Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

На днях В.М. Ж<ирмунский> очень толково объяснил мне, что, собственно, со мной произошло.

Записные книжки. Стр. 527

Вот если бы не было всего этого — сдержанно-делового тона, инициалов, очень толковых академиков, что, собственно, и пр., — то ей можно было бы простить изумление от собственной гениальности…

Сейчас я поняла: «Вторая» или «Другая» <…>, которая так мешает чуть ли не с самого начала (во всяком случае в Ташкенте), — это просто пропуски, это незаполненные пробелы, из которых, иногда почти чудом, удается выловить что-то и вставить в текст…

Записные книжки. Стр. 147
* * *

А.А. уезжает из Комарова в Ленинград. Все не так просто. Этот отъезд кажется мне предательством. Думается, что я здесь чего-то не доделала, не додумала. А Она (Муза) без меня не может. (А Ахматова. Т. 6. Стр. 303.)

Похвальба себе

А.А. <…> записывала, резюмируя собранные ею высказывания читателей о цикле: «Это Carmen о любви, но любовь ни разу не названа и соединено с ужасом запретности, о преодолении которого было бы просто нелепо мечтать».

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 196

Ну почему резюмируя? Ведь видно же, что это — мысли, слова, красивости — все свое, рукотворное, самой Анны Андреевны домашнее печенье. Эти читатели, продукт советской уравниловки — поэту нужен ЧИТАТЕЛЬ, не ЧИТАТЕЛИ — почему она даже в дневнике не прогонит их? Может, без ссылки на читателей, просто от себя, удалось бы найти менее выспреннюю интонацию?

Кстати, эти «читательские высказывания» можно сравнить с наставлениями Анны Ахматовой Эренбургу, что и как, какими словами (запретное, ужас и пр.) надо описывать ее творчество.

* * *

25 декабря А.А. сказала, имея в виду отпущенный в мир «Реквием»: «Боюсь, что снова буду центром землетрясения».

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 169
* * *

В последние месяцы своей жизни, составляя список тем для будущих <…> ахматоведов, А.А. наметила и такую: «Лир<ическая> героиня Ахм<атовой>.

* * *

Об ахматовских устремлениях наметить контуры «ахматоведения» сын ее рассказывал: «<…> в конце 1950-х — начале 60-х, когда все писали диссертации, она тоже собралась писать диссертацию на тему «Молодая А<хматова>», но я отговорил, сказал: «Тебе не сдать «Основы марксизма-ленинизма».

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 595

Такое бывает и в более благородных семействах.

То, что она (Софья Андреевна Толстая) в последнее лето жизни отца сделалась невменяемой, к сожалению, верно. Это не отрицала впоследствии и она сама, это, конечно, видел и знал Лев Николаевич. <…> Она купила пугач и часто ночью, без всякой видимой причины, стреляла им из форточки.

И. Л. Толстой. Мои воспоминания. Стр. 261, 271

Лучше бы Ахматова купила тоже себе пугач.

Пример Лысенко вскружил ей голову, она хотела своей «Молодой Ахматовой» (что за название? диссертантка путает жанры — «Юность гения», «Детство Богородицы» — это не научные труды) заложить фундамент новой лженауки. Ведь хоть в ахматоведении и трудно ожидать критически настроенного исследователя, но того и гляди всякого понапишут. И как он смел! Это черт знает что такое!

* * *

Список тем для будущих диссертаций, составленный на досуге собственноручно Анной Андреевной.

Приводится с восстановленными сокращениями без, в виде исключения, угловых скобок, поскольку сокращено в оригинале почти каждое слово, вариантов прочтения практически нет. Читать со скобками невозможно, а биение мысли понятно. I. Ахматова и наследие классической русской поэзии. II. Ахматова и фольклор. III. Лирическая героиня Ахматовой. IV. Влияние на следующие поколения. Бах! Бах! Снайперский огонь из пугача! Подражатели за границей (Багряна) и дома. V. Ахматова и ее читатели. (Стихи, письма.) 10-е годы — выступления, мода — 20-е (Л. Рейснер), 30-е, 40-е, 50-е, 60-е.

