Ободренный результатами осмотра, проспектор счел уместным предложить русскому инженеру отобедать. Жульницкий приглашение принял.

Как и обычно, он пил усердно, пьянел медленно. Олаф не отставал. Обед затянулся до вечера.

Как всякий деловой человек, Эриксон счел необходимым использовать визит инженера в интересах компании.

— Днем, на прииске, вы упоминали о хорошем участке вблизи нашего. Не согласились ли бы вы указать, где он?

Чиновник промолчал.

— Надеюсь, вы понимаете, что компания в долгу не останется. В конце концов, если он того стоит, — я сам… — он не договорил, полагая, что и так уже все ясно.

В слегка разгоряченной голове Жульницкого зашевелились коммерческие соображения. Он ведь действительно неподалеку обнаружил недурной участок.

— Участок? — переспросил он, вперив в Эриксона острый, хотя и хмельной уже взгляд. — Это находка, редкая находка.

Глаза Олафа заблестели ярче, он отодвинул стакан.

— Такая находка за всю жизнь попадается не больше одного раза, это говорю вам я — горный инженер! — сам еще не отдавая себе полного отчета, зачем он говорит это, бахвалился Жульницкий.

— Сколько? — прямо поставил вопрос янки.

«Какой наглец! — подумал чиновник Горного департамента. — Первый раз видит человека и… такое предложение!»

— Но если только десять золотников в день — мне не нужно! — Янки зажег сигару.

— Там жила! — несколько раздраженно ответил Жульницкий. — Вы, понимаете, что значит жила?!

Что значит жила, американец понимал.

— И значительно мощнее вашей, — добавил инженер.

— Я вижу, вы деловой человек, мистер Жульницкий. Сколько вы хотите за этот участок? — повторил Эриксон свой вопрос.

Инженер поморщился. Эти янки на всякого человека смотрят глазами купца: «Сколько хотите за участок? Почем сало? Уступи дешевле!..» Фу, гадость! Вспомнились студенческие годы. Тогда за такое предложение он мог ударить по лицу. Но потом… Коллеги, туалеты жены, содержание дома, лошадей… Впрочем, кто же из чиновников не брал взяток?

Эриксон ждал.

Жульницкий думал. Командировка его подходила к концу. Разные чувства боролись в нем. Прежде всего он должен угодить губернатору, а по всем данным дела компании неблагополучны. Тем не менее выезжавший сюда позапрошлым летом коллега дал самое положительное заключение… Затем просто необходимо было бы прижать этого ловкача и пройдоху янки: не возвращаться же к жене с пустыми руками! Однако это пока не удавалось. И, наконец, самолюбие. Как-никак, а он статский советник, дворянин, личный представитель генерал-губернатора, а этот мистер смотрит на него, как на купца в поддевке и красной рубахе навыпуск.

Опытный делец Эриксон счел своевременным подзадорить колеблющегося инженера:

— Если участок того стоит, я плачу за него чистым золотом.

— Но позвольте, ведь у вас золота нет, как вы изволили сказать ранее, — процедил сквозь зубы инженер, не поднимая глаз.

— Найдем! Сколько? — дрожащей рукой Олаф потянулся к бутылке.

В голове чиновника шумело. Взволнованный, он налил себе виски и выпил. Мысли путались, одолевая друг друга: «Губернатор? Но ему можно даже доложить о прииске Эриксона все так, как есть. Разве это помеха? Кто же узнает? Смешно, ей-богу!»

— Что ж, пуд золота — и участок ваш, — внезапно охрипшим голосом произнес он.

— Тридцать два паунда? — воскликнул ошеломленный проспектор. — Пуд? А сколько я возьму с участка?

— Двадцать. Это самая скромная цифра.

— Гарантии! — глаза американца зажглись азартом. Он вскочил на ноги.

— Гарантии? — чиновник задумался. — Гарантии? — повторил он. — Что ж, если за неделю не будет добыт пуд, то вы расторгаете наше соглашение. Я буду ждать.

Представитель «Северо-Восточной компании» подошел к кровати и выволок из-под нее кожаный мешок с золотым песком.

— Контракт! — скомандовал он, видя, как загорелись глаза инженера при блеске благородного металла.

