— Какие милые люди, — говорила она. — Ведь это мне полагалось нанести им визиты вежливости.

В зеленом вязаном жакете с белой отделкой на воротнике, карманах и рукавах, в юбке из темного сукна, в простых чулках и туфлях на низком каблуке, Дина выглядела совсем не так, как дебелая и недоступная супруга местного купца, которую чукчи недолюбливали. Невысокая, с пышными каштановыми волосами, жена Кочнева произвела на поселян благоприятное впечатление. Глаза ее показались им добрыми, голос ласковым, манеры женственными — такими, как и должны быть у настоящей женщины. В общем, Дина понравилась. Она угощала детишек сладостями, охотно с ними разговаривала через переводчика-мужа, спрашивала, учатся ли они в школе, и, узнав, что нет, мрачнела и задумывалась.

До самого вечера Кочнев был лишен возможности расцеловать как следует жену, расспросить ее о положении в России, о том, что ему не терпелось узнать.

— Ну, Динушка, рассказывай, — он наконец набросил на дверь крючок и усадил жену к столу.

— Прямо не знаю, с чего и начать. О «кровавом воскресенье» слыхал?

— Понятия не имею.

— Значит, ни о царском манифесте, ни о декабрьском восстании…

— Ничего не знаю. Ведь прошлый год почта не приходила.

Дина вздохнула. «Вот что значит находиться так далеко…» Из рассказа жены Кочнев понял, что в России происходят чрезвычайные события.

— Да ведь это же революция! — воскликнул он, вскакивая.

— Ваня, помоги мне распаковать вещи. Там много газет, писем.

Всю ночь Кочнев читал. Утомленная дорогой, Дина спала.

Но лишь только она проснулась, как муж засыпал ее вопросами.

— Неужели все это правда, Дина? Какая досада, что меня там нет.

Из корреспонденции, газет и рассказов жены Иван Лукьянович узнал о русско-японской войне, о гибели флота в Цусимском проливе и разгроме японцами трехсоттысячной армии под Мукденом, о падении Порт-Артура, захвате врагом Южного Сахалина, о вторжении японцев в Корею.

— Какой позор! — возмутился Кочнев.

— Владимир Ильич, Ваня, сказал, что не русский народ, а царское самодержавие потерпело позорное поражение.

Иван Лукьянович узнал, что меньшевики выступали за защиту «отечества», то есть царя, помещиков и капиталистов, а Ленин считал полезным поражение правительства, так как это ослабляло царизм и вело к усилению революции. В народных массах ненависть к царизму росла с каждым днем. Царь хотел войной задушить революцию. Он добился обратного. Война ускорила революцию.

Крестьянство задыхалось от безземелья, от многочисленных остатков крепостничества, оно находилось в кабале у помещика и кулака. Рабочие страдали от эксплуатации, каторжного труда, бесправия.

Началом этой бури явился расстрел рабочих на Дворцогвой площади 9 января 1905 года. Больше тысячи человек убито, свыше двух тысяч ранено.

Дина была живой свидетельницей этого страшного злодеяния царя. Возмущение и негодование охватили всю страну. Рабочие шли на улицы с лозунгом: «Долой самодержавие!» В России началась революция.

Вслед за революционным движением в городе стало нарастать революционное движение крестьян. Весной 1905 года крестьянским движением было охвачено 85 уездов. В революционную борьбу вступили армия и флот, учащаяся молодежь, демократическая интеллигенция, разрасталась национально-освободительная борьба.

Ленин призывал сделать восстание всенародным, принять самые энергичные меры для вооружения пролетариата.

— Какие события, какие события! — восклицал Кочнев.

Провокационный манифест царя, создание боевых рабочих дружин, Советы рабочих депутатов, декабрь ское вооруженное восстание, его поражение, отступление революции, четвертый съезд партии, карательные экспедиции…

— Какие события!

Оказывается, расстрел безоружных рабочих в Петербурге вызвал сильное возмущение и среди трудящихся Дальнего Востока: забастовку и вооруженное восстание в Чите, высокую активность социал-демократических групп в Хабаровске, Владивостоке, Благовещенске, митинги с призывом к всеобщей политической стачке и вооруженному восстанию. В самых глухих местах Дальнего Востока зрели революционные силы.

