Останавливало ее только то, что именно по ее инициативе было произведено «оживление» полутора сотен человек, большая часть которых находилось сейчас именно в расположении части. И Марина, как и всякий военный человек, обладающий чувством долга, считала себя ответственной за их будущее, словно «новая мама», как ее еще раньше в шутку обозвал Владимир. И хотя об этом шутливом прозвище она вспоминала с легкой усмешкой, некий материнский инстинкт в ее поступках все же присутствовал. Еще Марина опасалась, что ее внезапное исчезновение могло сказаться на судьбе остальных самым печальным образом. За них бы тогда взялись с удвоенной силой, и не известно, выдержали бы все интенсивные опросы, возможно, кто-нибудь и проговорился бы, кто они, откуда и каким образом до сих пор здравствуют.

И так на всех них — «уцелевших», несколько подозрительно посматривали не только столичные дознаватели, но и многие простые вояки из расположившегося на территории части нового контингента, вступившего в город после снятия «купола». Хорошо еще, что ее никто не мог видеть на площади в непосредственной близости от НЛО. Вот тогда бы от нее так просто не отстали бы. Положительную роль на данный момент сыграло и то, что своих «особистов» в части не «уцелело», как в прямом, так и переносном смысле, а вновь прибывших с другими частями перевели в управление комитета госбезопасности, состав которого во время катаклизма погиб полностью. На вокзале из них никого не было, потому и «воскрешению» ни один из них не подвергся. Тогда выкручиваться было бы потяжелее, уж те-то знали всех и могли заметить какие-нибудь отклонения, хотя бы такое, что лейтенант Дьяченко, командир первого взвода и заместитель Мезенцева, еще два дня назад хромал, повредив коленную чашечку во время физической подготовки, а теперь скачет как на новенькой. Что и отражало невероятную действительность, пока что никому незаметную.

Солдатское радио донесло до них весть, что постановлением правительства всему составу войск, участвовавших в «освобождении» города и дислоцировавшегося сейчас в Ястребовске, присвоили очередные воинские звания. И теперь, расположившиеся в соседних казармах военнослужащие пехотного полка уже второй день, выбрав все запасы местного военторга в галунах, щеголяли ефрейторскими нашивками на погонах. А вот «коренных» это постановление не коснулось. О них словно забыли, тем более что в последние пять дней их не беспокоили даже следователи, и этот признак можно было расценивать как зловеще-предупредительный.

Марина Виноградова начала понимать, что выдуманная история «уцелевших при пристальном изучении может, так сказать, не «прокатить». И чем дальше откладывалось окончательное расследование, тем больше появлялось шансов, что сами «уцелевшие» не смогут удержаться в нормальных психологических рамках принятой на вооружение легенды.

Ничего хорошего от расследования Марина для себя не ожидала. Уже не раз ей вспоминались рассуждения Владимира о ситуации «после победы». Уже тогда Владимир справедливо предполагал, что Марину вышестоящее командование в покое не оставит. Именно в ее дежурство были «разграблены» склады и никому не будет дела до того, что она оставалась в воинской части единственной боевой единицей. Так почти и оказалось. Ей только было интересно, какую же окончательную формулировку обвинения ей зачитают.

Беспокойство владело не только ею. Старший лейтенант Мезенцев уже не-сколько раз приставал к ней с вопросами, напоминая, что она обещала рассказать о вторжении инопланетян все от начала до конца. Но Марина пока отмалчивалась, только намекнув ему, что «меньше знаешь — лучше спишь!»

Она и сама пребывала в неизвестности и однажды не выдержала и посредст-вом «браслетов» попыталась связаться с Николаем. Это было их первое свидание «наедине» и оба были слегка скованы, каждый из них помимо общего дела думал еще о том, как могут сложиться и их личные отношения друг с другом. По общим проблемам Николай постарался ее чуть успокоить. В крайнем случае, он обещал подвесить дисколет прямо над территорией части и под его прикрытием эвакуировать всех, но вот как поступать потом, он пока тоже не знал. Время «визуального контакта» было ограниченным и, больше ни о чем они поговорить не успели, а возможно и не решились, и не сумели…

Марина сама пока не могла понять, какие чувства она испытывает к Николаю. Здесь была гордость за него оттого, что он, оказавшись один в другом мире, морально не сломался. То, что этот мир оказался почти идентичен его родному миру, роли по ее мнению, не играло. Были и жалость к нему именно оттого, что он оказался один. Она достаточно хорошо понимала его состояние, ведь она и сама, когда два года назад в Афганистане погиб ее муж, осталась совсем одна. Родителей у нее не было уже давно, а детей они с Олегом завести не успели. Она и сейчас помнила то ощущение тоски и безысходности, охватившие ее с момента получения известия о смерти мужа, и продолжавшееся с переменной тяжестью очень долго. Прошло более года, прежде чем последствия трагедии постепенно прекратили с прежней силой давить на ее мозг.

И вот теперь, почувствовав в Николае, в какой-то степени, «родственную ду-шу», ее собственная душа потянулась к нему. Но пока и это влечение доставляло ей только беспокойство. Оттого, что Он пока не мог ее понять. Слишком мало времени прошло после его разлуки с собственной, теперь вряд ли достижимой для него, семьей. Он еще не во всей полноте осознал свою потерю. Еще не свыкся с мыслью, что он здесь навсегда. Он пока не принимает и хочет принять этого.

Ну, что же, к страданиям ей не привыкать! Она подождет! Подождет еще не-много! Уже давно никто не трогал ее душу. Были у нее конечно единичные свидания с мужчинами, в основном для удовлетворения физиологических потребностей, но свидания эти Марина старалась забыть как можно быстрее. Пока никто не смог «затронуть ее сердца». Только сейчас оно чуть растаяло, да и то для того, чтобы страдать. Но это страдание не приносило той тяжелой боли, как раньше. Боль была, но боль ожидания, надежды, надежды любви. И боль эта была не то чтобы сладкой, но созидающей, без сомнения. Сейчас Марина почти верила тем строкам, которые прочла где-то еще в ранней юности, она не помнила их автора, но помнила сами строки: «Может энергия безответной любви иная, чем энергия разделенной? Может она даже на несколько порядков выше ее? И в зависимости от того, какой будет определен выход энергии неразделенной любви, сила ее будет созидающей!»

Вот только что будет созидать именно она, Марина еще не представляла. И пока она направилась к старшему лейтенанту Мезенцеву, исполняющему обязанности командира части как старшему по званию и должности из «выживших». Ранее усиленный батальон превратился в одну неполную роту. И в то же время за исключением троих человек, на которых к моменту «воскрешения» не хватило «готовых» тел, рота Мезенцева была в полном составе. Но проблем от этого все равно меньше не оставалось. Вот и сейчас надо было подготовить личный состав к возможной экстренной эвакуации.

Николай услышал звонок в дверь, и хотя знал, чьего визита он удостоился, все же почувствовал чувство некоторого волнения. Не каждый день на дому тебя посещают генерал-майоры, да еще в то же время работники комитета государственной безопасности. Но страха Николай не испытывал. После всего случившегося нужно было что-то посущественнее, более неординарное, чем лицезрение кагэбиста, пусть даже и высокого ранга.

Но открыл он дверь уже вполне в спокойном состоянии духа. Первой в квартиру впорхнула Вероника и к удивлению Николая, совершенно не заботясь о реакции присутствующих мужчин, вдруг со всей своей непосредственностью повисла на шее Николая и чмокнула его в щеку.

— Поздравляю с победой! Наверное, кроме меня, вас еще никто и не поздравлял?