Ладно, за народное добро мне выговора не жалко. Зато теперь склад оприходован, сделался законным, можно творить дальше.

Что? Вы подумали, будто из-за этого выговора я и стал не начальником, а замом? Если бы. В замы я превратился по болезни. Вы тоже болельщик? За «Локомотив» болеете? А я за наши родные «Крылья Советов». И был у нас, доложу вам, классный форвард по группе «Б», футболист высшей марки, наш Колотов. Состоял он в нашем штате старшим экономистом, забивал такие штучки, глаз не оторвешь.

Приходит он однажды ко мне:

— Я у вас три года работаю, прошу повышения.

— Что ты просишь?

— Да немного, хоть бы начальником отдела, мне ведь тоже расти надо.

А у меня, как назло, ни одной свободной вакансии. Включил его в ближайший список на премию, однако, чувствую, остался недоволен мой Колотов. Конечно же, переманили его в ваш «Локомотив» на должность начальника отдела. Теперь он в наши ворота голы забивает. Наконец открылась у нас вакансия, моего зама взяли на повышение в соседний трест. Зову на переговоры бывшего любимца.

— Иди к нам, есть вакансия.

— Какая? — спрашивает.

— Будешь моим заместителем.

— Нет, — говорит, — теперь я на это не согласный, меня уже в группу «А» зовут.

— На что же ты согласен?

— А согласен я быть начальником строительства. Мне на прошлой неделе предлагали идти на директора завода, но я патриот вашей стройки, через вас вырос, так что зачем мне директором, мне приятнее начальником строительства.

— А я куда же? — спрашиваю.

— А вы на мое место, замом моим. Я, конечно, буквально на вашу должность не претендую, можете оставаться в своем кабинете и руководить по-прежнему, как руководили. А я буду лишь числиться и являться каждого второго и семнадцатого, я человек скромный, меня ноги кормят.

Не сразу я решился, однако ничего не поделаешь, пришлось согласиться ради наших родных «Крылышек». Так и сделался собственным замом, об этом почти никто не ведает: ни Москва, ни жена законная.

Что? Изволите мне не верить? Про воздушный склад поверили, а про Колотова не верите? Как вам угодно. Может, я и про воздушный склад заливаю, а вы и уши развесили.

Говорю святую правду: стал собственным замом. И, знаете, почувствовал себя совсем иначе. Другая степень ответственности. Свободным я стал, раскованным, смелым. Лишь в новой должности я и развернулся по-настоящему.

Продолжаем мы строить мосты, один сдаем, другой начинаем, все время у нас мосты в работе. Объемы нам из года в год повышают, но замечаю — рабочих рук стало недоставать. Тут мне экономисты докладывают: в нашем временном поселке постоянно проживают семь тысяч человек и есть триста пар свободных рабочих рук, которые сидят дома и бьют баклуши по той жизненной причине, что нет у нас детских учреждений. Был бы у нас детский комбинат, завтра пришли бы на работу. Только комбинат, да еще детский, не запланирован.

Сначала мы хотели по закону. Обращаемся с письмом в министерство, хоть ответ известен заранее: нет средств.

Собрались на узкий семейный совет. Если нельзя по закону, не выйдет ли поперек? Не осилим ли детский комбинат из воздуха? Это же не склад под столярку. Это же дети. Как мы их скрывать будем?

Сотворили проект. Разумеется, индивидуальный. Как мы можем взять типовой, если строить будем совсем нетиповым методом? И, слава богу, проект у нас вышел что надо: свободная планировка и компоновка, даже мозаику пустили по стенам, не детский комбинат, а воздушный замок, честно говорю.

Приступили к натуре. Главное условие при этом — полное сохранение секретности. От всех и вся, от верхов и низов, от народных контролеров и Стройбанка. Как же иначе? Едва в поселке узнают, что мы возводим детский комбинат, тут же начнется давка и очередь, и непременно найдется доброхот, который доложит по инстанции.

Обнесли площадку забором. Копаем котлован, начинаем кладку. Даже рабочие не знают, что они кладут. Пока можно было, мы и старшему прорабу не открывались. Строим автомотомастерские — такая у нас была обнародованная версия.

