…сразу за проходной они оказывались не на Земле –

чем выше, тем космичней.

Космично светилось то,

что обычно темно.

Космично звучали

искаженные голоса, лязги и рыки машин…

В этот день осмысливали, думали, приходили в себя. В трензале и около бассейна. Не спеша и со вкусом. Обычный трензал и обычный бассейн – только на стене светило меняющимися на глазах числами шторм-циклов, К-времен по главным уровням, дней Шара и дрейфа М31 большое табло; внизу его были указаны и девятые с дробью сутки от Момента-0, только без пояснений словами, чтобы не вызывать лишние вопросы у посещающих это хорошее место непосвященных: что за момент такой?

Они были у себя – и они были во Вселенных. Двух сразу.

Полилог типа «Они» (не попавший в информсеть):

– …Безумие опыта в том, что мы запросто нарушили ход естественных процессов на немыслимом прежде уровне: звездном. И – просто так, попробовать.

– Это все Имярек. Не нужно было его с Катагани-товарной забирать. Пусть бы сцеплял вагоны.

– А то бы вы сами не дозрели! До всего того же, а то и больше. Смешно слушать. Нет, серьезно.

На сей раз и Имярек был здесь в плавках, сидел на краю бассейна, спустив ноги в воду. Он был блекл и худ, лопатки торчали.

– Мы зажгли сверхновую. Так ли они возникают, а, Бармалеич? От аннигиляций?

– Не знаю. Этого никто не знает и не узнает…

– А кто узнает, тот не скажет. Не успеет.

– Слушайте, мы же исполнили то, чего никакие вселенные никогда не делают: переместили вещество из одного миропроявления в другое! Через десятки миллиардов лет.

– Не делают, потому что вселенным это не нужно. Что им те вещества!

– Ведь двенадцать же планет. Система побольше Солнечной.

– Да на них еще ничего не было. И вообще, там все прочие миры давно кончились, сменились уже сотни шторм-циклов. Вон видишь…

– Так то без нас.

– Помните, месяц назад мы гутарили здесь о возможности захвата власти на Земле. Теми еще Ловушками, слабенькими. И о том, на кой черт она нам нужна. Так теперь ведь мы можем покорять и иные миры. Даже не только в Солнечной, где и покорять нечего, по всей ближнезвездной окрестности. То есть все, что видим как яркие звезды, – наше…

– Ого!

– Не «ого», а точно, он прав. Ты разве не понял: раз можем так держать в НПВ-луче ком вещества, то ведь и антивещества тоже. А раз так, то и некасаемо к стенкам Ловушек вывести его из МВ в нашу Вселенную. И направить куда хотим, как на ту звезду с планетами. Шару теперь мы это сделать не дадим, раз поняли, – но сами-то можем. Такой вспышкой, уничтожив один ЗПВ, можно привести в ужас и покорность целую звездную область галактики.

Это говорил Миша Панкратов, сидя на велостанке; качал ноги. НетСурьез глядел на него с интересом и большой симпатией:

– Ты сказал.

– Ну и на кой черт, скажите на милость, нам это надо? – вступил Буров, вылезая из бассейна и обтирая свое несколько полноватое тело полотенцем. – Воевать с альдебаранами из-за прекрасных альдебаранок, сиречь альдеовец?

– Альдебаранесс!.. – вставил кто-то.

– Да не один черт, ведь их нет, скорее всего, ни тех ни других. Мы же обыкновенные люди. Вот у меня старенькая мама, она очень не любит, если я дома не ночую, сама не уснет до утра. У Мишки здесь дети – и они важней для него любой власти, разве нет? Бармалеича вот из доцентов расстригли…

– …к нам в директора!

– Зачем нам такая благодать?! Лично мне не нужна власть не только в галактике, но и в пределах нашего района Катагани. А никуда не денешься: есть.

– …Бессмысленное могущество. Ненужное могущество.

