Двигатель старенькой «тойоты» негромко заурчал. Парнишка резко развернул автомашину и на приличной скорости за какие-то минуты подкатил почти до самого моста и не доезжая до него метров пятьдесят вновь развернул автомашину превращенную в импровизированную «тачанку» с АГС-17, установленным стволом в сторону багажника. Теперь при желании можно было, уезжая, на ходу вести огонь по преследующим автомобиль целям.
На самом мосту в сиянии своих голубых огней и туманных сполохов под полупрозрачным корпусом, показалось множество «черепах». Именно множество, потому что вот так прямо, навскидку, Дымогарев не смог сосчитать их.
— Так! Стоим! — Спокойным голосом, в котором явственно слышались льдистые нотки стали, проговорил капитан-лейтенант. Как всегда, в боевой обстановке, им овладевала холодная расчетливая ярость, всегда помогавшая ему в секунды находить максимально правильные решения. — По моей команде, сразу, как только я произведу два выстрела, вперед, в отрыв! Затем за перекрестком опять приостановишься, сцепление выжато, передача включена, нога на газе. По команде снова вперед! Задача ясна?
— Так точно, командир! — Почти по-военному ответил водитель.
Строй «черепах» тем временем приближался, их зловещий посвист из разного-лосицы постепенно изменялся, превращаясь в слитный вой тоном чуть выше обычного. На выезде с моста, первая линия «черепах» из пяти экземпляров развернулась полумесяцем выгнутой стороной к «тачанке» Дымогарева. Держась за рукоятки АГС-17, капитан сквозь стиснутые зубы почти неслышно пропел про себя: «строчит пулеметчик…», быстро произвел два выстрела и крикнул: «Пошел!»
Завизжав шинами «тойота» резко рванула с места и устремилась вдоль улицы. Выстрелы из гранатомета «Пламя» какого либо вреда «черепахам», не принесли. За «черепахами» чуть сзади, рядом друг с другом почти вплотную, двигались два «вездехода». Экипаж «вездеходов» на этот «слабый укус» вроде как, и не среагировал. Тем не менее, взвизгнув на тон выше три «черепахи» из переднего «полумесяца» ускорили ход, пытаясь настигнуть «наглого аборигена». Вслед за первой тройкой, заняв не такую уж широкую полосу дорожного полотна, устремились все остальные «черепахи», беспорядочно плюясь белым пламенем в след наглой «тачанке», в попытках ее поразить. Но, по-видимому, дистанция, которую сохранял автомобиль Дымогарева, была предельной для зоны поражения инопланетного энергетического оружия. «Белый огонь», хотя и был нацелен на единственно видимую цель, тем не менее, из-за большого радиуса рассеивания, кое-где затронуло скопление автомобилей, где в засаде сидело несколько гранатометчиков старшего лейтенанта Александра. Его отряд, еще не вступив в бой, уже начал нести потери.
Со злости кто-то пальнул из гранатомета, но не результативно, и в ту же, минуту был за это наказан — белое искрящееся пламя, слитно выпущенное сразу двумя «черепахами», накрыло место, из которого прозвучал этот выстрел. Несмотря на то, что «черепахи», за счет своих антигравитационных двигателей обладая преимуществом в движении, по какой-то своей причине не могли подняться над автомобильным кладбищем на обочинах, в противном случае они сейчас оказались бы в весьма удобной позиции.
«Тойота» Дымогарева тем временем на предельной скорости, допустимой в данных условиях, миновала весь квартал и, проскочив перекресток, затормозила. И здесь капитан-лейтенант выпустил в воздух ярко-красную сигнальную ракету. И хотя заранее сигнал этот на инструктаже не оговаривался, бойцы поняли его однозначно. Из засад, в брошенных автомобилях, с двух сторон, рискуя, в случае промахов, угодить друг в друга, ударил почти одновременный двойной залп, чем-то напомнивший Дымогареву залпы корабельных кулеврин из эпизодов морских сражений XVII–XVIII веков.
