— Новенький? Фамилия? — озабоченно спросил Семен.

— Круглов И. В., — сказал новенький, — обучен.

— Круглов, Круглов. — Семен провел пальцем по ведомости. — Вот. Сорок три и двадцать один сорок три. Итого шестьдесят три сорок три. Прошу... Следующий, — сказал Семен.

Пришла жена заболевшего рабочего. Семен выплатил ей деньги по доверенности. Подошел вахтер. Долго считал деньги, вел разговоры о погоде.

Дело шло к концу. Семен побросал в чемодан пустые мешочки, сложил ведомость, убрал остаток денег в бумажник.

Он с удовольствием поднял пустой чемодан и подержал его на ладони. Чемодан был легкий и крепкий — именно такой и нужен для этой работы.

— К зиме сдадим объект, — сказал Плотник, глядя на чемодан. — Пришло письмо из треста. Обещают подбросить материалы, сокращают сроки. Так что уж недолго тебе..

— А мне не к спеху, — весело ответил Семен, вставая и помахивая пустым чемоданом. — Люблю бывать на свежем воздухе. В Москве духотища, а у вас воздух свежий.

— Молодец ты, Семен Васильевич! На днях приеду в трест. Тогда посидим.

— Это принимается. Кстати, как бы не забыть, — Семен повернулся в дверях и посмотрел на Плотника. — В следующий раз приеду, наверное, попозже. Дела будут в городе.

— Ладно. Я своих предупрежу.

— Вот, вот, предупредите. — Семен не решил еще, каким поездом он поедет в следующий раз, может, позже, а может быть, и раньше. Важно лишь, чтобы никто не знал, когда он собирается выехать.

Семен Никульшин вышел из конторы, пересек двор, прошел через проходную. Остановился, закурил папиросу и зашагал по дороге на станцию, облегченно и радостно думая о том, что не надо никуда спешить, не надо оглядываться и вздрагивать при виде какой-нибудь серой кепки, не надо думать о чемодане и хвататься за кастет — в запасе у него целых две недели, а если быть точным до копеечки, целых шестнадцать дней, потому что в этом месяце тридцать одно число — целых шестнадцать дней свободной жизни, и ничего не надо — надо только позвонить жене с вокзала, чтобы она не беспокоилась о нем на целых шестнадцать дней вперед.

1966

Интересно вам, почему этот Акопян младенец? Да, да, тот самый, Гран-При, триумф в Париже, всемирный маг и чародей Арутюн Акопян. Как? Вы видели его только по телевизору? Совсем не то впечатление, уверяю вас. А я смотрел на него в концерте, да еще из первого ряда. О, тут есть на что поглядеть. Негромко играет музыка, великий маг в черном фраке, движения его округлы, пластичны, вкрадчивы. Двигаясь по сцене, маг напевает бессловесную песенку и словно бы подкрадывается к вам, колдуя.

— Я обманываю честно, — говорит он. — Смотрите!

И начинает свой коронный номер с платочком. Бумажный кулек, свернутый из газетной четвертушки, пестренький платочек — вот и все атрибуты. Ничего лишнего, отвлекающего, никакой экзотики. Он дает вам в руки подержать четвертушку, чтобы вы лично убедились, что это обыкновенная газета. На ваших глазах свертывает из четвертушки кулечек и, продолжая заунывно напевать, извлекает из кулька свой платочек, которого, вы сами видели, там не было.

Подброшенный вверх платочек мягко колышется в воздухе, он словно бы возник из воздуха. А маг ловит его и сует в кулек. Раз, два — платочек исчез, кулек развернут, газетка пуста. Пожалуйста, он может повторить на бис, из пустого кулька снова возникает платочек и столь же послушно уходит в ничто.

Впечатление потрясающее, маг спокоен, слегка улыбается. Только пальцы его мелко дрожат от сверхчеловеческого напряжения, из первых рядов это отчетливо видно. За этот свой возникающий платочек Акопян получил Гран-При на всемирном фестивале магов в Париже. Обставил прославленных магов современности, а ведь туда со всего света тоже не младенцы приехали. Но победил все-таки наш...

