Проглотив противный теплый комок в горле и втянув голову в плечи, наивно пытаясь остаться незамеченной, она тихо, каким-то детским голоском очень просто сказала:
— Да наши мальчики… усы уже бреют…
И так безыскусно и трогательно прозвучала эта фраза, что вдруг до щемящей боли в сердце стало жалко их всех — и этих юных мальчиков и девочек, которые завтра погибнут на войне, и их отцов, многие из которых тоже не доживут до Победы, и старого директора школы, и даже Валендру, которую буквально размазала по стенке эта наивная толстушка. Кирилл понял, что влюбился.
Дядьки и тетки из министерства благосклонно закивали головами.
Соловьева злобно шипела Любке на ухо: «Ну, Ревенко, ты, блин, Сара Бернар… Нарочно, что ли, на репетициях дуру гнала? Боялась, что красочку украдут?»
Любка ничего не понимала и испуганно озиралась по сторонам.
Действие продолжалось, а Женя Скорик ласково улыбался из-за кулис и показывал ей большой палец.
Спектакль приняли. Все друг друга поздравляли, целовались, Любке говорили какие-то особенные слова, намекая на творческий взлет, и она, окрыленная, понеслась в большую девичью гримерку накрывать столы.
Кирилл с Борькой стояли в «стекляшке» на Суворовском в очереди за водкой.
Кирилла прорвало:
— Слушай, Борька, расскажи о ней. Ты с ней знаком?
— Эк тебя цапануло-то! — смеялся Миронов.
— Да ладно тебе… Кто такая?
— Это которая? Немая, что ли?
— Дурак ты.
— Ну пошутил, пошутил. Кто ж Любаню не знает?
— Ты на что намекаешь? Она что, из этих?..
— Да нет, брось, ты не понял. Она не по этому делу. У нее даже кликуха — мама Люба. Все про всех знает, всегда поможет, если что. Надежная баба.
— А у нее есть кто-нибудь? — как бы между прочим спросил Кирилл.
— Говорю же тебе, дубина, она не по этому делу. Я и сам к ней клеился.
— Да? И что?
— А ничего. Ясное дело, отшила. Она как обожглась с Алтыновым, так на мужиков и не глядит.
— С Алтыновым?.. — Кирилл аж присвистнул. — Ничего себе… Да ты гонишь небось.
— А зачем мне? Про это все знают. Не веришь — спроси у кого хочешь.
— Вот это да… А что у них было?
— Все. Он ей ребенка сделал и кинул. Знать не хочет ни ее, ни пацана.
— Так у нее ребенок? — Кирилл обалдел.
— Ну да. Говорю же, все знают. Живет с сыном. Между прочим, в двухкомнатной квартире. Мамаша год назад замуж вышла, бывает наездами.
— А ты-то откуда знаешь?
— Повторяю тебе, дубина, был увлечен-с, наводил справки. Между прочим, отлично готовит. Так что рекомендую. Ватруха что надо.
— Борька, заткнись, а то в рожу дам. И за дубину, кстати сказать, ответишь, — одними губами улыбнулся Кирилл.
— Да ладно, старик, извини. Это я дубина, — зная вспыльчивый нрав Кирилла, Борька предпочел отшутиться.
Очередь наконец подошла. Они взяли две бутылки «Столичной», в соседнем отделе купили на оставшиеся деньги рыбный рулет и двинули к театру.
— Вам чего надо-то? — грозно сверкнула на них очами пожилая вахтерша на проходной. Она бдительно разглядывала молодых людей. От них несло рыбой, карманы пиджака лысоватого юноши подозрительно топорщились, его приятель переминался с ноги на ногу и стыдливо глядел в потолок. — Идите-ка отсюдова, а то пожарника кликну.
— Бабуль, не надо пожарника. Мы свои, мы к ребятам на банкет, — миролюбиво осклабился Борька.
— Какой еще банкет? И нету никакого банкета. Идите, идите с богом. — Бабка вылезла из-за стола и преградила своим тщедушным тельцем вход. — Ишь, чего выдумали, банкет им подавай…
— Ну правда же, — продолжал канючить Борька. — Нас Люба Ревенко пригласила. Просила в магазин зайти, купить кое-чего, — Борька откровенно показал бабке бутылку водки, — народ ждет, а вы нас не пускаете. Как быть-то?
Вахтерша нацепила на нос очки, ехидно усмехнулась и уперла руки в тощие бока:
— Да кто она такая, эта шалава, чтобы приглашать всякую рвань? Ей дай волю, так она в театр всю голытьбу притащит. Идите себе подобру-поздорову.
