В отличие от Дымогарева, щеголявшего в брюках на выпуск, Фаунковский был в галифе и высоких сапогах, начищенных до блеска. Его соседкой по столу сегодня была Вероника Сенявина в поблескивающем серебром длинном вечернем платье, цвета морской волны. С высокой прической она выглядела несколько старше, чем на самом деле. Ее наряд по тону вполне подходил к мундиру жандарма, и они выглядели вполне подходящей парой, хотя между ними ничего кроме хороших товарищеских отношений не наблюдалось. Так что и здесь возможностей второй свадьбы пока не просматривалось.

«Хозяин» замка — Николай Мордовцев был в обычном костюме темного цвета, он подчеркнуто игнорировал какую-либо униформу, особенно на этот праздник. Хотелось даже как-то на время отвлечься от проблем и их решений, и просто по возможности приятно провести вечер.

Но украшением их маленького общества безусловно все же была виновница торжества — Марина Виноградова, облаченная в черное, облегающее тело длинное вечернее платье, отливающее золотом — свет многочисленных свечей в причудли-вых канделябрах, создавал романтическую обстановку в зале. Присутствующие впервые имели возможность видеть ее не в облике неустрашимой воительницы, и оттого она всем казалась поистине светской львицей. Привыкший считать Марину лишь боевым товарищем, Дымогарев, в силу своего отрицательного отношения к золотоволосым красавицам, поглядывал на нее даже с некоторой опаской. Оттого, наверное, он несколько чаще, чем обычно опрокидывал в себя водочку рюмку за рюмкой. Да и какое веселье, по русскому обычаю могло обойтись без горячительных напитков. Но закуска была вполне приличной и компания, хотя и немного навеселе, но и в то же время, была, как говорится, «не в одном глазу». И это несмотря на то, что все присутствующие на время избавились от своих «браслетов-хранителей», иначе бы действие спиртного было бы нейтрализовано в первые же мгновения. Такое их действие уже испытал на себе Дымогарев во время затворничества в Ястребовске, когда тот, решив скрасить скуку «подполья» водочкой и это ему никак не удавалось.

Марина, пригубливая шампанское из высокого хрустального бокала, с приветливой улыбкой принимала поздравления от друзей. Больше всех балагурил Владимир, играющий, на сей раз роль «тамады» их немногочисленной компании. Василий Дымогарев вторил ему в шутливой перепалке, и праздничный вечер можно было считать удавшимся.

Только Николай Мордовцев не выявлял бурного веселья, но, тем не менее, из общего фона веселья не выпадал. Причиной была именно Марина, которой он с нескрываемым удивлением любовался, открывая ее по-новому, находя в ней что-то такое новое, что будило в нем непривычный душевный подъем. Или что ранее он в ней по какой-то причине не замечал? Возможно, повинны в этом были «браслеты», стимулирующие иммунную систему организма, увеличивая тем самым период активной жизни человека, продолжая его молодость на долгий срок, но в то же время, по-видимому, притормаживал инстинкт размножения. Такое объяснение напрашивалось оттого, что Николай, уже в течение более чем восьми месяцев не имевший близких отношений с женщиной, какого либо дискомфорта от этого не ощущал. Занятый заботами о будущем человечества, он об этой стороне своей жизни не задумывался, тем самым, пытаясь забыть то, что он потерял в своей реальности, стараясь хотя бы временно, забыть оставшуюся там семью. По слабой аналогии этот эффект можно было сравнить с немедленным отвыканием от тяги к алкоголю у остальных носителей «чудо-браслетов».

А, возможно, дело было совсем в другом. Свою немалую роль сыграл эффект контраста. Обычно Марина сновала по «городу» в привычной всем военной форме. Но теперь, так сказать, в банальном женском платье, естественном для любой женщины одеянии, в ее облике произошла такая разительная перемена, что она стала необычайно красива. Красива какой-то особенной красотой, которую только подчеркивала грация пантеры. Сейчас она выглядела просто обворожительно. «Что делает с женщиной обыкновенное платье! — Подумал Николай, когда до него дошла открывшаяся истина. — Если в военной форме ее воспринимаешь, в основном, как боевого товарища, то в обычном гражданском одеянии она уже совсем другая, влекущая к себе таинственная незнакомка! А понимает ли сама Марина, какое впечатление она сейчас производит на мужчин, причем на мужчин, уже давно с нею знакомых!?» Но он так до конца и не понял, что не только в платье дело. Просто, занятый своими мыслями о прошлом он не хотел замечать, что красивой Марина была всегда, и только красота эта по его же вине, словно проходила мимо его сознания.