А площадка, надо заметить, на самом лучшем месте. Пригорок и рощица под боком: для детей же! И растет наш тайный комбинат у всех на виду.

Первый удар нанесла нам одна многодетная мамаша. Написала письмо в исполком — это же безобразие, в центре поселка строят автомотомастерские, чем будут дышать наши дети?

Прибыла первая комиссия — от местной власти. Ну, с ними мы быстро уладили: виноваты, недоучли, если нельзя автомотомастерские, создадим на этом месте пекарню. Хлеб-то, он местной власти необходим.

Переключились на «пекарню». А надо вам сказать, что нас частенько разные столичные гости визитами угощают. И каждый считает своим святым долгом проявить интерес:

— Что это у вас за забором растет, Иван Семенович?

Я кому как: пекарня, гараж, трамвайное депо, котельная, универсам «Рассвет», бассейн «Москва», а вообще-то это будет асфальтно-протяжной цех... Как-то обронил в сердцах:

— Строим по разнарядке исполкома шелкоткацкий цех, шелковые платочки будем выпускать для всех всемирных магов и чародеев.

Лишь один из гостей попрекнул:

— Зачем же котельную в центре поселка? Как это ты визу санинспекции получил?

— Слушаюсь, — отвечаю. — Исправим. Как только построим, тут же на окраину передвинем.

А у самого не только от санинспекции, вообще никаких виз не имеется, только на забор и было у нас законное разрешение.

Конечно, мало радости так прикидываться, но наша ложь во имя детской истины, поэтому я просто обязан терпеть.

Тут я нюхом чую — на это особое чутье надо иметь — назревает опасность со стороны Стройбанка. Что-то там они пронюхали и готовят санкции. А у нас к тому времени приключился некоторый перерасход по фондам, ибо и за воздушные сооружения приходится платить вполне реальной монетой.

Но я тридцать лет состою в строительных рядах, и великая мудрость не мною открыта — безвыходных положений не бывает. К тому мы и призваны...

Вот и выход. Приходит разнарядка на пять новых «Волг», для строителей-передовиков. Звоню в Стройбанк:

— Как жизнь? Движемся вперед? А если на новой «Волге», сто сорок в час, не быстрее ли? Можем уступить...

Теперь директор Стройбанка — они до этого долго ждали машину — мимо нас на такой скорости мчится, что ничего не успевает заметить.

Откуда мы материалы берем, спрашиваете? Сразу видно, что вы не строитель, это же в первом строительном классе нынче проходят. Из фондов жилья, из основных, если удается. У постройкома тоже денежки водятся, или имеется при каждой уважающей себя организации фонд НТО, научно-технического общества, мы же в век научно-технической революции проживаем.

Прибывают из центра две дамочки, в аккурат по линии НТО. Мы дамочек немедленно на катер и вверх по реке, а там уже архиерейская уха кипит, «Плиска» наизготове.

Блат, говорите? Нет, я думаю: ныне блат устарел. Это до войны было — по блату. Потом пошли связи. А теперь это называется: личные контакты. Вполне по-современному.

Одним словом, строим.

Один остается выход: скорей к сдаче, пока комиссия чемоданы собирает и удочки для нашей реки готовит. Перебросили на объект все наличные силы, штурмуем день и ночь во имя подрастающего поколения.

Подошел комбинат под крышу, пора открываться. На дворе уже детские грибочки стоят всем на диво.

Отправляюсь лично в министерство с покаянием. Вооружен до зубов бумагами, вот копии писем, которые мы вам неоднократно писали, вот ходатайство исполкома, расчет рабсилы и прочая. Примите у нас детский комбинат и отпустите с миром.

События нарастают.

— А перерасход фонда зарплаты? — спрашивает заместитель министра, к которому я прибыл за покаянием, он еще про котельную у меня допытывался.

— Некоторый перерасход имеется, — отвечаю. — Создали комбинат на триста мест, стоит он четверть миллиона, очень трудно было сделать без перерасхода.

— Ловко ты меня обманул, — отвечает замминистра с подозрительным смехом. — Ишь ты, какую котельную сочинил, с козликами...