когда дел никаких нет, спокойно гуляю по берегу реки. Терпения мне не занимать. Жду весточки от американского охотника.