(Але Панкратовой эта самодеятельная «география» сначала страх как не понравилась. Она стеснялась своего старомодного имени-отчества; действительно не повезло: Алефтина Ермолаевна – не модерная НПВ-дама, а старая хрычовка из позапрошлого века. Но когда назвали остров – с координатами 50 градусов 31 минута 20 секунд северной широты, 47 градусов 33 минуты 50 секунд восточной долготы, – постепенно смирилась.

– Чудачка, – втолковывал ей Миша (он это и устроил), – это же вроде как в Сибири есть станция Ерофеич – по отчеству Хабарова, исследователя и покорителя Дальнего Востока. Тоже отчество не дай бог, только алкаша обрадует. Зато ж на карте. Одним этим ты превзошла всех Алл, Алин, Алис, Александр… и даже Анжелик!)

Тем не менее это был предел. Более в горах того, «что плохо лежит», не осталось; все остальное лежало, стояло и высилось хорошо: вблизи населенных пунктов, аулов, сейсмостанций, овечьих отар и всего, что есть в южных горах. Обшарили НПВ-оболочками через облака все в окрестности в радиусе полтысячи километров. Брать больше там было ничего нельзя.

Полилог типа «Они» (где? В координаторе, в трензале, в лаборатории МВ – не важно; присутствовали многие; в информсеть не пропустили):

– В Северном Ледовитом вот есть совершенно безжизненные острова… Организовать цепочку Ловушек по схеме «Дай!» – «На!»

– И мы еще будем Россию разворовывать. Ну, знаете!..

– Небольшие островки дела не решат. А материк и оттуда не возьмем.

– Вы опять зашорились, как с Ловушками: хоть через облака, но чтоб непременно с Земли… есть же Солнечная система. Нет, я серьезно…

И было ясно, кто это произнес.

– А! Это мы обсуждали еще до тебя.

– До него-то до него… но тогда у нас не было ЛОМДов. Миллиардников с цистернами внутри. Теперь есть. Если К-миллион, к чему мы привыкли, дает километр в геометрическом миллиметре, то К-миллиард вмещает его в одном микроне! Разница. Так что Имярек снова в масть.

Это сказал Панкратов. У него были оправданные надежды на НетСурьеза.

– Так что, другие планеты будем курочить?

– Там тоже все под наблюдением и на учете, даже их спутники мелкие… Названы и всюду записаны. Фобос, Деймос…

– Нет, зачем. Есть и такое место, где не все: астероидный пояс. Там все даже заранее подроблено. Только что не расфасовано. Астероидный пояс. Нет, серьезно.

– Обсуждали мы и про этот пояс!..

– Позвольте, я внесу ясность, – вступил Любарский. – В астероидном поясе на расстоянии от двухсот до пятисот миллионов километров от Солнца вращается в самом деле большая туча-шлейф обломков – то ли развалившейся планеты, то ли не состоявшейся. Подобные мы наблюдали в МВ. По разным оценкам там от пятидесяти до ста тысяч обломков. Зарегистрированы и описаны, с известными орбитами, тысячи две – размерами от сотен километров… ну, Церера, Веста, Гермес и так далее, малые планеты – до десятка километров. У них, как правило, и названия есть. А то, что мельче, можно сказать, пока бесхозное…

– Если по десять километров поперечником, нам бы для Материка таких хватило бы с тысячу, – деловито заметил Иерихонский. – От силы – полторы.

– Ну-с, во-первых, десятикилометровые все на учете. Так что ориентируйтесь на меньшие. Во-вторых… расстояние до них с Земли, из нашего Овечьего филиала, до ближайшей части астероидного пояса – от девяносто миллионов километров до двух сотен с лишком. Да-да, знаю: дотянемся! – поднял руку директор на протестующие жесты сразу Климова и Панкратова. – Новыми ЛОМДами дотянемся. Но этого же мало. А раствор НПВ-луча? Если на дистанции до Луны он расширяется так, что захватывает Луну… это выходит один процент, – то в астероидном слое развернется на сотни тысяч, а то и миллионы километров. Представляете, что мы таким НПВ-неводом можем наловить – не глядя?! Ту же Цереру в компании с Вестой… или тучу зарегистрированных малых планет помельче. Это космическая авантюра, как хотите. Это нельзя.