Такого «черепахи», а может и их хозяева в «вездеходах» почему-то не ожидали и, четыре из них тут же вспыхнули уже не белым, а оранжевым пламенем, сопровождавшемся громкими хлопками. Две другие словно запнулись на месте. Одна из них вдруг резко клюнула и врезалась в дорогу своей нижней острой кромкой. От этого ее несколько раз перевернуло, и она нашла успокоение, застряв между двумя автомобилями на тротуаре, почти у самого перекрестка. Свечение «черепахи» вместе с огнями по ее нижнему ободу погасло. Другая «черепаха» перевернувшись, словно юла заскользила на своем погасшем куполе, ее вынесло почти на самый центр уличного перекрестка, где она несколько раз провернувшись вокруг своей вертикальной оси, замерла, не подавая признаков деятельности.
В это время, пока никак не проявлявшие себя «вездеходы», оттянулись назад метров на десять и застыли. Оставшиеся целыми «черепахи» выстроились перед ними в одну линию. Басовитый гул «вездеходов», до того теряющийся и неслышный в истеричном посвисте «черепах», понизился еще до нескольких октав, да так, что почти перестал быть слышным совсем уже сам по себе. И это почему-то вселяло какую-то неясную пока тревогу. А вот свист «черепах» напротив, возрос до ультразвука, да так, что Дымогарев, да и остальные бойцы вдруг почувствовали, что лишились слуха.
Капитан-лейтенант подумал, что впервые инопланетяне решились применить в своей тактике что-то новенькое, когда его вдруг скрутила мощнейшая волна ужаса, показавшаяся иррациональной, непонятно откуда взявшейся, но в то же время действенной. До этого в горячке боя он подобного страха даже и не испытывал. А этот, вновь появившийся страх вдруг сковал все тело.
В глубине сознания Дымогарев понимал, что, то же самое сейчас происходит и со всеми остальными. Мобилизуя всю свою волю, он также понимал, что страх этот неестественен, он не видел причин для него. Капитан-лейтенант пытался сейчас хотя бы отчасти восстановить двигательные функции своего организма. Попутно он увидел, как от «вездеходов» к уцелевшим «черепахам» протянулись светящиеся искрящимся изумрудным цветом, напоминающие энергетические волновые дуги, толстые шнуры. Возможно вследствие этого, над «черепахами» начали формироваться шарообразные сгустки знакомого белого пламени, переливающиеся на гладкой, чуть дрожащей от напряжения поверхности серебристо-голубыми отблесками с пробегающими по ним неуловимо быстрыми молниями всех цветов радуги, интенсивно увеличивающиеся в размерах.
Дымогарев никак не мог заставить свое тело хотя бы пошевелится, что подняло зародившееся в нем и все нарастающее чувство боевого бешенства, словно у скандинавских берсерков древности, бешенства от невозможности управлять своим телом. Он мог наблюдать за всей окружающей его обстановкой, но пошевелиться был не в состоянии. Видел, как из-под зависших над дорогой «вездеходов» выпало несколько небольших по сравнению с «черепахами» блестящих зеркальной поверхностью мягких шаров, напоминающих большие ртутные капли, которые раскатившись в стороны, начали вдруг раскладываться-выворачиваться, формируясь во что-то уж совсем непонятное….
В этот миг энергетические шары достигли где-то четырех-пяти метров в диа-метре и вдруг одновременно, словно гигантские мячи, плавно сорвавшись со своих привычных мест над «черепахами», не касаясь дорожного полотна и, в то же время в каких-то долях сантиметров над ним, покатились вперед, «подминая» под себя все скопление автомобилей на дороге и по ее обочинам. После продвижения позади них не оставалось буквально ничего, кроме практически чистой асфальтовой поверхности уличного покрытия. Почти буквально по выражению: «словно корова языком слизнула».
По мере своего «прокатывания» шары понемногу уменьшались в размерах и, не докатившись до перекрестка каких-то пятидесяти метров с ярко-белой вспышкой-хлопком, растаяли. Улица теперь была идеально чистой — ни нагромождения техники, ни людей. Дымогарев уже с естественным ужасом осознал, что от десятка бойцов, занимавших свои позиции в этом исчезнувшем автомобильном кладбище, тоже не осталось ничего. Злость, досада и сострадание к погибшим создали в душе капитан-лейтенанта такую взрывоопасную смесь эмоций, всколыхнуло всю его сущность, что он вдруг ощутил, как руки и ноги его хотя и медленно, но начинают снова служить ему. Видимо, как раз этого всплеска эмоций и не хватало его воле, чтобы освободиться от наведенного на него пришельцами, и в этом он ни минуты не сомневался, паралича.
