Когда гости пришли, яичница была уже готова. Они не переставая стонали. Ближе к ночи у них, наверно, обострились боли, они просто не могли ступить на пятки…
— Пускай сначала разуются и сделают ванночку с подсоленной водой, — предложил Наджи.
— А не лучше ли сперва накормить их, пока яичница не остыла, — возразил я.
Мы усадили гостей, поставили перед каждым тарелку с едой, принесли воду и все прочее. За столом нам пришло в голову, что следовало б позвонить в гостиницу и предупредить, что они в эту ночь заночуют у нас. Как только мы поели, я приготовил теплую воду с солью, принес пластмассовый таз. Старик с внуком сняли свою резиновую обувь, носки. Какая бедность! Какое долготерпение у наших крестьян! С какой кротостью переносят они все тяготы нищеты! Разве кто-нибудь из нас мог бы круглый год ходить в такой вот резиновой обуви? А в Анатолии и Фракии почти все население сельских местностей носит именно такую обувь. Из-за этого там чуть ли не все поголовно страдают ревматизмом.
Пока старик с мальчиком парили ноги, я позвонил в двадцатую квартиру. Сема-ханым долго не открывала дверь, наконец появилась на пороге. У нее прямо на голое тело был накинут легкий халат. Может, у нее кто-то был? Ничего удивительного — слишком долго я отсутствовал.
— Ах, Тургут-бей! Каким ветром?
— Простите за беспокойство, мне необходимо позвонить по телефону. Вы не позволите? — спросил я как можно суше — это на тот случай, если она в квартире не одна. — У нас, видите ли, гости, и мне нужно позвонить по их делу.
— Пожалуйста, прошу вас.
— Нет ли у вас телефонного справочника?
— Вот он.
Пока я искал нужный номер телефона, Сема-ханым взяла сигарету, закурила и расположилась на диване. При этом она закинула ногу за ногу, а свободной рукой поглаживала себя по плечу, шее. Кожа у нее белая, нежная. Этой женщине с виду нет еще сорока. Я листал телефонный справочник, а сам торопливо перебирал в памяти советы отца относительно женщин. Отец у меня — человек широких взглядов. Мы с ним очень дружны. Большинство моих приятелей, особенно горожане, сыновья чиновников-бюрократов, постоянно жалуются на сложность своих отношений с отцами. У нас же с отцом полное взаимопонимание.
Наконец я отыскал нужный мне номер.
— Алло, могу я поговорить с Мехмедом-эфенди?
— Я вас слушаю.
Я сказал ему, что сегодня Эльван-чавуш и его внук Яшар заночуют у нас, что они очень слабы и что при необходимости он может сдать их номер на эту ночь кому-нибудь другому. Мехмед-эфенди попытался что-то возразить, но я не стал его слушать и положил трубку.
У двери Сема-ханым взяла меня за руку.
— Почему ты за все лето ни разу не приехал хотя бы на пару дней? Мне было с тобой приятно, а ты, нехороший мальчик, только раздразнил меня и сразу же пропал бесследно, — горячо зашептала она.
Я заглянул ей в глаза — не притворяется ли? Не говорит ли в ней только похотливое желание? Хочет ли она не только получить удовольствие, но и дарить его? Однако, признаюсь, ее слова тешили мое самолюбие. Она пылко сжимала мою руку.
— Я приду к тебе.
— Когда?
— Когда ты захочешь.
— Тогда прямо сейчас.
— Ты готова?
Вместо ответа она притянула меня к себе, мы обнялись. Она была совсем без макияжа, и мне было приятно целовать ее. Она легонько прикусила мое ухо, и я совсем было сдался, однако нашел в себе силы отстраниться.
— Я не могу сейчас, у нас гости. Давай немного попозже, после одиннадцати. Это не слишком поздно для тебя?
Она бросила взгляд на часы и разочарованно произнесла:
— Но ведь сейчас нет еще десяти!
Открывая дверь, я подумал, что Сема-ханым вполне соответствовала требованиям, предъявляемым к женщинам моим отцом. Возраст в данном случае не играл решающей роли. Главное, учил меня отец, — взаимное влечение.
На лестничной площадке я с удивлением обнаружил перед нашей дверью управляющего домом Хасана-бея. Он только что нажал на кнопку звонка и ждал, пока ему откроют. Интересно, зачем он пожаловал? Увидев меня, он любезно раскланялся.
