— Пей! Губер-натор! — Эриксон по-хозяйски похлопал его по плечу, поднося стакан, как лакею.

— Я не позволю! — чиновник не смог закончить фразы, спазма сдавила ему горло.

— Ну и черт с тобой! — пробурчал Эриксон, направляясь к постели и швырнув стакан на пол.

Заложив руки за спину, Жульницкий ходил по комнате. Он чувствовал себя оплеванным. И кем? Наглецом, проходимцем без роду и племени, без чина и звания! Негодяй готов уже сесть ему на шею. Инженер остановился, закурил, с ненавистью покосившись на храпевшего проспектора. Тот лежал поперек широкой кровати, лицом вниз. На каблуках огромных сапог тускло поблескивали подковки. Никто и никогда не позволял себе подобным образом обращаться с дворянином, статским советником, инженером Горного департамента! А этот считает, что купил не только участок, но и его. Наглец! «Деловой человек»…

Дымя трубкой, чиновник снова заходил но комнате. В нем проснулся Жульницкий-студент. Все сейчас потускнело в его сознании: и губернатор, и образ красавицы-жены, и золото — все, все! Из тех чувств, которые боролись в нем еще с вечера, брало верх оскорбленное самолюбие.

«…Продаем, продаем по частям. Торгуем, берем взятки. Но кому продаем? Чужеземцам, наглецам! — он застегнул сюртук. — Сегодня — я, завтра — другой, послезавтра — третий… Так можно… Отдали край хищникам! А сами, русские, подбираем объедки? Позор! Позор! Нет, раньше вы не были таким! Стыдно, господин статский советник! Да-с, стыдно! Он вам готов на шею сесть, этот янки. Сегодня — вам, завтра — краю, потом — России?»

— России? — вслух повторил он.

Он же русский человек, но как он пал, как он пал! Жульницкий сел за стол, охватил руками гудящую голову.

Эриксон храпел.

Начинало светать.

— Нет, я научу этого наглеца уважать русское чиновничество! — громко произнес Жульницкий и в клочья разорвал соглашение. — Это золото я заберу без веса и без всяких соглашений.

Все раннее утро, лихорадочно работая, просидел инженер над бумагами. Когда Эриксон поднялся, ему было предложено подписать вместо договора акт, где перечислялось все достойное перечисления и в соответствии с концессионным договором, в связи с его очевидным нарушением, указывалось, что золото изымается для сдачи представителю компании во Владивостоке.

Олаф похолодел.

— Вы с ума сошли? — голова его втянулась в плечи, глаза и рот широко раскрылись.

— Господин Эриксон! Прошу не забывать, что вы разговариваете с представителем власти того государства, на чьей земле имеете честь находиться, — обрезал его чиновник.

— Я ничего подписывать не буду.

— В таком случае я арестую вас и вместе с золотом отправлю во Владивосток.

Эриксон мучительно старался припомнить подробности минувшей ночи. «Ловушка! Попался, как заяц. Сам показал золото…»

— Итак? — потирая сухие руки, произнес Жульницкий, покалывая его острым, ястребиным взглядом.

— Я не уполномочен компанией. Мистер Роузен…

— Еще вчера я изволил вам, кажется, заметить, что не имею ни времени, ни желания слушать о вашем мистере Роузене.

Американец сделал еще одну попытку выпутаться.

— Я готов отдать золото, но подписывать… Поймите… — с мольбой в глазах он приподнял руки: его подпись под таким актом была бы равносильна аннулированию концессионного договора с компанией.

— Взятка? Отдать вам за нее на разграбление полуостров? А может, купите и Приамурье? — воскликнул чиновник, искренне позабыв, что еще недавно сам соглашался на это. Впрочем, Жульницкий уже решил, что половина золота останется у него.

За окном промелькнула фигура казака. У Эриксона затряслась нижняя губа.

— Кузьма! — позвал чиновник.

В комнату влез Кузьма, чуть не заполнив ее всю.

— Принеси казенный мешок, упакуй золото. — Жульницкий указал на мешок и полез в портфель за пломбиром.

Спустя полчаса от мыса Беринга отходил к кораблю моторный бот.

Олаф Эриксон прислушивался к затихающему рокоту мотора, глядя на копию подписанного акта, лежащую перед ним на столе среди поднятых с пола пустых бутылок, банок и объедков.

По заданию начальника края горный инженер перед возвращением посетил контору главного директора компании на Аляске. Вот уже несколько дней русский военный транспорт стоял у причала в городе Номе.

