— Ах, милый черт, — произнес кузнец, — проклятьями да руганью тут не поможешь. По мне так хоть целую вечность сиди на этой скамье!

И, принеся плеть, он основательно отстегал попавшего к нему в плен черта. Тот визжал и выл, издавая душераздирающие вопли, но кузнец отпустил его лишь после того, как черт торжественно поклялся отправиться в ад один, без кузнеца, и никогда ему на глаза не попадаться.

Сопровождаемый адовым запахом серы, черт исчез; израненный и разбитый, явился он в ад и стал жаловаться своим соратникам, как скверно с ним обошлись. Другие черти стали над ним издеваться, высмеивать за его глупость. Тотчас же в путь отправился другой черт, который собирался с гораздо большим лукавством взяться за дело, нежели первый.

— Я-то уж точно не сяду на эту треклятую скамью, — поклялся он самому себе.

Тот летний день был необычайно жарким, путешествие — долгим, а жара, даже для черта, — ужасной. Обливаясь потом, смертельно усталый и томимый жаждой, добрался, наконец, черт до цели своего путешествия. Неудивительно, что тенистое вишневое дерево, росшее перед кузницей и усыпанное блестящими, темными, сочными ягодами привлекло его внимание. Миг — и черт уже сидит на верхушке дерева, набивая рот спелыми сладкими вишнями. Однако когда он захотел спуститься вниз, ему повезло не больше, чем первому черту. Ветки и сучья его не выпустили, и он, оказавшись пленником дерева, в конце концов завыл жалким голосом.

Кузнец вышел из кузницы, встал под деревом и снова лицемерно спросил черта, пришлись ли ему по вкусу ягоды.

Черт, извергая яд и желчь, приказал кузнецу тотчас же освободить его. Но Румпельбах схватил свою крепкую палку и дубасил бедного черта до тех пор, пока тот не завизжал, моля о пощаде. Тогда кузнец дозволил ему спуститься с дерева, но прежде черту пришлось поклясться никогда больше в кузнице не показываться.

Присмиревший черт вернулся обратно в ад, и с ним случилось то же, что и с его соратником, его высмеяли и поиздевались над его глупостью.

Наконец, сам Князь Тьмы отправился в путешествие в Румпельбах к кузнецу. Не менее усталый, чем его посланцы, он однако же поостерегся сесть на скамью или же взобраться на дерево.

Кузнец учтиво поздоровался с Князем Тьмы и сказал, что охотно спустится вместе с высокородным господином в ад. Совсем другое дело, когда является Князь собственной высокой персоной, а не двое глупых подвластных ему чертей. Князю Тьмы пришлась по душе речь кузнеца, потому как был он тщеславен, важен, надут, словно павлин. И вот оба они собрались в путь.

Кузнец на этот раз прикинулся, будто видеть не может, какие мучения приносит Князю Тьмы долгая дорога, и предложил Князю понести его на спине.

— У меня есть прекрасный мешок, — сказал он, — в котором удобно лежать. Соблаговолите, ваша милость, влезть туда, и я понесу вас на спине.

Князь Тьмы был ничуть не умнее своих подданных. Он забрался в мешок, который кузнец аккуратно завязал. Затем Румпельбах побежал обратно в кузницу, положил мешок на наковальню и тяжелые кузнечные молоты жестоко намяли и отколотили злосчастного Князя Тьмы. Князь вопил и выл, моля о пощаде, но Румпельбах отпустил его на свободу лишь после того, как тот поклялся навечно, на все оставшиеся времена, отказаться от его души. Тогда Князю Тьмы дозволили вылезти из мешка, и он исчез, сопровождаемый запахами серы и смолы.

Вот так и обрел кузнец покой, избавившись от гостей из ада. И жил он со своей женой в счастье и радости до самой смерти. Когда же душа его отправилась на небо, взял он с собой один из своих кузнечных молотов, на память о своем земном ремесле.

Однако пред вратами небесными ему не очень-то повезло. Святой Петр не захотел его впустить, так как тому, кто при жизни частенько якшался с чертом, не место на небе.

