Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Боюсь, издание книги придется повторить.

Потом часто с ужасом вспоминала, как человек хотел отсидеть полжизни в каземате, лишь бы получить мою книгу.

Летопись. Стр. 92
* * *

Первоначально главу предполагалось назвать «СТРАШНЫЕ ТАЙНЫ».

Выписать тайны отдельно, а страшности — отдельно, расположить главу в виде двух колонок. Пока ограничимся страхом.

* * *

Читаю Пруста с ужасом и наслаждением.

Из письма Н. Н. Пунину. По: В. Виленкин. В сто первом зеркале. Стр. 81
* * *

Это страшно, его стихи — страшные. Ужас его юности — его любовь. (Николай Гумилев — к ней.) Когда совсем нечего сказать.

Николай Гумилев — совсем не трагический поэт. Наоборот, он такой полнокровный, тщеславный человек. Полная событиями жизнь, женщины, ученики, литературные интриги. Незаурядный, несомненно. Повезло — в юности встретился с оригинальной девочкой, влюбился. Конечно, добивался. С такой биографией его жизнь можно было бы укладывать в какую хочешь схему, Анне Андреевне особенно нравилась своя. Она, как это ей свойственно, заводила сама себя, говоря о Гумилеве. Ни одной строчки не обходилось без страшный и ужасный.

* * *

Толстой ворчал: «Трагический, трагический… Придет Тургенев, тоже будет все повторять «трагический».

Г. Адамович. Одиночество и свобода. Стр. 102
* * *

Удивительное свидетельство: Ахматова комментирует свою поэзию. СТРОФЫ, СОДЕРЖ<АЩИЕ> ТРАГ<ИЧЕСКОЕ>. Строфы, содержащие трагическое… И это еще не все: Иногда «траг<ическое>» (где закрывать кавычки — не знаю) начинается в предпоследней строке. (А. Ахматова. Т. 3. Стр. 259.) Это не пародия, это у Ахматовой так написано. В пародии можно было бы написать: «иногда же трагическое начинается в третьем от левого края слове» — но это уже будет не так смешно. Вот в предпоследней строке — это в самый раз.

* * *

Я не буду объяснять, какой мерой измеряется страдание творческого человека, но то, что и 1913, и 1940 годы для Ахматовой были исключительными по глубине страдания, доказательств не требует. (Алла Демидова. Ахматовские зеркала. Стр. 86.) Действительно, у творческого человека могут быть какие-то необыкновенные, непонятные и необычайные страдания. Все может быть. Но вот когда у этих страданий имеются простые, всем доступные даты — то здесь явно что-то не то. А если кто-то все-таки захочет доказательств — и тоже так, с цифрами и схемами?

* * *

А.А. создала, например, цикл «Черный сон». (Л. К. Чуковская, В. М. Жирмунский. Из переписки (1966–1970). Стр. 409.) То есть собрала некоторые свои стихотворения в цикл под таким эффектным названием. Инерция подобострастия, которую она создала в приближенных к себе орбитах, позволяла ей выдавать такие перлы, не опасаясь насмешек, только испуганных (будто взаправду) вычеркиваний карандашом пугливого редактора. На следующей странице — «Сказка о черном кольце».

Мир

Обманутые вкладчики

Об Ахматовой — только в восхитительном ключе, воспоминателей неформатных фактов — анафеме.

Т. 2. Комментарий к стихотворению: «Зачеркнутый [эпиграф]: «Humility is endiess» T. S. Elliot» («Смирение бесконечно»). (Стр. 576.) Кто сделал ошибку в слове Endless — Ахматова или составители сборника (в любом случае они пропустили эту ошибку), — во всяком случае не Томас Элиот. Звучит пафосно, значит — подходит.

Зачеркнуть эпиграф — будто бы ловко найденный прием.

