— Может быть, вы меня просветите? — попросил Берия.
— Это все козни капиталистов! — Лицо Сталина вдруг побагровело. — Наверняка Линдсей — посланник Черчилля и послан с мирными предложениями. Он снюхался с Гитлером и везет ответ от него в Лондон! А Гитлер пытается это от меня скрыть, вот почему он послал Линдсея окольным путем! Гитлер скрывает свои истинные намерения даже от ближайших помощников. Представляешь, какие у них там интриги, какая атмосфера подозрительности? Все друг друга ненавидят…
Берия прекрасно это себе представлял, однако предусмотрительно промолчал. Точно в таких же выражениях можно было описать обстановку, сложившуюся в Кремле.
— Но, может, все не так уж неразрешимо? — отважился спросить Берия.
— Да, я уже предпринял кое-какие шаги, направленные против нашего дорогого подполковника, — сообщил ему Сталин.
Второго мая в Лондоне шел дождь, в чем, впрочем, не было ничего удивительного. Он упорно моросил, и человек, оказавшийся на улице, рисковал в пять минут промокнуть до нитки. Тим Уэлби как раз очутился в тот вечер на улице.
Одетый в обычный тускло-коричневый дождевик, он сидел на мрачной станции подземки Черинг-Кросс и читал газету. На улице было еще и холодно, так что Уэлби дрожал. Он взглянул на часы. Десять часов вечера. Ровно! Еще три минуты, и надо возвращаться домой.
— От Казака поступил срочный сигнал…
Слова были произнесены шепотом. Савицкий словно Возник из пустоты. Внезапно очутившись в полуметре от Уэлби, он стряхнул на англичанина дождевые капли со своего зонта. Затем повернулся к Уэлби и громко извинился.
— Ничего. Я все равно промок, — с издевкой ответил Уэлби. И добавил, понизив голос: — Идите, тут шныряет полицейский патруль…
— Наш подполковник направляется в Югославию. Насколько мы понимаем, он надеется связаться там с агентами союзников…
— Он действует в одиночку? — Уэлби не сумел скрыть удивления.
Он к этому времени уже составил довольно полное представление о Линдсее. Уэлби доподлинно знал, что англичанин бегло говорит по-немецки, однако о сербохорватском никто не упоминал! Нет, непохоже это на правду…
— А у вас точные сведения? — спросил он Савицкого.
— У меня всегда точные сведения, — с некоторым раздражением ответил русский. — И он действует не один. Линдсей связался с группой агентов, сотрудничающих с союзниками. Агенты помогли ему выбраться из Германии.
— А от меня что вам нужно?! — резко спросил Уэлби. — Я отвечаю за Иберийский полуостров. Если бы он ехал в Швейцарию, а потом в Испанию, я бы еще мог что-нибудь сделать…
— Он не должен добраться до полковника Брауна! Если понадобится, вы лично его перехватите. Так приказали НА САМОМ ВЕРХУ! Ладно, я пойду…
— Да, я бы на вашем месте тоже пошел, — с горечью ответил Уэлби.
Господи, они, что, считают его профессиональным убийцей?
Оказавшись не по своей воле на юге Австрии, подполковник авиации Линдсей даже не подозревал, сколько вражеских группировок охотятся за ним. Немецкую сторону представляли полковник Ягер и его помощник Шмидт, гестаповцы под предводительством Грубера и его более умного коллеги Вилли Майзеля, а также абвер в лице майора Гартмана.
Сталин тоже постоянно следил за передвижениями англичанина. И делал все возможное, чтобы поскорее ликвидировать подполковника авиации.
Ну, и, наконец, было вроде бы самое надежное место — Лондон, рай, куда отчаянно пытался прорваться Линдсей. Но в Лондоне его поджидал Тим Уэлби, которому было приказано проследить за тем, чтобы подполковник авиации не успел доложить начальству о своем визите к фюреру.
В тот момент, о котором идет речь, все главные действующие лица Великой Игры жили в состоянии хронической тревоги. Сталин страшно переживал, подозревая, что союзники заключают с немцами сепаратный мирный договор. Роже Массона мучили ночные кошмары, поскольку он не мог избавиться от страха, что, узнав о деятельности Люси, Гитлер вторгнется в Швейцарию. Ресслер беспокоился, подозревая, что он потерял доверие своих швейцарских покровителей.