Товарищи Кочнева в Петербурге использовали Дину в качестве связной. Во Владивостоке ей вручили для мужа объемистое письмо, помогли упрятать его в двойное дно чемодана для продуктов. Иван Лукьянович получил указания не только из столицы, но и от Приморской организации РСДРП. Ему писали: «Читинское восстание показало наглядно, что революция имеет силу постольку, поскольку ее отдельные моменты связаны друг с другом. Оно неустанно будет доказывать, что правительство всегда способно раздавить отдельные вспышки восстания. Оно учит и требует, чтобы следующее выступление было одновременным, чтобы не было отдельных восстаний в Чите, Красноярске, Нижнем, Москве и т. д., а чтобы восстание пролетариата и крестьянства было всероссийским».

Приморская организация РСДРП писала, что, по указанию Петербурга, Кочневу надлежит поддерживать связь с Приморьем. На словах Дина передала, что связь эта будет поддерживаться через моряков торгового флота.

Иван Лукьянович немедленно уничтожил все, что могло подвести его и организацию.

— Какая же ты у меня умница! Не побоялась? — спрашивал он жену.

Дина рассказала мужу о революционных событиях в Забайкалье, Приамурье, Приморье. Выполняя решения третьего съезда РСДРП, большевистские организации настойчиво готовили вооруженное восстание. В Чите боевая дружина насчитывала две тысячи человек, она захватила поезд с оружием, разоружила полицию и жандармов, но не смогла устоять против двух карательных экспедиций. Во Владивостоке флотский экипаж сжег здания морского офицерского собрания и военно-морского суда, освободил политических заключенных; воинские части отказались стрелять по восставшим. Восстание во Владивостоке сопровождалось волнением среди солдат Хабаровского гарнизона и захватом власти революционными артиллеристами в крепости Чныррах в устье Амура.

Целую неделю Иван Лукьянович жил, как наэлектризованный, осмысливая все происходящее в стране. Теперь ему ясно, что надо делать. Он будет рассказывать чукчам и эскимосам о том, что узнал сам.

Как-то Дина сказала:

— Ваня, ты как будто и не рад, что я приехала.

— Что ты, Динушка! Извини. Я так невнимателен к тебе. Но ты сама виновата: слишком много привезла новостей. Пойдем осматривать окрестности?

Они бродили по берегу моря, потом поднялись на высокую сопку и там мечтали о будущем. Время от времени их ненадолго накрывали проплывающие облака.

— Знаешь, Ваня, я решила заниматься с чукотскими детьми.

— Очень хорошо, Динушка.

— Я и буквари привезла.

— Но тебе вначале придется самой изучить чукотский язык.

— А ведь верно. Я как-то не подумала об этом.

— Возьми в переводчики Элетегина. Он будет учить тебя чукотскому, а ты научи его читать и писать.

— Как здесь хорошо, Ваня! Смотри, какое облако наплывает на нас.

Через секунду облако начало белыми струями обтекать их и вскоре совсем окутало, скрыло друг от друга.

— Ищи меня! — игриво крикнула Дина.

Иван Лукьянович бросился на ее голос, но жены там не оказалось. Он остановился.

— Дина, ты где?

— Ку-ку…

Он снова метнулся на зов, но и там ее не нашел.

— Ван-Лукьян, — совсем в другой стороне послышался ее игриво-воркующий голос.

— Ну, разбойница, погоди! — и, выставив вперед руки, Кочнев опять побежал. Но когда облако проплыло, он увидел, что бежит вовсе не туда, куда устремилась жена.

— Догоняй! — задорно крикнула Дина и что есть мочи помчалась дальше.

Где бродил и что делал эти годы Тымкар, неизвестно. Только в береговых поселениях его никто не встречал. Да едва ли и думал кто-нибудь о его исчезновении. Из родного селения его изгнал шаман как убийцу, родных не осталось, старик Вакатхыргин после единоборства с белым медведем занемог. Эмкуль вышла замуж. Тэнэт ждала от Ройса ребенка, Богораз был давно в Петербурге.