Нумерация грядущих диссертаций ведется римскими цифрами.

Годы, в которые была мода на Ахматову, — арабскими. Все десятилетия поименованы по отдельности, слишком эпохальны были свершения в каждом. Автор начал писать о десятых — когда НАЧАЛОСЬ, но потом пришлось написать и «двадцатые», потому что влияние Ахматовой только окрепло, потом — «тридцатые», потому то она становилась легендой, потом — «сороковые», потому что появилась новая волна ее славы, потом — «пятидесятые», потому что, кроме нее, уже никого в этой стране не было, а потом — бешеная мода на Ахматову шестидесятых, когда все стало на свои места, она — это наше все… Автор не мог этого не писать…

Р. Тименчик предваряет цитирование ТЕМ ДЛЯ БУДУЩИХ ДИССЕРТАЦИЙ фразой: Список тем имеет смысл привести полностью. (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 595.) Не может быть, чтобы он не насмехался над ней.

* * *

В злополучной статье А.А., во-первых, должен был насторожить отголосок тыняновского эссе «Промежуток», с которым А.А., похоже, спорила в «Поэме без героя». (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 213.) Стоит писать ПОЭМУ, чтобы спорить с критиком? Для этого существует жанр литературного фельетона.

* * *

Уста народа открылись, и уста эти — А.А. Поклонимся ей земно. <…> «Это не статья, это вопль!», — сказала А.А. с явным одобрением.

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 212
* * *

А. придиралась к каждому слову его (хвалебной) статьи о ней, величественно поворачиваясь в профиль…

Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 213
* * *

Разбросаны в строках, строфах звенья цепи чувств, но не свяжешь их в одно, они — недосказанные…(Из статьи 1916 года. По: Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 706.) Недосказанные — слово непростое, редкое — отчего так часто встречается у Ахматовой про Ахматову? Как видим, даже не ею придуманное.

Напевная инверсия — но не свяжешь их в одно, никаких прилично-нейтральных: их не свяжешь в одно, не говоря уж о критической или исследовательской интонации. В разборе Ахматовой это недопустимо. Это все только для Жданова.

* * *

В дневниковых записях Ахматова сообщает, что читала либретто по «Снежной маске» В. Ходасевичу, отзыв которого о сценарии она назвала «ослепительным». (А. Ахматова. Т. 3. Стр. 712.) Это примечание составителя. Дневник с оценками — все-таки будем смотреть правде в глаза — не отзыва, а отзываемого — писался не по горячим следам, а когда все уже виделось великим.

Либретто слушал и Корней Чуковский. Она лежала на кровати в пальто — сунула руку под плед и вытащила оттуда свернутые в трубочку большие листы бумаги. <…> Этот балет я пишу для Артура Сергеевича. Он попросил. Может быть, Дягилев поставит в Париже. (К. Чуковский. Т. 1. Стр. 184.) Как только она напишет либретто, Артур Сергеевич быстренько напишет балет, а Дягилев, оставив эйфорию оттого, что во Францию вернулся Стравинский и получил от него заказ, — бог с ним, подождет! — его сразу поставит в Париже. Он уже познакомился с Коко Шанель — она несомненно даст денег на постановку и создаст костюмы, Пикассо бросит свои декорации к «Пульчинелле» и будет работать для Артура Сергеевича — даром что, скорее всего, не знаком с его революционными песнями, которые он писал и, будучи комиссаром музыки, РЕКОМЕНДОВАЛ для изучения в массовых школах. В общем, все выйдет вроде задуманного в середине шестидесятых годов семейного (всемирного, соответствующего Ахматовой по значению, несостоявшегося) издания:

46
{"b":"239596","o":1}