— Эх, братки! Да вам бы не то что сала, вам бы и бульбы не надо давать… Вот у нас ночью были партизаны — это настоящие партизаны!

— А что? Расскажи.

— Да что? Немцы хотели им ловушку устроить. Нас чуть не со всего села выселили. Свои войска разместили да полицыантов. Видимо-невидимо наехало на машинах. Огонь не велели зажигать в хатах, собак заставили в погреба загнать, чтобы не залаяли… А не вышло так, как немцы хотели. Пришли два партизана: «Где у вас главный начальник?» Нашли ихнего главного начальника и убили. Что тут поднялось? Неразбериха… А партизаны отошли на середину улицы, встали — руки в боки и смеются. А уж когда они ушли, немцы подняли стрельбу… Вот это партизаны, не то что вы!

— А где же теперь эти партизаны?

— Партизаны там, где следует им быть, — строго ответил рассказчик. — Партизаны никому про себя не докладывают.

— А немцы?

— А немцы забрали убитого начальника и уехали в гмину, в Ганцевичи.

— Ну, спасибо за хлеб и за сало. Спасибо за рассказ. Пойдем отыскивать партизан.

Так Анищенко и его бойцы, сами того не зная, отомстили главному виновнику несчастья, обрушившегося на Велько и его однофамильцев. Но разве сразу за все отомстишь врагу — за кровь, за слезы, за убийство ни в чем не повинных людей?!

Велько потерял всех своих родных, но не остался одиноким — новая семья, семья народных мстителей, окружала его теперь. Отряд Каплуна влился в наше соединение. На Выгоновском озере Велько был у нас старшиной, активно участвовал в боевых операциях и заботился о снабжении партизан. Дела было много, но и за этим делом он не мог забыть о своих самых близких, самых любимых. Часто отпрашивался навестить дорогие могилы, своими руками оградил их, украшал лесными цветами. И, может быть, это покажется странным, приносил на эти могилы ягоды. Зачем? А затем, чтобы птицы туда прилетали и пели там свои песни. Это было как-то по-особенному трогательно, по-детски наивно. Но ведь мы все украшаем цветами могилы любимых людей. Это общепринято, и никто этому не удивляется. Почему же и птиц не привлечь к этим могилам? Пусть поют!

Один раз мы возвращались из Борков, и Велько ушел вперед, чтобы побывать на кладбище. Когда мы подошли (а ночь была ясная, лунная), он стоял у могилы без шапки и говорил что-то, хотя рядом никого не было. Вместе вышли за ограду кладбища, и тогда я спросил:

— Ты что же — молился?

— Нет. Я все снова клятву даю, что никогда не кончу бороться, чтобы другие люди — и дети у них — были счастливее, чтобы горя больше не знали.

И он был верен своей клятве. Он не знал усталости, не мог сидеть сложа руки и, кажется, даже отдыхать не мог спокойно: все свои силы, все уменье отдавал борьбе за народ. Именно таким, по моему мнению, и должен быть в трудную годину верный сын Родины, настоящий народный мститель, настоящий народный герой.

Крестьяне окрестных деревень хорошо знали Велько, сначала как охотника и как неустанного труженика — своего собрата по нужде, потом как одного из борцов против зла и угнетения, как горячего пропагандиста новой и светлой жизни. Во время фашистской оккупации он первым начал партизанить в этих местах, и каждый честный человек верил и помогал ему.

Крестьяне любили Велько, а фашисты боялись его и ненавидели. Его меткой пули можно было ожидать из-за каждого придорожного куста, из-за каждого угла. Знали, что он беспощаден к оккупантам, помнили, что ему нечего терять. Пытались поймать его или убить, назначили награды за его голову, лживыми обещаниями и угрозами старались воздействовать на крестьян. Но ничего не помогало. Велько по-прежнему был неуловим.

Тогда враги пустились на хитрость: ганцевичское гестапо отдало приказ изловить во что бы то ни стало одну из собак Велько.

И вот потерялся Лялюс. Мы вернулись из Борков, а собаки с нами не было. Хозяин не заметил, когда отстал от него Лялюс, не знал, куда он девался… Наверно, остался в деревне. Никто не придал этому серьезного значения, и даже после, узнав, что в Борках Лялюса нет, мы не догадались, что это фашистские козни. Даже Велько не особенно беспокоился: собака и есть собака — вернется.