— О, Тургут-бей! А я как раз к вам.
Хасан-бей занимает квартиру на втором этаже, и мне казалось всегда, что он не из кичливых и заносчивых.
— Чем обязан, Хасан-бей? Рад видеть вас.
Этот человек работает ассистентом на одной из кафедр сельскохозяйственного факультета, на отделении зоотехники. Он получил образование в Швеции, оттуда привез вместе с дипломом автомобиль «вольво». Машину он сразу же продал и на эти деньги приобрел себе квартиру в нашем доме, частично расплатившись наличными, а частично — в кредит. Обязанности управляющего он исполняет с удовольствием, следит за порядком в квартирах так рьяно, как будто дом принадлежит ему. Он добился, чтобы все мусорные контейнеры были покрашены масляной краской и закрыты плотно пригнанными крышками. Весной этого года привел в порядок прилегающий к дому сад.
Наджи открыл дверь.
— Хасан-бей! Проходите, пожалуйста.
Мы предложили управляющему кресло, он сел. Эльван-чавуш и Яшар сидели против него на тахте. Оба держали ноги в соленой воде.
— Как поживаете, Хасан-бей?
— Спасибо, хорошо. — Он понизил голос: — Если б только некоторые жильцы не дергали меня по каждому поводу! Я имею в виду Сабахаттина-бея из двенадцатой квартиры. Он узнал, что вы пригласили к себе этого старика с внуком, вызвал меня и потребовал, чтоб я пошел к вам и настоял на том, чтобы вы выпроводили их. Как только я не отнекивался, как не убеждал, что это ваша квартира и вы вправе приглашать к себе любого, кого вздумаете! Он меня и слушать не желал. «В нашем доме не должно быть места для бездомных собак!» — говорил он. И еще много чего говорил, я и повторить не решаюсь… Давайте перейдем в другую комнату.
Мы так и сделали, а Наджи остался с гостями.
— Ей-богу, места себе не нахожу! — признался Хасан-бей. — Я не делю людей на «наших» и «ваших». Это противоречит моим принципам — не зря же я учился в Стокгольме. Да, я ветеринар по образованию, моя, так сказать, сфера — животные, но в первую очередь, полагаю, нужно дорожить людьми. Поэтому я отказал Сабахаттину-бею. «Не пойду», — сказал я. «Пойдешь и скажешь!» — требовал он. «Нет!» — «Да! Они анархисты!» — «Нет, Сабахаттин-бей, они не анархисты. Вы ошибаетесь, полковник». — «И ты еще смеешь перечить мне! Ты что, нарываешься на скандал? Здесь живут благонадежные семейства, и я не позволю анархистам свить гнездо в нашем доме!» Вы знаете, этот господин служит в Главном управлении безопасности. Надеюсь, вы меня понимаете и не осудите. Поверьте, я сгораю со стыда, что вынужден все это передать вам.
— Это все? — холодно спросил Халиль. — Чего же вам угодно от нас?
В прошлом году Халиля двое суток продержали под следствием, он проходил по какому-то уголовному делу.
— Вы должны выпроводить этих людей и никогда больше не пускать их к себе.
— Это приказ или просьба? А если приказ, то разве мы солдаты и обязаны беспрекословно подчиняться?
— Да, все мы солдаты своего отечества. Каждый турок от семи до семидесяти лет — солдат.
— Что будет, если мы не подчинимся требованию Сабахаттина-бея?
— Не представляю себе. Наверно, он позвонит в полицию, он знает, как воздействовать на них. И вам придется иметь дело с полицейскими. Формально вы, конечно, никаких законов не нарушили, но он ведь полковник безопасности, найдет способ, как вам попортить кровь.
— Мы не сторонники анархизма или терроризма. Из-за этого не стали жить в общежитии. Старика с внуком мы просто пожалели и поэтому пригласили к себе. Эту ночь они проведут в нашей квартире. Пожалуйста, передайте его превосходительству полковнику Сабахаттину-бею, чтобы он не совал свой нос в наши личные дела. И пусть не путает свои служебные обязанности со своим положением здесь. Муж моей тети — бригадный генерал в генштабе. Если я ему пожалуюсь, то полковнику быстро вправят мозги. Так и передайте ему. Мы разве нарушаем общественный покой — шумим, топаем ногами, учиняем беспорядок? И как ему только не стыдно! Передайте ему все, что я сказал, и пусть он больше не вмешивается.