– Откуда ты взяла всю еду?
–Я позаимствовала мотоцикл, который стоит в…
Джим кашлянул, разбрызгав повсюду кофе.
– Что…?
– О, блин, прости, – сказала Сисси, бросившись за… о, у них и бумажные полотенца имелись. – Вот, сейчас уберу.
– Нет, все нормально.
Взяв контроль над полотенцами «Bounty»,[124] он попытался не дать ей вытереть его: она была так близко к его груди, к его телу, ее запах проникал ему в нос, мозг, всевозможные контакты перекрещивались. Особенно когда он представил ее на одном из их «Харлеев».
– Я не знала, что мотоциклы под запретом.
Джим прокашлялся.
– Нет, они не под запретом. Я просто, знаешь, удивлен.
Сисси вновь села на стул.
– Я не знала, что еще делать. Я спустилась сюда, а есть было нечего… и я собиралась взять «Эксплорер», но не могла найти ключи. У «Харлея» они были в зажигании.
Джим моргнул, пытаясь представить, как она забирается на один из тех огромных байков, которые припаркованы в задней части участка. Затем до него дошло что-то еще.
– Погоди, как ты…
– Оказалось, люди могут меня видеть. Если я достаточно сильно сосредоточусь, – пожала она плечами. – Но мне нужно позаимствовать пятнадцать долларов и семьдесят два цента. Прежде я никогда ничего не крала и предпочту быть у тебя в долгу, чем иметь эту мелкую кражу на своей совести. Мне правда очень не комфортно.
В ответ Джим просто смотрел на нее, и она покраснела.
– Слушай, я всего лишь съездила в ближайший «Квики Март» и стала невидимой, пока была в магазине. Не знала точно, что делать, но потом поняла, что вещи, которые я держу, тоже становятся невидимыми. Я взяла только хлеб, масло, кофе и побольше яиц… вот и все. О, и бумажные полотенца… две пачки, как и фильтры для кофеварки. И корицу. – Вдруг она наклонилась. – У вас ведь есть наличные, да? То есть, в пикапе и байках есть топливо, вот я и подумала, что у вас в карманах должны водиться деньги.
– Да, деньги есть.– Они жили на его сбережения, которые были значительными, благодаря спецподразделению, хорошо платившему за опасную работу и отсутствие жизни вне организации в течение двадцати лет. – Это не проблема. И мне все равно, что ты взяла байк, я просто немного в шоке от того, что ты смогла…
– Справиться с ним?
– Ну, да. Он же весит тонну.
– Отец давно научил меня ездить на байке. У него тоже был «Харлей»… то есть, у него он до сих пор есть. – Сисси опустила взгляд на свою чашку. – В общем, да, завтрак – предложение мира. Мне действительно жаль из-за того, как я вела себя прошлой ночью. Просто… на меня нахлынуло. В голове все взорвалось… мне не стоило так на тебя кидаться. Ты этого не заслужил, и я благодарна за все, что ты сделал для меня.
Он посмотрел ей в глаза.
– Тебе не нужно извиняться. И я тебя не виню. Ты с таким дерьмом сейчас пытаешься справиться.
– Просто сложно столько… всего не понимать.
– Ты не помнишь?
– Как я здесь оказалась? Не особенно. То есть, я помню, как зашла в супермаркет. А дальше? Туман.
«Палка о двух концах», – подумал он. И Джим надеялся, что пелена накрыла воспоминания о плене у Девины…
– Но я помню все о стене, – хрипло сказала она. – Все. Я все еще твердо стою на том, что веками была заточена в той черной темнице.
Проклятье.
Она взяла себе последний тост, но откусила всего раз, прежде чем отложить его в сторону.
– Думаю, я борюсь частично из-за этого. Это все, что у меня есть, этот… опыт… разделенный с другими страдающими. Я закрываю глаза, и именно это я вижу, слышу и чувствую этот запах… вонь и непереносимая агония, мимо проходят годы. – Когда голос надломился, она провела пальцем под глазом, словно вытирала слезу.– Это съедает меня… и я думала, что визит к родителям приведет меня в чувство, но он лишь напомнил обо всем, чем я более не являюсь. Мне нужно что-то твердое, на что я могу опереться, но ничего нет, не так ли.
Практически то же самое, что она сказал ему вчера в темноте.