– И нам такие крупные не нужны, – опять деловито вставил Шурик. – Это перебор, слишком много. При К8640 их полигон просто не вместит.

Все замолчали.

– Но это ж вы просто не умеете… – медленно сказал невнятным тенорком НетСурьез. – Не освоили еще. Потому и раствор велик. Можно вполне прицельно сужать луч. Нет, серьезно.

Бор Борыч Мендельзон потом долго менялся в лице не только при встрече с НетСурьезом, но и при упоминании о нем. Это ведь он и его лаборатория полевого моделирования должны были уметь, знать и освоить. И не придя посоветоваться, не проверив свою идею на стендах, в компьютерных моделях, в ваннах… шарах сразу при всех!

И Буров Виктор Федорович после того весьма настороженно посматривал на него. Должность главного инженера молча подразумевает, что ты главный по идеям и решениям. А он оказался тут уж настолько не главным!.. И ладно бы вставляли ему фитиль люди вроде Пеца, Корнева или хотя бы Бармалеича. А то – никто. Сцепщик. Вот с цистернами это было ему в масть и в самый раз. И достаточно бы. Так нет!

И Варфоломей Дормидонтович не раз вспоминал об этом эпизоде. Дать глубочайшую, переворотную для всего проекта К-Атлантиды идею (да, как показало будущее, и не только для него) под соусом «вы это еще не умеете» – будто это валенки подшивать! – более издевательски, пожалуй, и нельзя. Такого унижения ученые мужи не забывают. И как это у него, Имярека, просто выскакивает! Так что понятно, как ты, мил человек, загремел в психушку.

(Любарский, работник самой демократической из наук, знал немало и о нравах в закрытых учреждениях «самой гэбистской из наук». Сетовали: ах, там ядерными делами ведал Берия, он насаждал тюремные порядки! Но каждый руководитель «почтового ящика» в компании с завкадрами и начальником первого отдела тоже был маленьким Берией, так же мог распорядиться судьбами подчиненных. И это длилось еще лет двадцать после того, как маршала Берию расстреляли.)

«Но откуда же ты такой к нам явился, человек, чувствующий истину: из того НИИ п/я номер такой-то? Из палаты номер такой-то? С Катагани-товарной? Или прямо оттуда?.. Мы делаем – с нами делается. В том числе и через новых людей?»

Тем не менее Имярек Имярекович определил верно: не умели ниивцы пользоваться тем, что сами заложили в идею и конструкции Ловушек. Перед глазами было, да не видели. Застила им все тонкости оторопь от своих дел и достижений. Вот со стороны и оказалось видней.

Не пришлось даже новые кнопки и регуляторы на пультах Ловушек ставить; подогнали полевые режимы теми, что там наличествовали. Подгонка состояла в том и только в том, что ежели прежде они выбрасывали из зева Ловушки «оболочечный» НПВ-луч для разведки и наблюдений и, только найдя цель, выстреливали в нее хватающий игольчатый К-язык, – то теперь следовало и эту иголочку импульсами, толчками высовывать в поиске цели… Но не до конца. В этом «не до конца» была вся тонкость: оболочка самоконцентрировалась, стягивалась вокруг К-оси. Нет расплывания, расширения, раствора НПВ-луча размерами с Луну и более. Никакого нет. Точечная наводка.

А когда навелись – ам! – и взяли. Втянули.

Это – после лабораторной проверки, понятно – и опробовали 14 октября на пировавших в Ицхелаури. Раньше бы так избирательно точно не смогли: или всех, или никого. Заодно убедились и в том, как быстро К-луч-миллиардник превращает напроказившего жлоба-номенклатурника в СВ, в скелет и вонь.

Это тоже было вроде лабораторной проверки. А может, и примерки. Через облака.