– Нелепое могущество…

– Вы напрасно считаете, что первые в таком интересном положении, – вмешался полковник (ныне шеф безопасности института) Волков; он, несмотря на седины не только на голове, но и на груди, был мускулист, поджар, широкоплеч; упражнялся на коне, а теперь сел на него. – Нет. Ведь так и накопили с двух сторон, в Штатах и блаженной памяти Советском Союзе, ядерных зарядов на двадцать пять уничтожений всего живого на планете! Вот такие же обыкновенные люди: тот семьей озабочен, тот карьерой, тот заработком… Те знали, что мы производим, мы знали, что те производят, – и гнали. Понимали, что нескольких сотен боеголовок с такой начинкой вполне достаточно, – а делали тысячи. Смысла никакого, гатили в это многие миллиарды… И ни у кого не хватило ума и смелости сказать: вы что, очумели? Куда столько, зачем? Хватит!

– Нда-с, сравненьице! Обыкновенными-то, значит, быть не очень, чтобы того… – высказался Климов, лежа на краю бассейна.

– И вот этот ваш тезис «Нам это не надо, значит ерунда, значит никому не надо», – продолжил Волков. – Явно это не сказано, но подтекст такой. Да, вам это не надо. Вы даровитые ребята, делаете интереснейшее – ваша жизнь полна. Но есть страшное количество серяков, чья жизнь без власти или без денег… или, на худой конец, известности – пуста. Им все это ох как надо. Так что эти знания необходимо беречь от чужого глаза. Чтоб нигде и никому!.. Иначе те серяки подомнут, отнимут – и таких бед «во имя не важно чего» наворотят!.. – Полковник помолчал, оглядел всех. – Я в последний день жизни Валерьяна Вениаминовича даже поругался с ним, настаивал: мол, надо сообщить о свойствах НПВ по начальству, засекретить… мол, пространственная бомба может быть, и так далее. Это перед Шаротрясом и еще до Ловушек Михаила Аркадьевича. Такой верноподданный дурак был. Верноподданный предателям. Пец, спасибо ему, меня крепко осадил. Понимал, чуял. Вот и нам так надо. Чтоб нигде никому.

Помолчали, обдумывая, – и в память о Вэ Вэ, Папе Пеце, Великом Хрыче, чье знание продолжало жить здесь.

– Бессмысленного могущества не бывает – бывает бессмысленное использование его. Нет, серьезно. Мы овладели возможностью – соразмерной объектам. Режим знаем, теперь во всеоружии.

– Для чего?

– А хотя бы на случай вторжения. Оттуда. Мало ли что. Нет, серьезно. Этот Контакт… откуда мы знаем: с добром или напротив? А выбросом антивещества из одного цикла МВ в другой можно уничтожить не только звезду, но и галактику.

– Вот-вот… двадцать пять раз, – покачал головой Волков. – Опять двадцать пять!

– А что? Если б у нас были Ловушки такого уровня до шестнадцатого сентября, – вдумчиво сказал Виктор Федорович, – и эта методика, не допустили бы мы ту звезду к НПВ-барьеру. Пых – и нет. И никакого Шаротряса.

– Витя, так до Шаротряса мы вообще знать не знали о Ловушках.

– Понимаете, mon cher ami, – вступил Иорданцев; он плавал медленным брассом, слушал всех, а теперь стал на дно, чтобы жестикулировать. – Этим могуществом Вселенные бросают… швыряют, если точнее – нам какой-то вызов. Перчатку. Вызов в форме вселенских возможностей. Своего уровня, не нашей мелочовки. Мол, вы строите из себя умных – так вот нате. А?

– Ты сказал. – Теперь НетСурьез смотрел тепло на ГенБио.

«Два полпреда», – снова подумал Варфоломей Дормидонтович.

Важен был уровень. Теперь они могли орудовать в Меняющейся Вселенной; не только наблюдать. А стало быть, со временем и в Большой тоже. Не на уровне кражи астероидов, даже межпланетных путешествий. Крупнее, гораздо крупнее.

Важен был уровень и важен был гнев.