Весь потный — стало невыносимо жарко — статский советник достал из портфеля бумагу и, сгорбившись, начал составлять частное «джентльменское» соглашение. «В конце концов кто же не брал взяток? Не я, так другой!»

Составление договора было делом куда более привычным, чем предшествующий ему низкий торг. Чиновник успокаивался, хотя и чувствовал, что его гложет неудовлетворенность: досадно, что он не сумел до конца разоблачить наглеца и получить этот пуд без всяких соглашений.

Проспектор пьянел, он явно сегодня перехватил, не отставая от этого худосочного русского. Взор его неуверенно блуждал по комнате. Эриксон подошел к кровати, прилег, разбросав свисающие ноги. Неудержимо клонило ко сну.

— Пиши быстро! — лениво заметил он.

Блеск золота мутил мозг горного инженера. Сколько лет доводилось иметь дело с этим металлом, но даже в мыслях не было овладеть таким неслыханным его количеством… Составляя и обдумывая соглашение, Жульницкий время от времени поглядывал на раскрытый мешок.

Срок договора — неделя. Затем он сам уничтожит его.

Жульницкий был способным человеком. Он быстро взвесил все, что гарантирует ему сохранение доброго, ничем не запятнанного имени.

Пуд золота, прикидывал он, займет совсем мало места. И наплевал он на всех! Притом эта сделка, как уже решено, вовсе не обязывает его давать ложное заключение о делах «Северо-Восточной компании».

Эриксон захрапел, но тут же дернулся, открыл глаза.

Время было за полночь. Под потолком помигивала лампа.

Жульницкий пропустил еще стаканчик виски и начал перечитывать договор. Хмель не то проходил, не то уже больше не брал его. Установилось какое-то необычное равновесие — тяжелое, гнетущее. «Как она обрадуется», — думал он про жену, лишь скользя взглядом по тексту соглашения, не улавливая смысла.

— Двадцать, — засыпая, промычал Эриксон.

Чиновник вздрогнул, оглянулся.

Американец боролся со сном.

— Готово? — опросил он. С трудом встал и шагнул к столу.

Но соглашение еще не было закончено.

Проспектор пьяно, одним движением сдвинул с края стола банки, бутылки, посуду и, уложив на свободное место локти, опустил голову на руки.

Жульницкий заготавливал второй экземпляр соглашения.

«Пуд… Было бы у меня оборудование, да на маячь этот корабль на рейде, я сам разработал бы эту жилу, — он подошел к кровати, нагнулся, рассматривая золото. — Но сейчас это все, что я могу сделать». Чиновник не видел, как Эриксон начал медленно валиться набок, увлекая за собой скатерть.

Звон стекла, жести, стук упавшего грузного тела заставили инженера вздрогнуть.

Не успел он двинуться с места, как Эриксон, еще сидя, уставился на него налитыми кровью глазами и, пытаясь нащупать задний карман, дико заорал:

— Стой! — Он неуклюже поднялся и, шатаясь, двинулся на Жульницкого.

Тот подался назад, испугавшись обнаженной волосатой груди и бессмысленного взгляда.

— Что с вами?

Эриксон припер его к стене.

— Что с вами? — повторил инженер.

— Это ты, Джим? — проспектор уставился на него немигающими глазами, протянул руку, вцепился в его мундир.

— Вы пьяны. Оставьте! — Жульницкий пытался оттолкнуть от себя пьяную тушу.

— Я пьян? — взъярился Эриксон и придавил ногой край мешка с золотом, которое, как ему казалось, хотели похитить. Он еще крепче впился пальцами в мундир инженера. — Я пьян? Ты что молчишь? Ты кто? — и он начал икать, тряся за грудь Жульницкого.

Статский советник побледнел от гнева и ощущения своей беспомощности.

— А… — наконец вспомнил Эриксон. — Продал участок? Смотри мне толь… ик! — его шатало из стороны в сторону.

— Вы забываетесь, милостивый государь!

— Смотри мне толь-ик, — все повышая голос, Эриксон погрозил ему кулаком под самым носом, не выпуская вицмундира. — Я де-ло-ик чело-ик! — голова его дергалась.

Статский советник почувствовал нервную дрожь во всем теле.

Отпустив, наконец, чиновника, владелец прииска шагнул к полке и, разливая виски по полу, наполнил стакан.