Но теперь я вас спрашиваю: сумеет ли этот всемирный маг сотворить из воздуха детский комбинат на триста мест или на худой конец склад для столярки стоимостью в шестьсот тысяч? Вот видите, вы тоже усомнились. Зато я не сомневаюсь: такой фокус Акопяну в самом голубом сне не приснится. А для нас это повседневные будни.

Кто я? Нет, это не секрет. Я не маг и не чародей. Рядовой труженик. Фамилия моя вам ничего не скажет, потому ее лучше опустить; я человек скромный, всемирной славой не пользуюсь и, откровенно говоря, не ищу ее. Зовут меня Иван Семенович.

Дальше увольте. Давайте договоримся: я не спрашиваю вас, кто вы такой, какой у вас номер паспорта. А вы не спрашиваете, кто я. Что можно, я сам открою. Иван Семенович, заместитель начальника строительства — вас это устраивает? Был в свое время начальником, позже по случаю болезни самостоятельно перешел в замы, впрочем, об этом немногие знают. И больше никаких вопросов. Лишь при таком условии наш разговор может пойти начистоту. Мы едем в одном купе, дорога неблизкая, а поговорить есть о чем.

Стройка моя не такая громкая, это вам не КамАЗ и даже не Усть-Илимская ГЭС, но и мы миллионами ворочаем. А строим мы мосты, прогоны и прочие воздушные сооружения. Что значит воздушные? Потерпите немного, узнаете.

Строители — народ кочевой. А коль мы кочуем от места к месту, то все время новую крышу над головой созидаем, нам за это особая доплата идет, мостовые или воздушные, как вам больше нравится.

Несколько лет назад получил я внеклассный мост через великую сибирскую реку. Красавец объект — на пять лет работы.

Создаем на берегу реки временный поселок, производственную базу. А базы собственной нам вроде бы и не полагается, ибо имеется такое великое изобретение века, как кооперация. Это даже в учебниках записано: все необходимое мы должны получать по кооперации. Однако реальная действительность не каждый раз с учебником сходится.

Вот мы и подошли вплотную к воздушным сооружениям. Растет у будущего моста поселок, поселок же состоит из домов, а на всякий дом мне нужна столярка для рам, дверей и прочей надобности. И должен я ту столярку по кооперации получать равномерно в течение всего года и прямо с колес ее в дело пускать. А ко мне весной приходит семь вагонов прекрасной столярки, сразу на весь год. Это еще счастье, что она впереди срока пришла, а то и наоборот происходит.

Итак, выгрузили мы столярку под наше родное сибирское небо, склада-то для нее нет, не запланирован он. От нас ведь с первого года основные объемы требуют: кубы земли, бетона, пролеты. И правильно требуют, мы обязаны вперед рваться, и потому нам просто некогда со всякими там тылами возиться. Но тут прикинул я с начальником производства: дома мы сдадим лишь в конце года. Где до той поры столярку держать?

— Погниет она у нас под брезентом, — говорит мой начальник производства. — Надо склад делать.

— Как его проведем? — спрашиваю, хотя такие наивные вопросы можно не задавать.

Делаем по науке. Вызываю техотдел, заказываю им проект, составляем с финансистами смету; всего лишь держу я те бумаги в личном сейфе, чтобы до поры никто не знал, что такое мы строим. Растет во дворе этакая элегантная воздушная коробочка. Это вам не шелковый платочек!

Раз, два — коробочка готова. Заносим в нее столярку, и всем становится ясно, что у нас возник склад, его ведь не спрячешь в газетный кулек, хоть мы и пытаемся прикрыть его всякими бумажками.

А склад продолжает стоять на земле и утверждаться. Кое-кому очень сильно мозолит глаза это позорное явление. Словом, обнаружилась добрая душа, написала письмо в народный контроль. И приходят ко мне народные же контролеры, два симпатичных таких товарища. Склад им, естественно, нравится — для себя же строили.

Вздыхают:

— Пишите объяснительную...

Не играет в мою честь музыка, никакого тебе Гран-При, ну хоть поощрительного. Вместо этого являюсь я в народный контроль, получаю выговор.

В этом и фокус. Но ведь я и склад ради пользы строил, чтобы родную столярку спасти. Зачем же, спрашиваю вас, меня при этом все время в пятый угол загоняют? Чьей пользы ради?