Почему-то именно сегодня, возможно, благодаря этому незнакомому впечатлению восприятия, Николай впервые почувствовал что-то вроде к Марине, не плотского влечения, а окутанного невидимой дымкой восхищения. Раньше она нравилась ему скорее в эстетическом смысле и, несмотря на настойчивое «сватовство» Владимира, близких отношений с Мариной Николай завязывать даже не пытался. Быть может, он интуитивно побаивался разрушить это эстетическое восприятие. Да и по-прежнему мешали воспоминания об оставленной за пределами этой реальности, семье. С момента той фатальной разлуки прошло уже почти девять месяцев, но Николай никак не мог с этим смириться. И вот только теперь он, пока еще робко, позволил себе взглянуть на Марину не как на боевого товарища, а именно как на женщину, и женщину желанную.

— Ну, ты прямо Коатликуэ — владычица в змеином платье, по-ацтекски — мать богов! — Восхищенным голосом сделал ей комплимент Владимир.

От лирических мыслей Николая, да и всю остальную компанию отвлек громкий вызов дежурного по гарнизону. На свободном от гобеленов пространстве стены высветился большой экран внутренней связи, на котором возникла фигура поручика Нелидова — ветерана Ястребовского конфликта — сейчас он дежурил по «городу»:

— Командор! Простите за беспокойство, но получен вызов неизвестной радио-станции открытым текстом на русском языке: «Говорит Бадабера! Бадабера восстала! Просим помощи!»

— Переключай сюда! — Негромко распорядился Николай.

Теперь они все услышали все сами.

«Говорит Бадабера! — Фоном голосу служили чуть приглушенные выстрелы из автоматического стрелкового оружия, из которого выделялись басовитые очереди крупнокалиберного зенитного пулемета. Потом в разговор вторгся другой голос, бо-лее нетерпеливый в своей эмоциональности: Борта давай! Давай борта!.. — И опять: «Тюрьма Бадабера восстала! Просим помощи!»

В передачу вдруг вклинился привыкший командовать голос: «Что за провока-ция! Приказываю немедленно оставить волну!»

— Это из Кабульского войскового контингента! — Пояснил поручик.

Тот же командный голос: «На провокации не поддаваться! Всем перейти на резервный канал!» — После чего голос из эфира исчез, остался только шум атмосферных помех, перемежающийся автоматными очередями и усталый прежний голос: «Ведем бой! Просим помощи!»

Вмиг протрезвевший Дымогарев надевал на руки свои «браслеты». У сидевшей рядом с ним Вероники из глаз текли слезы.

— Где эта Бадабера? — Спросил Николай у Владимира, как у специалиста по разведке.

— Провинция в Пакистане. Но речь идет наверняка об учебном центре моджа-хедов с полным набором американских инструкторов. Около тысячи курсантов. Это где-то в пятнадцати километрах от Пешавара в сторону Кабула. Вот только откуда там взялась тюрьма? Об этом мы не знали!

— Может быть действительно провокация? — Спросил Дымогарев.

— Может! Но не думаю! Далеко это от нас? — Вздохнул Николай.

— Часа полтора-два лету «Ястребам». Транспортно-боевому «Филину» раза в два подольше! — Ответил поручик Нелидов. — От Кабула до места боевого столкновения раза в три ближе, чем от нас!

— Поднимаем дежурную тройку «Ястребов» и подготовить двух «Филинов» с де-сантом! Вот и боевое крещение! Василий, ты готов? — Наступил один из тех момен-тов, когда Николай становился решительным и до предела собранным.

— Обижаешь, Командор! — Несколько с наигранной обидой ответил Дымогарев.