— А вы? — возразил тот.

— Сказано!!!

По заповеди моряков Соболев хотел вылезти последним, но Степан Кузьмич, покрыв его матом, крикнул:

— Живо в люк! Соблюдать сейчас командирский гонор — все равно, что прыгать в могилу, когда ее засыпают.

Через башню заряжающий вытаскивал горящего радиста. Рубашка на нем уже прогорела до исподнего белья, да и то уже тлело в двух местах. Глаза солдатика от страха чуть не выкатывались из орбит, и сам он обмяк от боли и ужаса. Заряжающий схватил его под мышки и рванул вверх. Соскочив с танка, взял на руки и, поставив на ноги, принялся срывать с него горящую одежду. От нестерпимой боли радист начал мычать. Просить о помощи постыдился — ему же помогали.

Механик-водитель повел комбата за танк, чтобы прикрыть себя и его от пулеметной очереди. Превозмогая жжение, комбат на ходу расстегнул пуговицы гимнастерки и скинул ее, но руки застряли в обшлагах. Механик так рванул рубашку, что пуговицы отлетели прочь.

— Сдергивай штаны, иначе первородный механизм подпалишь. Тебе он нужнее, чем мне. — Стянув сапоги, старшина безжалостно обошелся и с командирским галифе. И вдруг в ужасе произнес: — А Митька где?!

Митька не успел выбраться из танка, нутро которого уже полыхало чертовым пламенем.

— Комбата надо подальше от танка. Снаряды рванут — стволом или еще чем может придавить.

Укрылись в воронке от той бомбы, что вроде бы приподняла танк. Механик-водитель снял с себя гимнастерку и надел ее на комбата, быть которому голым не положено.

Приползли двое из соседнего танка. Догадались захватить с собой аптечку. Смочив обнаженные места товарищей раствором, стали ждать, когда им полегчает. Механик-водитель произнес:

— Ну что, поползли?

— Надо. Продвинется немец — в плену можем оказаться.

Соболев все же встал, окинул поле боя измученными глазами. Оно еще горело танками, изредка вспыхивало черными сполохами, небо над ним зудело моторами истребителей, летавшими так высоко, что они походили на стрижей. Затихающий фронт сражения отодвинулся за Поныри на востоке и за Подоляны на западе. Конечно, бои возобновятся завтра и послезавтра, но уже без его батальона, без него самого. В госпитале придется полежать. Может, направят в Москву? Там Мила и…

Когда поздние сумерки усмирили уставшие стороны, Рокоссовский пришел к убеждению, что войска группы армий «Центр», штурмовавшие позиции его 13-й армии, уже многого не добьются. И чтобы убедить командующего 9-й армии Моделя, а вслед за ним и Клюге, что их намерения в этом году несбыточны, решил с утра 6 июля нанести контрудар 2-й танковой армией Родина и смежными корпусами общевойсковых армий. Но короткая июльская ночь не позволила скрытно вывести войска на рубежи развертывания, и контрудар не дал ожидаемого результата. Константин Константинович с досадой в голосе позвонил Жукову. Тот, выслушав доклад, недовольно спросил:

— Причина неудачи Родина?

— К исходу ночи хвосты колонн оказались еще на марше, противник догадался о надвигающейся опасности и предпринял экстренные меры — значительную часть танков перебросил на опасные для группировки места, организовал броневой барьер и погасил начавшийся было контрудар.

— Вывод.

— Танковые соединения позволяют в короткие сроки создавать прочную оборону в ограниченные сроки и наносить наступающему значительные потери.

— Хоть окруженные части выручили?

— Эта задача выполнена успешно.