А причиной всех этих тревог было то, что в мае 1943 года у немцев еще имелся вполне реальный шанс выиграть войну. Они располагали нужным количеством ресурсов, солдат — и генералов! — чтобы уничтожить Советскую Россию.
Окопавшийся в Лондоне Тим Уэлби прекрасно представлял себе ситуацию на фронтах. Недавняя встреча с Иосифом Савицким его глубоко потрясла. Тим, правда, несколько раз мельком видел когда-то Линдсея, но не обращал на него особого внимания. При этих встречах присутствовали другие люди, которые казались ему наиболее важными и интересными.
— Когда я в последний раз был в Мадриде, — как бы невзначай заметил он, беседуя с полковником Брауном вскоре после встречи на Черинг-Кросс, — до меня дошли слухи, будто бы мы изучаем возможность заключения сепаратного мира с Гитлером… если, конечно, нас устроят его условия…
— Вот как? — Браун, казалось, его почти не слушал, а сосредоточенно перебирал бумажки на столе. — А кто вам это сказал?
— Ну, один человек, которого я бы предпочел не называть. Я уверил его, что все это чепуха. Но все же любопытно, как зарождаются подобные сплетни?
— Наверно, как и все сплетни на свете…
— Тот же человек сказал мне, — сочинял на ходу Уэлби, — что Линдсея послали вести переговоры с Гитлером и что сейчас он обсуждает с фюрером условия мирного договора…
— Да что вы говорите? — В голосе полковника Брауна, потянувшегося за очередным листком, звучало искреннее недоверие.
Уэлби умолк. Затрагивать эту тему еще раз было опасно. Черт, он пока не завоевал доверия Брауна, и полковник не желает поведать ему, какую роль на самом деле играет Линдсей во всей этой истории!
Добравшись до Граца, старинного австрийского городка, Пако и Линдсей — ну, и, конечно, Бора с Миличем — не стали мешкать. Они приехали в сумерках. Смешавшись с толпой спешащих пассажиров, они беспрепятственно вышли с вокзала.
— Я смотрю, тут ни полицейских патрулей, ни службы безопасности, — заметил Линдсей.
— Это Богом забытое место, глубокий тыл, — ответила Пако, шагая пешком по городу со своими спутниками. — Такси тут тоже нет, а последний автобус ушел час назад. Ничего, ты вполне в состоянии пройти три километра пешком! Ты сегодня целый день сидел сиднем!
— Здесь совсем по-другому дышится.
Линдсей оглянулся: Бора с Миличем шли за ними в некотором отдалении. Луна ярко сияла, отражаясь от мостовой, столетиями полировавшейся подошвами прохожих.
— До чего же здесь тихо и мирно. Наверно, совсем как в Швейцарии, — вздохнул Линдсей.
— Не обольщайся, — предупредила его Пако и добавила: — Мы просидим здесь, затаившись, недели три: на случай, если они выслеживают нас на границе. А затем двинемся в Шпилфилд-Штрасс и переберемся в Югославию… И это будет совсем не увеселительная прогулка!
— Мы пойдем все вместе?
— Нет, мы с тобой пойдем вдвоем. Оденемся как сербы. А Бора с Миличем будут отвлекать пограничников, чтобы помочь нам перебраться в Югославию…
— Я тоже могу им помочь… — начал было Линдсей.
— Ты будешь делать, что тебе говорят, черт побери! Это моя вотчина. Ты — пакет, который мы должны передать представителю союзников…
— Может, мне еще извиниться за свое существование?
— Ладно, не дуйся! Я это могу и без…
Интересно, что Пако переругивалась с Линдсеем спокойным, мягким тоном, словно поддерживая обычную беседу. Она искоса поглядывала на англичанина, а он смотрел прямо перед собой.
— Ты нас тогда спас на Южном вокзале, когда впихнул меня в поезд. У нас с тобой получилась хорошая команда, Линдсей. — Пако взяла Линдсея за руку. — Мы все очень устали, и надо за собой внимательно следить. Вот, например, только что мимо нас прошли двое австрийцев в полицейской форме.
— Я их даже не заметил.
— Это потому, что мы спорили, как нормальная супружеская пара. Я видела, как один из них ухмыльнулся и что-то сказал своему товарищу.