После этого разговора Есениус отправился на Град к пану Богуславу.
Богуслав из Михаловиц принял Есениуса поистине сердечно. Он сразу же позвал секретаря и велел просмотреть бумаги, касающиеся дела Есениуса. Между тем доктор посвятил Богуслава в суть своего спора. Но, хотя рассказывал он со всеми подробностями и разговор длился добрый час, секретарь все не шел. Михаловиц стал выказывать нетерпение. В конце концов секретарь вернулся с пустыми руками.
— Никак не могу найти дела. Мы все ящики просмотрели, весь архив перерыли. Не пойму, куда запропастились эти бумаги, — пожаловался он.
— Вы обязаны их найти. Ведь не сожрала же их кошка! — с негодованием воскликнул Михаловиц. — Вы просто не умеете искать! А вы, магнифиценция, не сердитесь, что мы не можем вам сказать, в каком положении ваше дело. Но уверяю вас, я позабочусь обо всем сам. Вы еще долго пробудете в Праге?
— Да нет, теперь уже недолго. Жена, наверное, беспокоится. Самое позднее в августе я бы хотел быть дома. Много будет хлопот с подготовкой к новому семестру…
— Понимаю, понимаю, — повторял Михаловиц, — во всяком случае, я попросил бы вас перед отъездом еще раз к нам наведаться. Не беспокойтесь, я не забуду о вашем деле…
По всему было видно, что это не пустые обещания, какими выпроваживают назойливых посетителей. Есениус достаточно разбирался в людях, чтобы отличить притворство от искренности. Но способны ли добрые намерения преодолеть цепь интриг, которые опутывают императорский двор, высшие имперские и земские канцелярии, да и людей, стоящих во главе их?
Есениус готовился к отъезду в Виттенберг.
Как-то перед самым отъездом доктора, когда он в последний раз сидел в обществе Браге, Кеплера и Бахачека, императорский астроном, нарушая одну из долгих пауз этого прощального свидания, вдруг спросил:
— Не думаете ли вы совсем поселиться в Праге?
Этот вопрос Есениус уже не раз слышал из уст многих людей. Даже верховный канцлер намекал ему на это. В свое время доктор уже дал Браге обстоятельный ответ и поэтому был весьма удивлен, что императорский астроном снова вернулся к той же теме.
Тихо Браге стал развивать свою мысль:
— Неплохо, если бы, скажем, император пригласил вас к себе на службу в качестве врача…
Есениус засмеялся, ибо принял слова Браге за шутку. Видно, при расставании Браге хотелось напомнить о первом разговоре Есениуса с императором.
— Я уверен, что мне нечего опасаться такого приглашения. Император никогда не забудет и не простит мне разговора о тиранах.
— Мне неизвестно, что думает император об этом разговоре, но я знаю, что о вашем публичном анатомировании в Праге он имеет подробные сведения. И сегодня утром он спросил меня, не предполагаете ли вы провести еще одно вскрытие. Следовательно, не исключена возможность того, о чем я вам говорил. Приняли бы вы приглашение?
— Поступить на императорскую службу? Гм!.. Об этом можно подумать, — ответил Есениус и подкрутил усы.
Он не мог скрыть, что такое приглашение польстило бы его самолюбию. Да, скорее всего он бы его не отверг.
— Хорошо. Когда будет удобный момент, я сообщу вам об этом, — сказал Браге. — Впрочем, мне незачем говорить, что лично я был бы рад, если бы вы переселились в Прагу.
Есениус прибыл в Виттенберг на день раньше, чем рассчитывал. Несколько чарок вина, какими он потчевал кучера на остановках, действовали на последнего примерно так же, как кнут на лошадей. Расстояние быстро сокращалось, время летело. И нетерпеливый Есениус приближался к дому.
О, как он радовался предстоящей встрече с Марией! Большую часть пути он вспоминал о ней.
И вот он уже дома, сидит в широком кресле и рассказывает жене обо всем, что было в Праге. Старается говорить по порядку, но все время возвращается к отдельным событиям, дополняя их новыми подробностями. За интересным разговором он не замечает, как в комнату через большие окна крадется сумрак… И вот уже беседа продолжается при свете трех больших восковых свечей, вставленных в резной железный светильник.
