Прекрасное интервью! И все равно: при прочтении его меня не покидала мысль, что я могла бы сделать это лучше…

Но Маша Мериль полностью отработала мою командировку в Париж.

Среди положенных главному редактору привилегий (секретарша, машина с двумя водителями, поликлиника и проч.) была одна, чрезвычайно мною любимая — бесплатный годовой абонемент в элитарный спортивный клуб. Прелесть среди прочего заключалось в том, что клуб находился напротив моего дома, и перед рабочим днем я могла побегать по дорожке, поплавать в бассейне или, на худой конец, попариться в бане. Первое время я активно ходила на степ-аэробику — как и все женщины на свете я озабочена своим излишним весом. Но групповые занятия слишком привязывают ко времени, а это не всегда удобно. На них я давно не хожу, но вспоминаю их с благодарностью хотя бы за то, что там познакомилась и подружилась с Викой.

Вообще-то у меня подруг очень мало. И все они — из детства-молодости, когда легко заводились знакомые и приобретались друзья. Про Жози я уже упоминала, были еще две стародавние приятельницы, знакомство с которыми исчисляется десятилетиями. А вот Вику я приобрела уже в зрелом возрасте, что удивительно — всегда считала, что после 30 лет друзей завести в принципе невозможно.

Тем более что Вика — жена богатого человека, которого я сразу обозвала Олигархом, хотя, конечно, на олигарха он никак не тянул. Вика наивно уверяла меня, что баснословное богатство приносит мужу маленький цех по производству сладких рулетиков. Правда, цех этот находится на территории и в составе завода Северсталь. По этому поводу ее олигарх постоянно мотался в Череповец, дома почти не бывал. Вика же нигде давно не работала, занималась большим домом и воспитанием уже вполне взрослого шестнадцатилетнего отрока. Причем много денег Олигарх жене не давал, Вика вечно выкраивала на косметику и шпильки какие-то копейки из семейного бюджета. А муж все время жаловался, что денег нет, что все вкладывается в бизнес. Как говорит мой друг Стас Садальский, «пел песню еврейского народа с рефреном „денег нет, денег нет, денег нет“».

Наивная Вика свято верила, что денег, действительно, нет. Хотя я — опыт работы в «Вич-инфо» не пропал даром — объясняла ей, наивной, что в Череповец он ездит не только проверять свои рулетики. Судя по тому, как подолгу и как часто он отсутствовал, у него там давно завелась еще одна семья. Тем более Вика жаловалась, что муж с ней давно не спит, и никакие ее уловки в виде кружевных чулок и умопомрачительного белья не действуют. Муж ссылался на усталость, на занятость и пр. — типичные отмазки супруга-изменника. Но если Вика заводила разговор о разводе, Олигарх делал большие глаза и начинал уверять жену в своей огромной к ней любви. В общем, мы иногда обсуждали паскудное поведение Олигарха, сидя за чашечкой кофе в спортклубовском кафе, но эти разговоры мы вели нечасто — нам и без того было о чем поговорить.

Вика была в курсе редакционных дел. Она всегда живо интересовалась жизнью газеты, потому что собственно своей жизни у нее не было. И я, конечно, рассказала ей о дневниках, которые доблестный информатор Юрик невесть откуда притащил в редакцию. Такие материалы приходят обычно через знакомых или даже знакомых знакомых — через десятые руки.

Жила-была семья — муж да жена. Очень счастливая семья, крепко любили друг друга, несмотря на отсутствие детей. Он был богат, построил на Пироговке особняк со всеми вытекающими — баней, гаражами, фонтанами, яхтами и байками. Вот этот байк его и сгубил — поехал прокатиться по водной глади, видно, не очень трезвый — и утонул вместе со своим мотоциклом. Жена, похоронив его с почестями, принялась за перестройку дома. А когда залезла в книжный шкаф, — обнаружила дневники утонувшего мужа. Написанные от руки! В наш-то век компьютеров и высоких технологий!