Джим решил последовать ее примеру и уставился в свой кофе.
– Уверена, что хочешь знать? – Когда она замерла, он снова посмотрел на нее. – Прежде чем ответишь, хорошо об этом подумай. От определенных знаний избавиться невозможно. – Вдруг он вспомнил обо всех людях, которых убил, некоторых очень ярко. –Как только ты обо всем узнаешь, эта информация станет татуировкой на твоем мозге. Это навсегда, и обратного пути не будет.
– Расскажи мне, – прошептала она, не колеблясь. – Даже если это ужасно… я должна знать. Я все еще пленница, хоть и нахожусь здесь… я все еще заточена, но в этот раз в ловушке неведения. Нет никакой связи, структуры, ничего кроме вопросов, на которые никто не отвечает. Мой разум… съедает сам себя.
Черт, она слишком молода, чтобы так себя чувствовать. И он точно знал о ее чувствах: он сотни раз бывал на ее месте, и это было не только сложно, это ожесточило его. Заковало эмоции в бетон.
Он не желал ей той же участи.
– Не против, если я закурю?
– Совсем нет. Рак я заработать не могу, а запах мне даже нравится.
Он отклонился в сторону и вытащил из заднего кармана зажигалку. Через секунду между его губами был зажат горящий кончик, и он делал затяжку.
На выдохе он заметил, что его руки успокоились. Забавно, он был не в курсе, что они тряслись.
– Я не знаю всего. – Он потянулся к конторке позади, подтягивая пепельницу и ставя ее около своей пустой тарелки. – Тебе стоит иметь это в виду. Я еще столько дерьма не знаю.
Что послужило напоминанием, будто оно ему нужно, что у него не было много свободного времени. И все же, он чувствовал необходимость просветить ее настолько, насколько мог. Будет честно… а справедливость в последнее время обходила ее стороной.
Войне придется подождать еще немного.
– Так расскажи мне, – произнесла она, сильнее обнимая себя.
Джим открыл рот, подыскивая слова… и терпя неудачу. Хотя существовал другой способ. Более опасный, но он скорее предоставит ей искомое, чем любой разговор, который мог бы между ними состояться.
Джим резко встал на ноги.
– Мне нужно переговорить с напарником. Сейчас вернусь.
Он вышел из кухни и поднялся по лестнице.
– Эй, Эдриан.
Ответ с другой стороны напоминал что-то вроде:
– Что это, по-твоему, фильм «Рокки»?
– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.
– Я ухожу.
– Да ты шутишь. – Ему ли не знать Эдриана, чтобы принять его отлучку за простой жест вежливости. – И куда ты намылился?
Дверь открылась. Эдриан был полностью одет, его волосы – мокрыми.
– Мне пора.
Джим с силой схватил парня за руку.
– Куда.
Эд прищурился.
– Пока ты сидишь внизу со своей девушкой? Волнуешься о ней? Я позабочусь о деле. И это все, что тебе нужно знать… если только ты не планируешь вернуться в игру?
– Да брось, это же чушь.
– Да что ты. Серьезно. – Эдриан вырвался и захромал в направлении своей комнаты. – Думаю, нет.
– Так в чем дело? – потребовал Джим, следуя за парнем в его укромное место. – Что происходит?
Эдриан просто покачал головой, подходя к своему комоду и надел кобуру.
– Ты готов разыгрывать мяч? Потому что, повторюсь, в ином случае нет смысла сотрясать воздух, не так ли.
Выругавшись, Джим подумал о Сисси, сидящей на кухне, она считала его своим компасом в чертовом запутанном мире. У нее больше никого не было.
– Слушай, мне нужно лишь, чтобы она адаптировалась. Она пережила настоящий шок, понимаешь…
Эдриан развернулся, сунув под руку сороковку.
– Катись к черту, Джим. Я потерял лучшего друга и много чего другого серьезного. Навеки. Поэтому, в первую очередь, не смей говорить мне, какой шок она пережила, а во-вторых? Прости, если я не очень впечатлен твоей нежной стороной. Хочешь мастурбировать, смотря канал «Холлмарк»… на здоровье. Но после не спрашивай меня о том, куда я иду или что делаю, дабы держать все под контролем… и не веди себя так, будто я обязан поделиться новостями с поля. Этого не случится.