Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Когда подъехало маршрутное такси, он забился в самый уголок, карточку, что ему дал депутат, сунул в карман шаровар. Он не очень-то верил в успех повторного ходатайства, однако попытаться надо, других надежд у него нет. Эта — единственная. Наконец он добрался до хана.

— Снова дал мне карточку, говорит, сходи еще раз, может уменьшат плату, а может, и вообще бесплатно операцию сделают. Ну что ж, схожу — хоть какая-то надежда.

Мустафенди снова опустил взгляд на торчащий из ботинка палец. Тут же отвернулся.

— Ступай немедленно, глядишь — и все утрясется. Глядишь — и скажут: «Вези дочь, положим, сделаем операцию». Ступай сейчас же…

Садуллах посмотрел наверх.

— Поднимусь, погляжу, как она там, бедная моя Джемиле. Плохо, видно, ей совсем. А уж про детишек, что в деревне остались, и подумать страшно.

— Скорее ступай бери ее…

Левой рукой Джемиле держалась за железную койку и голову положила на эту руку. А правой давила на темя. Видна была только половина бледного лица. Платок сбился. В ухе поблескивало колечко с бирюзой. Такие же камушки виднелись на концах ее двух кос. Она была вся в поту. Садуллах с треском закрыл за собой дверь, осторожно поднял голову Джемиле, посмотрел горестно-горестно. Ему было очень тяжко. Джемиле раздвинула зубы, словно собираясь что-то сказать. Губы сухие, потрескавшиеся. В углах губ засохла пена. Зубы как будто заржавели. Язык не шевелится. С трудом она выдавила из себя:

— Поедем, оте-е-ц, поедем домой в нашу деревню! Я очень соскучилась по моей Шерфе. Оте-е-ц! Я истосковалась по моей Шерфе! Поедем в деревню, я совсем сгораю, оте-е-ц. — Она снова опустила голову на руку.

— Родненькая моя! — сказал Садуллах. — Держись! — Я виделся с депутатом от Ичеля. Он дал мне еще одну карточку. Иншаллах, на этот раз все уладится! Будь умницей. Я схожу в больницу. Скоро вернусь. Нигде не буду задерживаться, сразу же вернусь. Принести тебе чаю? Скажи, принести тебе чаю? — Он положил руку ей на плечо, встряхнул слегка — Скажи, принести тебе чаю?

— Не хочу, не на-а-до, — чуть слышно вымолвила Джемиле.

— Ладно, возьму тогда лимонада!

Садуллах сбежал вниз.

— Где мне взять бутылку лимонада? — спросил он Мустафенди. — Где же взять?

— Сходи в кафе, если не найдется лимонада, дадут оралет — то же самое.

Рядом с ханом — две лавки, за ними, слева, кафе.

— Лимонад есть?

Официант улыбнулся:

— Оралет есть!

— Хорошо, давай оралет, а то у меня в хане дочь больная.

— В каком хане? — спросил официант.

— Поживее! В невшехирском хане.

Официант крикнул на кухню:

— Один оралет, теплый! — Потом повернулся к Садуллаху: — Иди, я сам принесу.

Немного спустя он принес оралет.

— Поставь, сынок, на стол, — кивнул Садуллах. — Скажи, сколько стоит, я заплачу; посуду потом заберешь.

Официант взял деньги, вышел.

Джемиле было все так же худо.

— Джемиле, дочка моя! — наклонился над ней Садуллах. — Привстань, родная. Поднимись, поднимись. Смотри, что я тебе принес. Это оралет. Смотри! Смотри же!

Джемиле не могла привстать.

Садуллах потянул ее за плечо:

— Смотри, смотри же, я принес оралет. — Одной рукой он приподнял голову Джемиле, другой поднес стакан: — Пей же, пей! — Коснулся стаканом губ Джемиле. — Смотри, тепленький-тепленький, кисленький, сладко-кислый.

Джемиле отвернулась. Глаза у нее закатились.

— Джемиле! Нет, ты посмотри, доченька! Держись крепче! На, выпей-ка. А я пойду сейчас в больницу Ходжаттепе, повидаю Эрдогана-бея. Депутат от Ичеля дал еще одну карточку, иншаллах, дела наши поправятся, моя хорошая.

— Поедем домой в деревню, оте-е-ец.

— Скоро, доченька! Скоро, скоро, мой верблюжонок! Ты выпей оралет, а я схожу в больницу. Иншаллах, на этот раз дело наше выгорит. Грех терять надежду, дочка моя, Джемо, Джемо моя родная.

Он просунул кромку стакана между ее губ, уперся в зубы. Влил ей с глоток оралета. Глаза у нее побелели. Джемиле слегка разомкнула зубы, пошевелила языком, облизала губы разок, другой, закрыла глаза, открыла, потом опять закрыла.

Отец все твердил:

— Кисленький! Сладко-кисленький! Тепленький! Ну, выпей же, Джемо моя!

Джемиле выпила глотка два-три. Отец поудобнее пристроил ее голову у себя на руке. Она выпила еще несколько глотков. Всего с половину стакана.

— Уф! — тяжело передохнул Садуллах. — Остаток ты уж сама допей, а я пойду в больницу, повидаю Эрдогана-бея, передам ему карточку депутата от Ичеля, так будет лучше, ты слышишь, девочка? Немножко, немножко потерпи еще, доченька! — Он дал ей выпить еще несколько глотков. — Вкусно, дочка? Сладко? Ай да молодец Джемо, смотри, совсем мало осталось. Допей быстренько, и я пойду в больницу.