Румпельбах повернулся и побрел в ад. Но едва он постучался во врата ада, как чертей обуял страх, и они от ужаса пред ним стали изо всех сил придерживать врата. При этом черти так крепко вцепились когтями в ворота, что кончики их когтей оказались снаружи. Кузнец же и впрямь так разозлился, что, ударяя молотом, загнул чертовы когти и отправился дальше, предоставив их судьбе.

Что ему делать? Вход в ад ему заказан, да и, по правде говоря, ему вовсе не хотелось туда. Куда охотней полетел б его душа на небо. Но и туда его не впускали. «А что если, — подумал кузнец, — пойти на хитрость?» Улегся он пред вратами небесными и стал дожидаться подходящей оказии.

Однажды явилась старенькая женщина, робко постучалась, и когда Святой Петр спросил, кто там, ответила:

— Старая бедная женщина!

Ворота отворились, и старушка исчезла на небе.

— Ха! — воскликнул про себя Румпельбах. — Что может она, смогу и я!

Подкравшись к вратам небесным, он робко постучался и прошептал измененным слабым голосом:

— Старая бедная женщина!

Врата распахнулись, и Румпельбах оказался на небе. Хотя Петр и помрачнел, узнав кузнеца, но раз уж кузнец все равно попал на небо, Святой Петр не стал отсылать его прочь. Да и Иосиф с Марией замолвили доброе словечко за Румпельбаха, — ведь он им однажды помог, подковав осла.

Довольный, кузнец бродил по Царству Небесному. Однажды он совершенно случайно бросил взгляд вниз на землю. И что же он увидел! Его жена справляла как раз свадьбу с другим мужчиной. Румпельбах впал из-за этого в такой гнев, что швырнул в сердцах свой молот вниз, да убил обоих. После этого он, конечно же, чистосердечно раскаялся, но было уже поздно. Никакие мольбы не помогли. Оставаться на небе ему было нельзя, потому как то, что он сделал, противоречит всяким небесным законам.

Так что ему ничего больше не оставалось кроме как вечно странствовать туда-сюда между небом и землей и ждать той минуты, когда его проступок однажды будет прощен.

Так сказывают в Долине Оберес Гурткель — Верхней Огуречной.

Много столетий тому назад сидел в замке Штайн близ Обердравабурга рыцарь по имени Бибернелль. Все подданные рыцаря ненавидели его и боялись. Был он жесток, суров и сварлив, хитер, алчен, коварен и низок. В своем замке скопил он великолепнейшие сокровища, однако стоило хотя бы одному из его подданных даже самую ничтожную малость назвать своей собственностью, как рыцарь совершенно не в силах был это перенести. Людям его, всем до единого, надлежало быть бедными, словно церковным мышам.

У рыцаря была дочь — полная противоположность отцу: он был тверд, она — мягка, он был алчен, она — щедра, он — жесток, она — в такой же степени — жалостлива; короче говоря, то была девушка, что каждому пришлась бы по нраву.

В одном из селений рыцаря жил бедный писарь, у которого не было ни единого крейцера. И этот-то бедный писарь влюбился в дочь рыцаря. Да и не удивительно! Ведь она была не только ангелом во плоти, но и выглядела, как ангел. А поскольку бедный писарь был пригожим веселым юношей, не удивительно, что и рыцарская дочь любила его точно так же, как и он ее. Оба знали, что строгий жестокосердный отец никогда не даст согласие на свадьбу дочери с таким бедняком. Вот они и решили бежать из страны и обвенчаться в Италии.

Но выбраться из замка было не так-то легко: день и ночь девицу охраняли вооруженные до зубов воители. Поэтому девица и решила пойти на хитрость. Каждую ночь в замке появлялся призрак, замковое привидение, к коему стража замка уже привыкла. Поэтому юная дама и сказала своему возлюбленному, что хочет бежать в образе и одеянии призрака.

Однако она немного припозднилась, и замковое привидение оказалось на условленном месте раньше, чем девушка. Писарь уже нетерпеливо ждал ее и, увидев призрак, подумал, что это и есть его возлюбленная. Он поднял привидение, посадил его к себе на лошадь и умчал, похитив из замка. Нельзя сказать, что призраку не понравилось. Он счел поездку верхом неким приятным отвлечением от однообразной ночной жизни привидений и охотно позволил себя увезти. Писарь гнал свою лошадь и был счастлив.