— Долго ты задержался в Праге, Иоганн! — говорит Мария с укоризной. — Я уж думала, что ты решил там остаться.
— Пражский университет с удовольствием пригласил бы меня, но существует непреодолимое препятствие.
При этом Есениус хитровато улыбнулся.
— Что за препятствие? Разве для тебя может существовать какое-нибудь непреодолимое препятствие?
— Да. Это ты.
Мария широко раскрыла глаза:
— Я?
— Да, ты. — На этот раз Есениус улыбнулся по-мальчишески озорно: —Там не хотят женатых профессоров. У них заведено безбрачие, как у монахов.
— Брр! Какое же это, должно быть, неприветливое общество! Одни угрюмые холостяки.
— Среди них есть и приятные люди, например Бахачек. Но большинство непримиримо относится к женитьбе.
— Молодой человек там наверняка бы не удержался.
— Надолго — нет. Многие из молодых, полюбив, должны были оставить университет, чтобы жениться и завести семью. В этом одна из причин, почему Пражский университет пришел сейчас в упадок.
— Нет худа без добра: после этого ты будешь больше ценить наш университет, — улыбнулась Мария. — Надеюсь, что теперь ты останешься дома, а не отправишься снова в путь.
— В ближайшее время нет. Сейчас меня ждет здесь много работы. И в университете и дома. Хочу написать книгу о пражском анатомировании. В Праге я понял, как она нужна.
Но в первые дни после приезда для работы у него оставалось очень мало времени. Прежде всего надо было навестить всех знакомых, а их было немало. И повсюду приходилось начинать свой рассказ от Адама. Ведь в те времена новости передавались лишь из уст в уста. Даже тому, кто возвращался из соседней деревушки, было что рассказать. А того, кто приезжал из далекого города, любопытные осаждали со всех сторон, как в жару осаждают источник. Тот же, кто побывал в чужой стране, мог рассказывать до самой смерти — и всегда находились слушатели. Тем более, если рассказчик был таким блестящим, как доктор Есениус. Интересовались главным образом, правдивы ли слухи об императоре, интересовались его особой, императорским двором на Градчанах, красотою Праги. Коллеги Есениуса по Виттенбергскому университету, кроме того, расспрашивали о делах Пражского университета, о том, чем занимается Тихо Браге, как протекал сеанс анатомирования и какие он дал результаты…
Так наступила осень, а с нею и выборы университетских деканов.
Есениуса избрали деканом медицинского факультета.
В день святого Луки, 16 октября, начался новый учебный год, и у Есениуса начались лекции по медицине. Первая лекция всегда бывает немного торжественней, чем последующие. Такой была и эта вступительная лекция профессора Есениуса.
Есениус сидит в большом актовом зале за профессорской кафедрой, в профессорском одеянии — мантии, на голове у него красный берет. Перед ним раскрыты «Афоризмы» Гиппократа, а рядом — листы бумаги с заметками, которые частично являются дополнениями к «Афоризмам», а частично выводами из личных наблюдений профессора.
Перед ним ряды обычных дубовых скамеек, на каждой по шесть человек студентов. В основном это молодые люди восемнадцати— двадцати лет, у которых только-только начинают пробиваться усы. Среди них два-три человека постарше. Это так называемые «вечные студенты». На лекции они ходят редко, от коллоквиумов бегут, как черт от ладана. А без коллоквиумов бакалавра не получится, не говоря уж о лиценциате[16] или магистре. У некоторых на коленях лежит книга — тот же Гиппократ, которого читал Есениус. Но книги не у всех. Одним экземпляром пользуются два-три человека. Кое-кто разложил на коленях бумагу, собираясь делать заметки.
В эту торжественную минуту лица у всех студентов серьезны, хотя покрасневшие глаза некоторых свидетельствуют о бессонной ночи — вероятно, кое-кому пришлось допоздна петь в трактире студенческие песни, забавляя богатых горожан, которые взяли на себя все расходы по пирушке. Но теперь они пытливо смотрят на кафедру, на профессора, собирающегося учить их медицине.