— А ты, Любасик, того, часом не путаешь… — промямлила ошарашенная Нинусик. — Ведь он вроде как…

— А то как же! Я-то не пьяная была, это он, собака, нажрался, — заистерила Любка. — Да вы что, девки, не верите мне, что ли? В ВТО дело было, Рождество как раз отмечали. Капустник был. Я участвовала. Он сам подвалил в конце. Я-то с ним по-интеллигентному, а он меня схватил и на черную лестницу уволок.

— Может, чего-то духовного хотел? — закусывая селедкой под шубой, спросила более склонная к романтике Танюсик.

— Не признался, — растерялась Любка. — Нет, вы не думайте, ничего такого не было. Сначала целовались. Затем он меня в Люськин кабинет затащил, ну, то есть в секцию молодежную. Там, естественно, никого, все ж в ресторане. Чего-то наговорил, наговорил. Я, конечно, ни в какую. А потом там под фикусом все и случилось! Навалился, амбал, я и пала.

— Как лошадь, что ли? — цинично ухмыльнулась Нинусик.

— Да ну тебя! — всхлипнула Любанька. — Вам смешно, а меня любимый изнасиловал, представляете?! Чего делать-то?! Воды дайте.

Но никто ей не ответил и воды не предложил. Нинусик с Танюсиком уставились друг на друга, словно пораженные одной мыслью.

— Поздравляю, — изрекла Танюсик.

— Не с чем, — утирая сопли, горестно вздохнула Любанька. — У меня резус отрицательный. Если аборт сделаю, не рожу уже никогда.

— Никаких абортов. Все, Любка, теперь тебя не сократят, не имеют права. Будешь матерью-одиночкой, — подвела итог практичная Нинусик.

Матерью-одиночкой Любка быть не хотела и объявила о своем положении Алтынову.

Тот закатил глаза, пытаясь припомнить, когда и где это могло произойти. Любка в подробностях описала ему рождественскую ночь в ВТО. Сашка Алтынов расхохотался ей в лицо и от пьяного соития наотрез отказался. Она продолжала его домогаться, и тогда он перестал с Любанькой даже здороваться. Как позже выяснилось — на долгие годы.

Любку из театра не выгнали, и она родила мальчика, назвав его в честь своего отца, которого никогда не видела, Коляном.

Было нестерпимо душно. В Москве стояла невыносимая жара, от которой не спасали ни дачи, ни водоемы, ни холодное пиво. Над городом неподвижно висел смог — это горели подмосковные леса. Асфальт плавился, люди задыхались, увеличилось количество сердечных приступов.

Однако Любовь Николаевна Ревенко, генеральный директор актерского агентства «Атлантида», чувствовала себя вполне комфортно.

Ее агентство располагалось в уютном особнячке в одном из арбатских переулков и было оборудовано по последнему слову техники. Не было у Любови Николаевны проблем ни с кондиционерами, ни с секретаршами, ни с деньгами. У нее вообще не было проблем. Она прочно стояла на своих тучных ногах, ни от кого не зависела и в свои сорок лет очень прилично выглядела, по-прежнему оставаясь довольно красивой женщиной.

Злополучный кризис трехлетней давности почти не коснулся Ревенко — все основные средства агентства и ее личные деньги размещались в европейских банках. А что касается непосредственной деятельности, то так называемый «дефолт» вообще никак не повлиял на осуществление заранее тщательно подготовленных проектов с англичанами и испанцами. В то время когда ее конкуренты загнивали, троих актеров она отправила на полгода в Лондон к Питеру Бруку играть спектакль, а еще шестеро улетели в Мадрид для участия в съемках исторического телесериала.

После кризиса работа в агентстве не приостановилась ни на день, «Атлантида» продолжала процветать. Все мелкие конкуренты Ревенко испустили дух, и к лету 2001 года «Атлантида» осталась единственным монстром, пропускавшим все сделки через свои руки.

Более того, посовещавшись со своим юристом, великим махинатором Виктором Григорьевичем Петровым, они измыслили гениальную в своей простоте вещь, изобретя еще один источник доходов, оказавшийся золотоносной жилой.