— Оте-е-ец… Домой в деревню.

Он дал ей выпить остатки. Потом уложил ее голову на подушку. Склонившись, поцеловал дочку в лоб. Джемиле осталась лежать в сильном жару. Садуллах вышел.

Окольными улицами, через Денизджилер, мимо Нюмуне он направился к Саманпазары. Дальше уже был Ходжаттепе. Нагромождение огромных камней, будто наваленных дэвами, или же город джиннов. Они как бы присели там, в углублениях и на вершинах. Осторожно, с самого краешка, напрягая внимание, шел Садуллах. Перед фасадами зданий или по бокам были густо посажены цветы, каждое возвышалось, может быть, на восемь, а то и на десять этажей. Все были широкие, стояли прочно, непоколебимо. Как и у всех больниц, стены этих зданий не пропускали наружу никаких звуков.

А где же больница Эрдогана-бея? Садуллах опять заблудился. «Кажется, возле училища зубных врачей», — неуверенно подумал Садуллах. Вошел в одну дверь. Вахтер загородил ему дорогу. Сощурившись, осмотрел с головы до пят. Заметил большой палец левой ноги, вылезший из ботинка.

— Чего ты хочешь, аксакал? — спросил вахтер.

— У меня дочь больна… Лежит в хане… Мне надо повидать доктора Эрдогана-бея. Депутат от Ичеля посылает ему карточку. Мне надо ее передать. Дело у меня очень срочное. Покажи, пожалуйста, где мне его найти.

— Доктор Эрдоган-бей сейчас в поликлинике, к нему целая очередь. Как он может с тобой повидаться? Ведь все, кто его ждут, тоже люди.

— Пропустил бы ты меня, как было бы хорошо.

— Ну ладно, ступай за мной. Сначала я зайду спрошу его. Если скажет: «Пусть войдет», пропущу.

— Хорошо, дорогой мой.

Вахтер зашел, Садуллах остался ждать у двери.

С раннего утра коридоры больницы были переполнены, перед каждой дверью толкучка. «Знать, ни одного здорового человека не осталось в Турции! Упаси Аллах, проведают об этом наши враги, сразу же нападут. За пару дней скрутят всех нас. Да, столько больных — это нехорошо». Он подумал о дочери, лежащей в хане. В его ушах звучало: «Отец, домой, в деревню!» А сколько еще больных в деревнях!.. Да, много больных в Турции, тьма-тьмущая.

Молодая женщина, примерно одного с Джемиле возраста, скорчившись у стены, стонала. Ворот у нее был открыт. Одна из грудей выглядывала наружу, из нее капало молоко. И у Джемиле вот такие груди! Неужели у них одна и та же болезнь?

Вахтер зашел в кабинет, вышел, поискал глазами. Садуллах тут же приблизился, посмотрел ему в глаза.

— Заходи, — сказал тот. — Заходи, Эрдоган-бей согласен принять тебя! Скорей! — Взяв за плечо Садуллаха, он подтолкнул его к двери кабинета.

Это была та же самая поликлиника. Тот же кабинет. Там было восемь-десять докторов. Были и доктора-женщины. Сестры нагибались, что-то открывали, что-то поднимали.

Доктор Эрдоган, продолжая осмотр больного, искоса взглянул на Садуллаха. Садуллах остановился. Доктор еще раз взглянул на него. Их взоры встретились. Доктор подал знак, мол, подожди немного.

«Как надоели мне эти просители, — заговорил в докторе внутренний голос. — И что это за страна — никакого порядка! Люди дошли до крайности, отчаялись. Что я могу сделать для этого аксакала? Что я ему скажу? К господину декану я с этим делом обратиться не могу. А распорядитель оборотным капиталом еще скажет: „Ты поступаешь вопреки интересам больницы!“ Да, дело трудное, так сразу его не решишь. И если бы только этот случай, куда ни шло. А ведь таких сотни. Один уходит — другой приходит. И все с личными просьбами. Как я могу совершенствоваться в своей профессии, если я обременен таким тяжким грузом? Врачи в бедных странах!.. Я и подобные мне коллеги в Азии, в Африке, в Латинской Америке — все мы переносим одни и те же трудности. Конечно, есть среди нас и такие, что не знают этих трудностей, имеющие крылья — летают! Отправляются в Америку, Канаду, Германию, Бельгию, Голландию. Словом, в богатые страны. Человеку довольно просто обеспечить свое личное благополучие. Жена, дочь, автомобиль и даже квартирка для тайных свиданий! Все это обеспечить легче легкого, когда у тебя такая профессия. Но как быть с ответственностью перед обществом? С социальной ответственностью?.. Как я могу быть счастливым в этих условиях? Если бы я мог оперировать дочь Садуллаха бесплатно, я бы, несмотря ни на что — ни на усталость, ни на занятость… А если бы вместе с нею я и других мог лечить бесплатно, если бы все мы могли бы лечить всех бесплатно, если бы здравоохранение было для всех граждан бесплатным, то я бы не желал ничего другого. Но меня гложет неудовлетворенность, чувство ответственности перед обществом тяжким грузом лежит у меня на плечах. Я как будто в глухой камере, и ее стены сдвигаются!.. Однако же люди болеют, они в безвыходном положении, в отчаянии. А ты их врач. Ты учился для того, чтобы им помочь. Разве можно ограничиваться только приемами в поликлинике? Что ты предпринял, чтобы сделать свою профессию более полезной, увеличить отдачу от нее? Как ты борешься за это? А ну-ка отвечай…» Ответа на этот вопрос он не находил.

126
{"b":"250869","o":1}