А вот со стороны женского пола он неожиданно оказался весьма привлекательным объектом. Потерпев предательство от златовласой красавицы, он теперь отдавал предпочтение черненьким, восточного типа девицам с раскосыми глазами. Но, как говориться «обжегшись на молоке — дуют на воду», то семейными узами он обременять себя не собирался.

Так что, когда после вынужденной отставки капитан-лейтенант Дымогарев вернулся в родной город, у него, как и в молодости, не было «ни кола, ни двора», если не считать маленькой однокомнатной квартиры, в которой он некоторое время проживал с совсем уже старенькой матерью, отчаявшейся ждать от него внуков. А год назад бог прибрал и ее. Так что в настоящее время Дымогарев оставался совершенно один, работа у него была «не бей лежачего» — преподавателем по военной подготовке в школе. А так как занятия в силу происшедших событий, там так и не начались, Василий мог отдыхать столько, сколько захочет, пока ребята в фуражках с васильковыми околышами не нанесут ему свой визит.

Но вот гулять ему сейчас как раз и не хотелось. Тем более он вдруг обнаружил: сколько бы он не выпил своей любимой «Столичной» водочки, опьянения не наступает совершенно. Он справедливо связал этот эффект с «браслетами» которые ему выдал Николай перед расставанием, только в двух словах сообщив об их предназначении. Поэтому он и решил воспользоваться этими возможностями, чтобы с этим Николаем связаться совсем нетривиальным способом, и когда в открывшемся мерцающем экране увидел лицо, то сразу же его «атаковал»:

— Слушай, Командор! Зачем ты дал мне эти, я даже железяками их назвать не могу, ибо они явно не железяки! — Он поднял обе руки, обращая внимание Николая на свой комплект «браслетов». — Я с ними теперь даже «нажраться» не могу. Пью водочку, словно родниковую водичку, даже вкуса не чувствую — и «ни в одном глазу»! А это, как там по научному называется — «левитация»? Ну, попробовал я повисеть под потолком. Так Катька, подруга моя, как только в комнату вошла, так сразу в обморок и брякнулась. Потом я ее откачал, и она мне сказала, будто подумала, что я повесился. Парил то я в вертикальном положении, прямо уподобился Беляевскому «Ариэлю». Одна отрада — могу вот с тобой временами поговорить. Не то от скуки свихнуться можно! Ребята уже тоже уже чуть с ума не сходят от безделья. Им, правда, немного легче — хоть родственники скучать не дают. Знают же многие, что они в «ночь» воевать уходили. А теперь о том, что видели, помалкивают, а родственничкам все равно интересно. Хорошо еще, что пока среди них «стукачей» — Павликов Морозовых не нашлось. А то бы Словоблудов порадовался. Так, когда делом то заниматься будем, Командор!

— Пока нужно выждать! — Улыбнувшись, ответил Николай на длинный монолог Дымогарева. — С ребятами часто видишься?

— Пару дней назад забегал старлей Алекс, он теперь здоров, как бык. Хочет продолжать службу. Но какая медкомиссия поверит, что ранее вырезанные у него половина желудка и половина легкого так вот сами выросли заново? Его же раньше уже комиссовали «вчистую». А я его отлично понимаю! Ну ладно, как говорится, «до связи»! — Дымогарев отключил связь и задумался. Он совсем не кривил душой, когда говорил, что понимает старшего лейтенанта Александра Струева, десантника, «возродившегося» в недрах дисколета. Он и сам после боя с пришельцами в очередной раз понял, что его призвание — бой, война, армия, настоящая армия. Понял, что он теперь отвечает за всех тридцать двух человек, которые в него поверили. С «вылечившимся» старлеем Александром он сошелся ближе всего и, не смотря на «комендантскую неделю» виделся с ним почти регулярно. Именно старший лейтенант стал связующим звеном с остальной его командой. Но пока они ждали. Ждали, что же, в конце концов, придумает Командор. А что потом жизнь пойдет интересная, Дымогарев не сомневался.