В голосе Жукова послышалось горькое сожаление:

— Сколько контрударов с богатырским размахом мы пытались провести, а результаты получались хреновые. Я согласился с тобой на проведение контрудара по той же причине: и у меня не хватило терпения вести жесткую оборону до той поры, когда у войск противника вся морда окажется в крови, а горлом он захаркает ее клочками. Но думаю, некоторый результат мы все же получили: контрудара такой силы он не ожидал. И второе. По его понятиям, мы вложили в него весь фронтовой резерв и потому сегодня попрет на твои войска со всей немецкой самоуверенностью. А ты поступи так: с его дивизиями, ведущими наступление, оставь только часть танков и по стрелковому батальону от полка, остальные силы отведи на третью позицию, и пусть закрепятся на ней по-сталинградски. Перенос усилий в глубину будет для них передышкой от немецкой наглости, и они устроят вражьим силам еще одно кровопускание. Может быть, группировка врага где-то прорвет главную полосу обороны, но вторую полосу обороны мы обязаны и должны удержать, если даже кровь будет литься из наших носов ручьями! — со строгим напором заявил Жуков.

После разговора с Рокоссовским Жуков позвонил Верховному:

— Товарищ Сталин! Считаю, что оборонное сражение на Орловском направлении идет вполне удовлетворительно. Танковые корпуса врага, а он их поставил в первый эшелон, смогли овладеть только второй позицией и кое-где вклинились в третью. Контрудар, предпринятый Рокоссовским танковым и стрелковым корпусами, хотя и дал небольшой территориальный результат, но позволил вызволить из окружения несколько батальонов и рот, которые удерживали свои опорные пункты и узлы сопротивлением в опасных условиях. Положение на участке, где противник намеревался образовать брешь, стабилизировано.

— Будем считать, что начало оборонительного сражения вы и Рокоссовский провели вполне успешно. Намерения на ближайшее будущее?

— Немецкое командование еще не ввело в сражение основные резервы, поэтому я и командование фронта ожидаем продолжения вражеского натиска. Срывать его контрударами и тем более контрнаступлением нахожу нецелесообразным. Пусть танки врага опять прут на нашу противотанковую оборону. Делаем все, чтобы выбить у Клюге как можно больше тяжелых танков и штурмовых орудий. Добьемся этого результата — у врага останется мало сил для закрытия брешей, которые пробьют Попов, Соколовский и Рокоссовский. И Орловский плацдарм врага мы срежем, что позволит нам вскрыть пути к Орлу и Брянску.

— Такой ваш замах, конечно, заманчив. Но если северная ударная группировка немцев дополнительно введет в сражение две-три танковые дивизии, а они у нее есть (ведь мы считали и пока считаем, что главный удар последует с юга), армии Пухова придется туго. «Тигры» и «фердинанды» серьезные машины. Соберет их Клюге в одном месте и пробьет брешь.

— Вторая полоса заблаговременно занята войсками с такой же плотностью, как и первая. Командующий фронтом свою танковую армию держит в готовности двинуть ее в нужное место, как только окончательно определится направление главного удара группы армий «Центр». Эти меры, считаю я, вполне способны сорвать наступление германских сил в пределах тактической зоны обороны и создать предпосылки для перехода в контрнаступление. Возможно, Рокоссовский успеет вступить в это дело одновременно с Поповым и Соколовским.

Закончив доклад, Жуков несколько расслабился, стал ждать ответа Верховного. Тот спросил:

— Как срабатывают у Рокоссовского минные поля?

— Хорошо. На минах подорвалось немало даже тяжелых танков. За ночь его саперы поставили и перед третьей позицией и уплотнили перед второй полосой.

Сталин опять замолк. Наконец произнес указания:

— С вашими наметками согласен. Доведите их Рокоссовскому до точных задач. И действуйте дальше в таком же решительном духе. — Опять помолчал. — Недавно разговаривал с Василевским и Ватутиным. У них оборона складывается хуже. Не исключено дальнейшее углубление танковых сил врага в их оборону. Виноваты в этом не только они, но и Ставка. На Воронежский фронт, в сущности, навалились две армии — мощная Гота и группа «Кампф». Бои подтвердили: в ней три корпуса, один из них танковый. По боевым возможностям она раза в два сильнее нашей общевойсковой. По уточненным данным, на активном фронте Ватутина у противника на четыреста — пятьсот танков больше. Соберет тяжелые машины в кулак и может протаранить оборону Ватутина до Обояни и даже Курска. В третье военное лето этого мы допустить не можем.