Кирилл, покрывшийся от стыда красными пятнами, ретировался к выходу, смущенно кашлянул, хотел уже отворить дверь, но в последний момент передумал:
— Вы нас простите, пожалуйста. Мы, конечно, сейчас уйдем, нельзя так нельзя. Потому что мы не рвань какая-нибудь, как вы изволили выразиться, и все понимаем…
— То есть как уйдем, как уйдем? — засуетился Борька.
— Помолчи, — остановил его Кирилл. — Мы всего лишь хотели поздравить Любу с дебютом, у нее сегодня очень важный день… Вы просто передайте ей все это. — Кирилл вытащил из Борькиного кармана бутылку и протянул ее бабке.
— Ты что, дурак? — кипятился Миронов. — Не надо ничего передавать. Мы хотим лично. Я хочу лично!
— Ладно. Сейчас вызову ее к вам, сами и отдавайте. — Бабка сменила гнев на милость и с уважением посмотрела на Кирилла: — Так и быть. Она хоть и чумичка, но проняла меня сегодня, зараза.
Старушка сняла трубку и набрала три цифры.
— Алло! — елейным голосом пропела она. — Это кто?.. А это Надежда Иванна. Ты, касатик, передай Любоньке, тут к ней два шаромыжника пожаловали… А кто их знает… Пускай спустится.
Бабка уселась на место и уткнулась в вязанье, на всякий случай поглядывая в сторону непрошеных гостей.
— Вот и ладненько, — Борька достал из кармана пластмассовую расческу, подул на нее и стал приглаживать редкие волосы.
Кирилл чувствовал себя полным идиотом. Он все-таки решил уйти и уже взялся за ручку двери, но в этот момент в коридоре раздалась частая дробь, и на вахту влетела раскрасневшаяся Любка.
— Ой, Борька! — завизжала она и кинулась к нему на шею. — Вот молодец, что пришел! Обожаю тебя, подонок!
— А ну, поставь девку на место, а то, не ровен час, пукнешь, — подпустила яду бабка.
— Такая тяжесть только в радость, — сказал Борька, но под грозным бабкиным взором Любку все-таки отпустил.
Любанька с любопытством взглянула на незнакомого парня, потом о чем-то пошепталась с вахтершей, и молодые люди беспрепятственно проследовали вслед за своей спасительницей.
Они шли по длинному, узкому коридору, Любаня с Борькой о чем-то весело болтали, Кирилл плелся за ними и сходил с ума от какого-то странного запаха ванили и теплого молока, исходившего от этой русоволосой женщины. От нее веяло безмятежностью, чистым бельем и сытным ужином.
Они подошли к винтовой лестнице, и Любка стала прытко взбираться на третий этаж. Неожиданно она резко затормозила и, кокетливо улыбнувшись, повернулась к Борьке:
— Эй, а что же ты, подонок, меня с другом не знакомишь?
— Да ну вас, дураки, разбирайтесь сами. — Борька расхохотался и умчался наверх.
— Люба, — представилась толстушка и протянула руку.
— Кирилл, — просто ответил он.
Кирилл взял ее ладонь. Она была теплой, мягкой и шершавой — девушка явно много времени уделяла домашнему хозяйству.
— Ну, что же вы? Пойдемте. Все ждут. — Люба белозубо улыбнулась, и Кирилл испугался, что сейчас потеряет сознание и кубарем скатится вниз.
Любанька отняла руку, и они продолжили восхождение.
Глава 6
В большую девичью гримерку набилось человек тридцать. Стоял галдеж, девчонки выкладывали из банок принесенные из дому салаты, резали хлеб, ребята разливали по стаканам водку. Все уже чуть-чуть выпили, возбужденно переговаривались, хохмили, кто-то решил позвать костюмеров и реквизиторов — за ними немедленно были посланы гонцы. Миронов, стоя у раскрытого настежь окна, уже произносил тосты.
Кирилл уселся в самый дальний угол у гримерного столика и с любопытством наблюдал за происходящим. Из пакета воняло треской, и Кирилл незаметно опустил рулет за кресло.
Народ гужевался кучками, и на него никто не обращал внимания. Это его вполне устраивало, и, даже заметив двух своих однокурсников, он только слегка кивнул им. Он был известен своим высокомерием, и те не стали искать его общества.
Наконец, перекрывая всеобщий гомон, ярко-рыжая и очень хорошенькая Аришка Прокопьева призвала всех к порядку и предложила выпить за Женю Скорика, благодаря которому состоялось сегодняшнее мероприятие. Все разом умолкли, подтянулись к столам, подняли стаканы.