Подвал под домом, в котором проживал Николай, был захламлен мусором, и как всегда, большинство электрических лампочек не светило — или перегорели, или кому-то понадобилось в другом месте и их выкрутили. Потому там было несколько темновато. Не желая выказывать свои преимущества, Николай не стал брать с собой ноктовизор, но к его удивлению не ощутил темноты и без него. Сразу же из «глубин памяти» поступило разъяснение — все те же «браслеты» включили в его слегка модифицированном мозгу центры ночного зрения.

По земляному полу, стараясь не споткнуться на мусоре и обломках мебели, ко-торые сюда сваливали жильцы дома как видно подверженные синдрому Плюшкина — персонажа гоголевских «Мертвых душ», хорошо известному любому школьнику произведения. Вещь вроде, как и не нужна, а выбросить совсем — жалко! В результате такой вот «бережливости» подвал потихоньку превращался в филиал помойки, хорошо еще никто не догадывался бросать здесь пищевые «запасы», хотя и за этим, наверное, скоро дело не станет. Никто не удосуживался прибрать мусор даже возле дверей собственных кладовок. Чистым пол оставался только у кладовки Николая, который один из немногих периодически наводил здесь порядок.

В кладовку Николая вела старая дощатая дверь, из когда-то добротно остру-ганных досок, перехваченных металлическими поперечинами, сейчас полусгнив-шая снизу. Навесной замок выглядел хлипким, но не поддался как-то забравшимся в подвал бомжам — похитителям домашних консервов. Николай вспомнил. Как лихо справился с более крепким замком на воинском складе Владимир. «Ему бы во взломщики пойти, да кто ж его научит?..» — С улыбкой перефразировал про себя детские стихи, Николай.

В подвале было тихо, поэтому за спиной Николай отчетливо слышал чуть хрипловатое дыхание Букограя и чуть слышное, мелодичное — Вероники. Старым испытанным ключом он отомкнул замок, и дверь кладовки отворилась.

Букограй, до последнего мгновения находившийся в боевом напряжении — сказывалась привычка, даже вопреки намерениям быть начеку, изумленно вздохнул. Вероника выразила свое удивление более эмоционально — она вскрикнула. За дверью кладовой струилось дымчато-фиолетовое марево.

— Прошу следовать за мной! — Чуть сипловато проговорил Николай. Хотя он уже неоднократно пользовался телепортом, но, тем не менее, и его каждый раз охватывало непонятное волнение — пользоваться чудесами он еще в полной мере не привык. Эту привычку еще нужно в себе воспитывать.

Подавая пример, Николай шагнул первым, тем самым, показав во всей красе способ необычного «входа-выхода» — фиолетовая мгла поглотила его без остатка. Вероника при виде такой метаморфозы испуганно вскрикнула.

— Втравил я тебя, черт знает, во что! — Больше пробормотал, чем сказал, Буко-грай Веронике, и взял ее за руку. — Ничего, дочь! Я с тобой рядом! — Держа Ве-ронику за своей спиной, он сделал свой решительный шаг.

Они оказались в полукруглом помещении, изогнутая стена которого явно изо-бражала панорамное окно. За окном на фоне ясного голубого неба зеленела роща из деревьев, отдаленно напоминающих кокосовые пальмы с густой резной, словно у папоротника, листвой. Вдоль прямой стены располагался низкий диванчик, перед которым стоял невысокий полированный столик из материала, явно имитирующего древесину. Улыбающийся Николай стоял в пяти шагах перед ними.

— Добро пожаловать в иной мир! — Сказал он. — Что желаете осмотреть в первую очередь?

— Оружие!

— Генетическую лабораторию!

Букограй чуть опередил свою дочь оттого, наверное, что его слово оказалось короче.

— Хорошо! Обойти весь дисколет не хватит, наверное, и суток. Тут какая-то пляска метрики. Хотя снаружи вы его не видели, я вас уверяю, что внутри он несколько объемнее, чем может показаться.

Глаза Вероники возбужденно блестели. Если бы ему в свое время не пришлось пробиваться сюда как во вражескую крепость, а придти бы сюда как экскурсанту, он бы тоже, наверное, воспринимал бы все по иному, в настроении весьма похожем на то, что владело сейчас Вероникой.