* * *

С такими же гениальными стихами, где вновь поминается окровавленный путь, Анна Андреевна обращается и непосредственно ко Льву:

Ты напрасно мне под ноги мечешь
И величье, и славу, и власть.
Знаешь сам, что не этим излечишь
Песнопения светлую страсть.
Разве этим развеешь обиду?
Или золотом лечат тоску?
Может быть, я и сдамся для виду.
Не притронусь я дулом к виску.
В. Л. Демин. Лев Гумилев. ЖЗЛ. Стр. 114

Такие слова, теперь считается, можно обращать к сыновьям? СЫНОВЬЯ мечут под ноги мамашам величье, славу и власть? Это при каких же жизненных обстоятельствах? Да и золотом пытаться от тоски вылечить — это ведь ну совсем не про сыновью заботливость. Впрочем, с золотом у Льва Николаевича тоже не слишком.

Что ж, прощай. Что за прощания, что за разлука? Я живу не в пустыне.

Ночь со мной и всегдашняя Русь. (Ночи ее до Льва Николаевича касательства не имели, а вот сэру Исайе Берлину, к которому, конечно, обращено стихотворение, понятно, нужно лишний раз напомнить, что всея Русь — она-то никуда от нее не денется, девушка не растрясла приданого.)

Так спаси же меня от гордыни. Вот тут и пригодился бы эпиграф про бесконечное смирение — для обозначения полюсов и бездн.

В остальном я сама разберусь.

* * *

Не верь глазам своим.

Утверждения Островской о том, что Ахматова склоняла ее к лесбийской любви, делают ее воспоминания абсолютно неприемлемыми для искренних поклонников поэтессы.

Э. Файнштейн. Борис Пастернак и литературное движение 1930-х. Стр. 280

О лесбийских наклонностях Ахматовой С. К. Островская не раз упоминала в разговорах со мной (в связи с баронессой Евгенией Розен и Т. М. Вечесловой), но мне не хочется приводить этих подробностей.

М. Кралин. Победившее смерть слово. Стр. 22

Да и кто посмел бы их привести!

* * *

— А Вознесенский, который в то время был в Англии, даже не удосужился приехать. Он просился, ему был дан эффектный и малопонятный ответ: на этой церемонии должен присутствовать один-единственный человек: я. А приветственная телеграмма при гостях выброшена в корзину. Зато Райкин был. Как? Вы не знаете, кто такой Аркадий Райкин? Самый знаменитый человек в России… Он потом пришел меня поздравить.

И, показав большим и указательным пальцами размер яйца, добавила:

— Вот какие слезы у него были на глазах!

Н. Струве. Восемь часов с Ахматовой

Будто бы ирония, но, с другой стороны, скорее всего, Райкин от протокола не отступил.

* * *

А.А. хотела придать СЕДМИЦЕ (выделено Т.К.) любовных стихотворений статус сочинения об Апокалипсисе, связав их с Откровением Иоанна Богослова. (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 198.) Намерение похвальное — почему бы поэту, взявшемуся за любую тему, особенно на пороге смерти, да хоть и за стихи о любви (пусть немного легковесен ее ахматовский, социально-бытовой — женится не женится — и сенильно-эротический аспект), и не иметь в виду Апокалипсис.

Ну а седмица — даже если писать о великой Анне Ахматовой, — это все равно не то же самое, что просто число «семь». И наоборот, даже если кто-то говорит о величайшей и т. д. поэтессе, он не должен падать ниц и вместо «семь» писать «седмица». Понеже «семь» — это 7, например, «семь любовных стихотворений», а «седмица» — это, согласно могущему быть доступным и Анне Ахматовой словарю, любому, самому распространенному, Волина и Ушакова, например, — «неделя». Только неделя и ничего больше. Помета: «церковно-книжн. устарев.», но все равно — неделя. Даже по словарю Даля, откуда Анна Ахматова ни с того ни с сего вытащила слово «притин», не зная его значения, а потом приткнула в неожиданное (и неправильное) место, а потом еще взялась его «улутшать» (Жолковский) — «притын», — даже по Далю, это только «неделя». Тименчик за Ахматову, естественно, не отвечает, но свита делает короля, а король — свиту. Про Ахматову — это только седмица, схима, благовест…

65
{"b":"239596","o":1}