Все взгляды обращаются к врачу.

Воцаряется гнетущая тишина.

Есениус склоняется над неподвижным телом, раскрывает шелковую сорочку и прикладывает ухо к императорской груди.

Потом выпрямляется и торжественно объявляет:

— Его императорского величества больше нет среди живых.

Взволнованный Есениус готовится к великому событию: он идет анатомировать императора.

Верховный канцлер потребовал, чтобы он набальзамировал тело Рудольфа II.

И, пока гонцы на быстрых конях спешат в Вену, чтобы сообщить великую новость королю Матиашу, Есениус готовится к анатомированию. Он работает не один. В помощники себе он потребовал доктора Залужанского и мастера Прокопа.

Когда обнаженное тело императора положили на стол, Есениус вспомнил о юродивом Симеоне. Тогда император был зрителем. А нынче…

Бальзамирование длилось несколько дней. Есениус часто задумывался над жизнью этого чудаковатого монарха. Чем больше он думал, тем больше поражали его противоречия в характере императора. Он почувствовал, что должен написать жизнеописание Рудольфа, хотя бы в связи с восшествием на престол нового государя. Матиаш только начинал свое царствование, от него можно многого ожидать…

И Есениус принялся за свое сочинение о Рудольфе и Матиаше. Он работал вдохновенно, употребляя большие периоды, как это было тогда принято.

Вначале он поведал о победах императора над турками — причем не забыл упомянуть и о том, что император одержал их, не покидая своей столицы, иными словами — что их одержали за него военачальники, и затем продолжал:

«Тем временем Рудольф, одушевленный этой удачей в помышлениях своих, возлюбил жизнь, лишенную опасностей и покойную. Он уединился в Пражском Граде и доверил жизнь и звание свое, самое возвышенное в этом мире, некоторым своим рабам и низким прихлебателям, отдавшись целиком иному и к титулу его не подходящему занятию, и людям казалось, что он совсем не думал о своем государстве. И посему многие отвратили от него свои сердца, ибо под сенью и защитой его императорского и королевского величия эти прожорливые грабители и ненасытные глотки, когда подточили главный опорный столп, или столп свободы всеобщей, и когда все права сделали продажными, и звания и должности в стране, они искали только для себя пользы, но всеобщее добро и благо дерзко и распущенно уменьшали и навыворот переиначивали, не давая ни высшим, ни низшим вольного доступа к императору, королю и господину их, в скромных и необходимых нуждах своих с униженными просьбами прибегающими к защите, и подданные от такого угнетения не уставали тосковать и стонать, что Прагу невозможно называть уже прекрасной Прагой, но Pragam plagam, то есть Прагой грустной и страшной…»

Потом Есениус описывал, как начались волнения в империи, как выбрали королем брата императора — Матиаша.

Есениус не забыл упомянуть и обо всех знамениях, которые, как говорили, давно предсказали падение императора:

«Такое печальное падение с высот предсказали императору различные чудеса и указания на небе и на земле. Башня, та, что стоит у королевских помещений на Граде Пражском, наклонилась так, что грозила обрушиться из-за великой тяжести кровли, которую вынуждены были снять; и, без всякого сомнения, это означало, что глава королевства в скором времени в могилу уложена будет. Какой-то простой человек, который пробрался в ночное время в судейскую палату, где происходил сейм или королевский суд, уселся на королевское место, осененное балдахином, и там его нашла спящим ночная стража. Это знаменовало, что столица скоро осиротеет и без короля, своего господина, останется пустой. Незадолго перед смертью императора громом разбило несколько пражских костелов. Пожары и бедствия бродили по Праге. Солнце затмилось полностью. Новая звезда была замечена в полночь, и имя ей дали Серпенториус — Змеевик; потом явились одна и за ней другая комета. И больше того: лев, самый старший, который был императору неизмеримо дорог, потому что содержался при дворе множество лет, так вот он и два орла, которые были равно любимы императором, все в одну и ту же минуту несчастным образом умерли. О чем когда Рудольфу стало известно, он сам себе скорую смерть предрек».

Доктор был спокоен за свое сочинение. Он послал рукопись в Виттенберг своему книгоиздателю с просьбой скорее напечатать ее.

Смерть выбрала еще несколько жертв среди знакомых Есениуса. У Кеплера умерла жена; а через несколько недель после смерти императора покинул этот мир старый верный друг — Бахачек.