— О, Россия! — то и дело восклицал мистер Роузен и поднимал палец вверх. — Это прекрасная страна.

Статский советник соглашался.

— Этот бокал я пью за Россию!

Чиновник Горного департамента поддержал его.

— Я слышал, что мистер губернатор есть деловой человек. Его фамилия Унтербергер?

Директор делал все, чтобы завоевать расположение важного гостя. Но тот своих карт не раскрывал. После недавнего инцидента у него появилось чувство неприязни к заокеанским дельцам. Он все еще, казалось, ощущал на своем мундире грязную руку Эриксона.

— Мистер Унтербергер, — не унимался главный директор компании, — вероятно очень рад, что скоро мы сможем встречаться с ним так часто, как это могут делать только близкие соседи, не так ли?

— Вы что имеете в виду? — не понял инженер.

— Как что? Транс-Аляска-Сибирскую железную дорогу!

На лице Жульницкого отразилось недоумение.

— Как!? Вы не знаете, что делается у вас в империи? Ну, как же. Вы садитесь в Нью-Йорке на поезд и без пересадки едете в Париж.

И мистер Роузен изложил ему проект американского синдиката. Он даже подвел гостя к карте, где уже оказалась нанесенной эта дорога.

— Смотрите! — воскликнул он. — Ном — туннель — мыс Дежнева — Верхнеколымск — Якутск — Красноярск… О, это грандиозное дело! Мы уже готовимся к поискам наиболее выгодной трассы.

Инженер Горного департамента вспомнил, что в какой-то газете он читал об этих бредовых планах, но отнесся тогда к ним вполне равнодушно, как и полагалось, по его мнению.

— Я вижу, — продолжал Роузен, — вы совершенно не представляете себе всех колоссальных выгод для России от этой дороги. Но это надо понимать!

— Мне, как инженеру, неясно другое, — отозвался чиновник для особых поручений. — Представляете ли вы все технические трудности прокладки такой магистрали в условиях вечно мерзлого грунта, горных хребтов, многочисленных рек — и все это в малонаселенной местности? К тому же, если мне не изменяет память, где-то, помнится, я читал, что такое строительство потребовало бы более миллиарда рублей, а содержание дороги приносило бы ежегодно сто миллионов рублей убытка.

— Деньги? — бойко откликнулся мистер Роузен. — Деньги — это не проблема. Трудно строить? Но это наша забота, черт возьми! Вы думайте о другом — о выгодах для России от такой магистрали, вот о чем следует думать русским! Вдоль всей трассы мы будем строить вспомогательные пути, каналы, порты, плотины, доки, набережные, элеваторы, электростанции, мы будем повсюду закладывать рудники, заводы — представляете себе, как оживится этот пустынный край? Мы построим там целые города!.. Элен, принесите нам кофе.

Жульницкий молчал. Ему вспомнилась почти аналогичная история со строительством Америкой Панамского канала, в результате которой Колумбия потеряла часть своей территории, где образовалось сепаратное панамское правительство.

— Я вижу, вас ошеломило мое сообщение? Что ж, Америка — страна огромных возможностей! Смотрите, как возбуждена пресса, — и Роузен положил перед ним пухлый альбом с вырезками из различных газет о Транс-Аляска-Сибирской железной дороге.

Но Жульницкий не проявил к альбому особого интереса: перевернул несколько листов с кричащими заголовками, а затем закрыл и отодвинул в сторону.

Роузен понял, что его гостя этот вопрос совсем не занимает.

Некоторое время пили кофе молча.

— Кстати, мистер Жульницкий, — прервал неловкое молчание хозяин, — надеюсь, это не секрет? Каковы ваши впечатления о деятельности компании? Ведь мы уже сегодня расстаемся с вами. А ваше мнение… Вы понимаете, как это важно для компании! Элен, — обратился он к секретарше, сидевшей тут же. — Вы все приобрели, Элен, для миссис Жульницкой? Не удивляйтесь, — он положил руку на плечо инженера. — У нас в Штатах такой обычай. Я посылаю вашей очаровательной супруге лионские шелка, марсельские кружева, духи «Коти» — и только. И надеюсь также, что вы не обидите нас отказом быть почетным акционером нашей компании, — с этими словами он двумя руками вытащил из стола внушительную пачку акций и передал их секретарше. — Распорядитесь, Элен, сейчас же все хорошенько упаковать и немедленно доставить на корабль покупки мистера Жульницкого… Наш дорогой друг, к сожалению, покидает нас, насколько мне известно, через час. Ведь это так?