Любовь Николаевна за три копейки сняла рекламный ролик, и его несколько раз прокрутили по телевидению. В нем она объявила, что в целях сотрудничества с крупнейшими мировыми киностудиями и рекламными компаниями агентство создает международный банк данных «Поколение XXI». К участию приглашались все желающие, независимо от возраста, профессии и образования.

«В процессе кинопроизводства требуются самые различные типажи, которые зачастую просто невозможно подобрать в актерской среде, — миловидно улыбаясь, вещала с экрана госпожа Ревенко. — Мы составим вам резюме, сделаем портреты или снимем на видео, это по вашему выбору, занесем ваши данные в компьютер и отправим на ведущие студии России и мира. А наиболее перспективных участников нашего проекта постараемся трудоустроить. Приходите к нам, не упустите свой шанс. Мы ждем вас!»

В конце ролика на экране появлялись адрес и номера телефонов «Атлантиды».

Расчет действительно оказался гениальным. Уже через неделю после эфира особняк в Арбатском переулке осаждала толпа. Раскрашенные полуголые девицы загорали прямо на газоне, демонстрируя прохожим свои прелести, молодые люди странного вида без устали бренчали на гитарах, попыхивали марихуаной и громко матерились. Безумные мамаши тащили за руку расфуфыренных детей, шарахаясь от поколения, выбирающего пепси. Ко всему прочему стали поступать жалобы от жителей соседних домов. Сотрудники агентства не справлялись с людским потоком, ситуация грозила выйти из-под контроля.

Ревенко с Петровым тихо радовались и, помимо оператора и фотографа, наняли еще двух ассистенток и открыли вход со двора, изолировав таким образом своих сумасшедших клиентов. Ассистентки немедленно организовали предварительную запись, установили четкое расписание, и дело завертелось.

Составление резюме, портрет и постановка на учет обходились страждущим в пятьдесят долларов, а все то же самое плюс съемка на видео — уже в сто. Детям, соответственно, тридцать и пятьдесят. Чтобы создать впечатление немедленного эффекта, Ревенко лично позвонила директорам всех московских киностудий и на коммерческой, разумеется, основе договорилась, что массовку им будет поставлять только «Атлантида». Аналогично она поступила и с «Ералашем». Деньги потекли полноводной рекой.

Помимо всякой мелочовки, которой Ревенко тоже не брезговала, в данный момент агентство осуществляло большой заказ по рекламе косметики английской фирмы «Блэкхэд» и готовилось к запуску совместной российско-французской картины.

Сама Любовь Николаевна жила в очень приличной четырехкомнатной квартире на Мосфильмовской улице, доставшейся ей после смерти вдовы знаменитого сталинского кинолауреата, которую, по скупости своей, она всеми правдами и неправдами выбила из Союза кинематографистов практически бесплатно.

Но то было в прошлом, а сейчас она выбирала себе загородный особняк, не зная, на что решиться, — то ли строиться, что хлопотно, то ли взять уже готовый, что дороже.

Также имелись у нее две машины. На одной из них, недавно приобретенной «Тойоте», она изредка, в охотку, раскатывала сама. Но в основном по всем своим делам она ездила в «Мерседесе» с личным водителем.

Сын благополучно окончил десятый класс, и в качестве поощрения она отправила его на экзотический остров Крит. Сына она любила безумно, во всем ему потакала, постоянно снабжала деньгами и на пятнадцатилетие даже подарила пейджер и мобильный телефон, заодно осуществляя таким образом над ним контроль.

Мальчик очень скоро оценил достоинства этого «презента», и через две недели телефон был благополучно «потерян».

При полном отсутствии глобальных неприятностей и затруднений одна проблема у Любови Николаевны все же существовала — у нее был муж.

Кирилл был на шесть лет моложе Любови Николаевны, служил мелким клерком в Сбербанке в отделе кредитных карт и, естественно, полностью зависел от своей могущественной жены. Кирилл себя обожал. Действительно, это был симпатичный молодой человек, высокого роста, очень стройный и обладающий непомерными амбициями. Девчонки вешались на него гроздьями, и он, принимая это как должное, редко отказывался от их ухаживаний и даже периодически спал с актрисками из агентства жены, о чем та, естественно, узнавала незамедлительно, так как служба оповещения в ее конторе работала отлаженно и без сбоев.