— Что будете делать, Иоганн? — спросил Есениус Кеплера после похорон императора. — Поедете в Вену с королем Матиашем?

Кеплер покачал головой.

— Мне это ни к чему. Гороскопами я больше не занимаюсь, а Матиаша не интересуют астрономия и математика. Думаю, что его милость легко обойдется и без меня.

Есениус кивнул. Он хорошо знал, что Рудольф II держал при своем дворе Кеплера скорее как украшение.

— Поступайте профессором в здешний университет, — предложил Есениус. — Вас примут с радостью. Им нужен астроном и математик. Бенедикти один не может справиться. Собственно, кроме риторики, Бенедикти интересует только математика. Астрономией в Карловом университете никто не занимается.

— Благодарю вас за предложение, — ответил Кеплер подавленно, — но я не могу его принять…

— У вас есть на примете что-нибудь лучшее? — спросил Есениус, удивленный грустью, которая слышалась в голосе его друга.

— Лучше ли, не знаю, — ответил Кеплер. — Меня приглашают в Линц профессором. Я решил отправиться туда. А вы, Иоганн? Вы решили остаться при дворе Матиаша?

— Не знаю… Мне, правда, сообщили, что король охотно назначит меня своим врачом. Но Мария советует мне не связывать себя ни с какой службой. А что вы думаете об этом, Иоганн?

Кеплер улыбнулся.

— Пани Мария никогда не советовала плохо. Ее мнение очень ценно. Но, с другой стороны, если вас приглашают… Быть личным врачом короля, в скором времени, может быть, и императора… об этом стоит подумать. Если вам нужна слава, не размышляйте ни минуты. Но, если вы желаете достигнуть успехов как ученый, послушайте жену. Однако, что бы вы ни решили, не забывайте никогда, что вы врач.

Долго размышлял Есениус о словах Кеплера. Эти горячие слова проникли в его сердце. Ему казалось, что, если он послушает друга, он станет лучше и будет счастливее. Свое будущее он видел теперь глазами Кеплера.

В тот вечер он всем сердцем желал принять совет математика.

Но только в тот вечер.

Наутро он думал по-другому. Голос Кеплера не звучал уже так убедительно. Служить при королевском дворе, думал Есениус, совсем не то, что быть обычным врачом.

И он не мог представить себе, как будет жить отныне в прежнем окружении, но без тех благ, которые ему давало положение при императорском дворе.

И решил поступить на службу к Матиашу.

Какой приток новых сил ощутил Есениус, когда получил приказ приступить к службе при венском дворе!

В Вену Есениус отправился сначала один. Он хотел приготовить приличное жилище. А Мария приедет, когда все будет готово.

Прием при королевском дворе был холоднее, чем при дворе Рудольфа. Ни алхимия, ни астрономия не интересовали Матиаша. Ему представлялось достаточно случаев убедиться, что успеха добиваются скорее сильной волей и мудрой дипломатией, чем составлением гороскопов. Если возможно ускорить ход событий и способствовать их успешному разрешению, лучшее средство для этого — деньги. Они могут сделать приятнее даже жизнь монарха. Матиашу и вправду требовалось немало золота. Прежде всего — на военные нужды; воевал он успешно, но это стоило таких денег, что он вынужден был отказывать себе во многом. Больше всего любил он блестящие празднества, любил и искусство. Первая страсть была сильнее, и поэтому, когда Матиаш вступил на престол, Вена стала весьма шумным городом. Пиры и развлечения, охоты и пестрые кавалькады, поражающие невиданным количеством участников, были наибольшей радостью короля. Матиаш был полной противоположностью своего меланхолического брата. Неудивительно, что еще при жизни Рудольфа многих любителей развлечений привлекала шумная Жизнь при дворе Матиаша. Теперь Матиаш мог удовлетворить и свою любовь к искусству, получив все императорские коллекции. И к деньгам Матиаш относился иначе, чем его брат. Рудольф желал наполнить свою казну золотом, которое обещали ему алхимики, и на это щедрой рукой бросал последние золотые из почти пустой казны. Матиаш не верил алхимикам. Он больше ценил верные талеры, полученные от налогов и податей, чем золотые горы, обещанные алхимиками. Своим врачам он тоже не слишком доверял, ставя их на одну доску с алхимиками и астрологами. И поэтому разговор нового личного врача с королем Матиашем был очень коротким.