А на самом деле один из тайных агентов врага заманил Лялюса, запер в сарай и сообщил в Ганцевичи. Приехали гестаповцы, забрали четвероногого пленника и начали с его помощью выслеживать Велько. К ошейнику прикрепили длинную веревку и отпустили, зная, что собака приведет их к хозяину. Лялюс долго водил немцев по лесам и болотам и в конце концов привел на старую нашу базу в Заболотье. Партизан здесь уже не было, база была ликвидирована, а Лялюс не хотел идти дальше.

Фашисты еще несколько раз повторили этот опыт, но собака все снова и снова выводила их на кладки, которые идут к Заболотью. Немцы устраивали засады на этих кладках, но все равно ничего не добились…

…Когда в декабре 1942 года Велько вернулся на Выгоновское озеро, враги еще яростнее принялись гоняться за ним. И он не оставался в долгу.

В ганцевичской полиции был следователь, особенно жестоко издевавшийся над теми, кто попадал в его лапы: он и руки выламывал, и кожу сдирал с живых, и зубы вырывал клещами. Крестьяне пожаловались на него партизанам, просили избавить их от этого чудовища.

— Мало его убить, — сказал Велько, — его надо живьем захватить и судить народным судом.

Так и решили. Выполнение этой задачи было поручено Николаю Велько и моряку Дмитрию Гальченко. Через своих людей они собрали подробные сведения о том, где живет этот злодей, когда уходит в полицию, когда возвращается, какими улицами, где проводит время. А Ганцевичи — городок небольшой, и Велько знал в нем чуть ли не каждый дом, все ходы и выходы, все закоулки.

Поздним вечером тридцать первого декабря следователь закончил свою подлую «работу» и направился домой, чтобы успеть на новогоднюю вечеринку. Но приятели не дождались его: вместо вечеринки он оказался в партизанском лагере.

Утром первого января 1943 года его привезли в Свентицу и судили. Крестьяне и партизаны единогласно вынесли ему смертный приговор.

Куда девалась его гордость! Следователь ползал на коленях, просил и молил, уверял, что он понял свои ошибки, что он исправится, искупит свою вину. Само собой разумеется, что слезы вызывали только омерзение. Предатель был повешен.

К этому времени относятся те письма, которые я получил от Велько. Жалко, что они не сохранились. Хорошие письма! Они являлись как бы продолжением тех долгих разговоров, которые мы вели с ним вечерами на нашей партизанской базе. Человек тянулся к свету, жадно расспрашивал, жадно слушал. Я рассказывал ему о революции, о гражданской войне, о борьбе с кулаками, о капиталистическом окружении, о наших стройках, рассказывал о Ленине. Был у меня с собой экземпляр. «Истории партии», и Велько читал его в свободное время.

И вот в своих письмах он вспоминал об этих беседах. Он хотел учиться, хотел работать, хотел строить мирную жизнь. Лишенный семьи, дома и уже немолодой, он вновь находил какие-то источники бодрости, источники жизненной силы. Ждал, что скоро Красная Армия прогонит фашистов из Полесья, что опять начнется настоящая жизнь. Мечтал поехать в Москву, увидеть столицу Родины, побывать в Мавзолее.

Но он не дождался исполнения своей мечты. Гитлеровцы придумали новую подлость.

В феврале 1943 года безлунной ночью Велько во главе небольшой группы партизан, одетых в белые маскировочные халаты, отправился на задание. Места знакомые. Он шел далеко впереди товарищей. Должно быть, задумался. Это с ним бывало, особенно после расстрела родных. Миновал развилку дорог, и ему не пришло в голову, что группа может свернуть не в ту сторону. Потом спохватился, решил вернуться.

А как раз в это время по другой дороге к развилке вышла значительная группа фашистов. И не случайно: враги были осведомлены и о маршруте Велько, и даже о том, что партизаны одеты в маскировочные халаты. Переряженные партизанами фашисты и сами накинули поверх одежды белые балахоны. У развилки они решили сделать засаду и копошились в кустах, устанавливая станковые пулеметы.