Старательным почерком, шариковой ручкой муж описывал свои сексуальные похождения — и с точностью педанта заносил все в дневник. Где и какую проститутку снял, сколько раз имел с ней сексуальный контакт, сколько денег заплатил. Почему-то особенно он любил снимать грязных дешевых девчонок-малолеток на Казанском вокзале — от подробностей, чем он с ними занимался, рвотные движения испытывали даже видавшие виды корреспонденты «Вич-инфо». Жена практически сошла с ума от всего этого: выкопала труп мужа из дорогой могилы на престижном кладбище и выкинула его на городскую помойку. Наняла каких-то таджиков с «газелью», заплатила им столько, сколько они за всю жизнь не видели, и провернула эту печальную церемонию. А чтобы еще больше утешиться, через каких-то знакомых вышла на нашего Юрика и передала дневники и фотографии. Да, там были еще те картинки — даже не каждый порносайт смог бы их разместить.

Юрик приволок все это добро ко мне в кабинет, после фотографий я брезгливо сбегала помыть руки, и мы задумались — что же с этим добром делать? Печатать — однозначно, но как? Называть ли фамилию? Адрес? Печатать ли фотографии — с закрытыми срамными местами, но все же реальные доказательство того, что не журналистами эта история придумана.

— И на хрена он все это описывал? — недоумевал Юрик, предвкушая успех своего «гвоздя». — Ну, открыл бы папочку в компьютере, складывал бы все туда тихонечко — и все шито-крыто!

— Он, скорее всего компьютером не очень умел пользоваться, — предположила я. — И потом сам процесс фотографирования — это своеобразный дополнительный сексуальный стимул, мы же писали об этом.

Эльсотоль, толкавшийся тут же, пробормотал:

— Может, у жены на почве потрясения башку снесло?

Так у нас было заведено — если ко мне на стол попадал интересный материал, вся редакция могла его почитать и высказать свое мнение. Если не редакция — то мои замы и редакторы отделов однозначно. Бывали, правда, такие случаи, когда Сайкина притаскивала какую-нибудь сенсацию и просила — нет, требовала никому не показывать и даже не рассказывать — боялась утечки информации. А такое, утверждала она, случалось в старой редакции «В-И» — если в редакции кто-то узнавал, что Сайкина села на хвост эксклюзивной информации, а вскоре эта информация печаталась в какой-нибудь конкурентной газете — все, никто не мог убедить ее, что бывают совпадения, что идеи носятся в воздухе и т. д. — Сайкина была уверена, что ее буквально обворовали.

Но это был другой случай. Прелесть этого материала в том, что он — в реальных дневниках и фотках, а их у нас украсть никто не может. И потом случай выглядел таким вопиющим, что в него просто не верилось, и поэтому сотрудники приходили ко мне в кабинет удостовериться в реальности произошедшего.

Я подробно обсуждала пироговскую историю с Викой, чтобы дать ей понять — в ее жизни могло произойти или происходит то же самое. Вика верила и не верила — в глазах ее поселилось сомнение. Мы даже на полном серьезе обсуждали, как нанять тайного детектива, который бы неотступно следил за Олигархом (а потом, мечтала я, описать бы все это в газете!), но расценки в частных детективных бюро оказались Вике не по карману — я ж говорю, муж совсем не баловал ее ни деньгами, ни какими другими удовольствиями.

А через год моей подруге и вовсе стало не до тайной жизни мужа — у нее обнаружили рак груди, и в течение долгого года она почти не вылезала из больниц. Навещая ее в разных клиниках, я столько узнала об этой заразе — раке молочной железы, что захотела немедленно открыть в газете какую-нибудь «горячую» линию. Но Главный Художник — наш главный цензор и из всех серых самый серый кардинал — выслушав восторженные планы, охладил мой пыл: наша газета развлекательная, и нечего грузить читателя всякой мрачностью.

К Главному Художнику приходилось прислушиваться: он столько лет — с самого основания газеты! — уцелел на своем посту неспроста. За все эти годы он, конечно, не научился ни писать, ни рисовать, но школу лицемерия прошел выдающуюся. Поэтому я довольно часто остужала свои восторженные эмоции о льдины его непробиваемого спокойствия и опыта.