Когда он прибыл в великолепный дворец на Малой Стране, посланник испанского короля Сан Клементе сидел в просторном кресле и читал. Хотя на улице было светло, тяжелые красные бархатные занавески на больших окнах были закрыты и в комнате горели свечи.

Увидев Есениуса, Сан Клементе встал и шагнул ему навстречу. Он немного припадал на правую ногу, лицо его болезненно морщилось, но посланник силился скрыть боль приветливой улыбкой. Казалось, он стыдился своей слабости.

— Добро пожаловать, доктор, разрешите приветствовать вас, — начал испанец, предлагая гостю кресло, и продолжал: — Подагра замучила меня… В левом колене как будто что-то дергает.

— В левом колене? — удивился Есениус, потому что он сразу заметил, что посланник хромает на правую ногу.

— Да, да, в левом колене, — подтвердил Сан Клементе и громко застонал, когда Есениус коснулся колена, чтобы убедиться, не опухло ли оно.

Заболевания доктор не обнаружил, но слова больного насторожили его. Он прописал мазь, а на ночь мешочек с теплой золой.

— Весьма полезно для вашей милости отправиться в Карловы Вары. Тамошние источники благотворно действуют на подагру. Супруга вице-канцлера Михаловица, проведя там месяц, вернулась в превосходном состоянии здоровья.

Сан Клементе поблагодарил Есениуса за совет и пригласил его немного подкрепиться.

Это было настоящее пиршество: великолепное холодное мясо, сочные апельсины и инжир, гроздья винограда, гора сладкого печенья и несколько бутылок наилучшего испанского вина.

Есениусу пришлось по вкусу все, но его тревожило, чего же от него хочет посланник.

Скоро он это узнал.

Сан Клементе заговорил о состоянии здоровья его императорской милости. Это было вполне естественно при встрече представителя иностранного государя с личным врачом монарха.

Он спросил, не думает ли Есениус, что для здоровья императора было бы полезней, если бы он отрекся от обязанностей своего сана в пользу наследника.

Есениус ответил осторожно, что его мнение не может приниматься в расчет и что целесообразнее было бы спросить об этом политических деятелей: например, верховного канцлера.

Сан Клементе объяснил этот уклончивый ответ по-своему.

— Милый доктор, вы не учитываете своего влияния, если думаете, что ваше слово ничего не значит для его императорского величества, — сказал он любезно и снова поднял бокал с пенистым вином.

Когда они выпили, посланник продолжал:

— Не знаю, думали ли вы о возможном наследнике императора. Для протестантов желателен эрцгерцог Матиаш. Думаю, что и вы такого же мнения. Но я бы желал обратить ваше внимание на другую особу…

Сан Клементе выжидающе помолчал, но Есениус догадался, кого он имеет в виду. Драматическая пауза, которая должна была увеличить напряжение, не достигла результата… Среди придворных было давно уже известно, что трон Рудольфа хотел бы получить испанский король Филипп III для своего шурина, эрцгерцога Альбрехта, младшего брата Рудольфа. Супружество Альбрехта с сестрой Филиппа, Изабеллой, не было благословенно детьми, и Филипп надеялся, что империя Рудольфа после смерти Альбрехта будет присоединена к испанской короне. Это был неплохой расчет. И испанская политика при дворе императора имела могущественных приверженцев. Главная заслуга в этом принадлежала Сан Клементе и его неисчерпаемому кошельку. И Есениуса не очень удивило, когда Сан Клементе произнес имя Альбрехта.

— Если протестантские сословия беспокоятся о свободе своей веры, могу уверить вас, что эрцгерцог Альбрехт охотно дал бы им такую же гарантию, какую они надеются получить от эрцгерцога Матиаша. А мой государь и повелитель испанский король пошел бы в своем великодушии еще дальше и не оставил бы своей щедростью людей, которые бы каким-нибудь образом помогли его шурину стать преемником Рудольфа.

«Так вот в чем дело!» — улыбнулся про себя Есениус.

Сан Клементе ждал его ответа.

— Высокая политика не относится к области моих непосредственных интересов, — ответил Есениус вежливо, но твердо. — Мое положение при императорском дворе, хотя я и очень ценю его, не дает мне возможности влиять на развитие политических отношений.

— Мы не требуем от вас ничего невозможного. Достаточно в удобную минуту замолвить его императорскому величеству словечко за эрцгерцога Альбрехта. Или, если этот способ не устраивает вас, вы могли бы придумать что-нибудь другое: обратить внимание чешских протестантских сословий на Альбрехта, чтобы потом они, чешские сословия, предложили его кандидатуру императору. Как я уже сказал, король не оставит вас своей милостью.

Подобное предложение Есениуса ни к чему не обязывало. Но он отказался.

— Пусть ваша милость не прогневается на меня, но я должен ответить решительным «нет». Пока я на службе у его императорской милости, я считал бы несовместимым со своим положением и со своей честью принимать участие в чем-либо, что было бы направлено против его императорского величества или что император мог бы рассматривать как таковое.

Голос Есениуса был тверд, в нем звучала неколебимая решимость.

Сан Клементе сделал последнюю попытку:

— Я думаю, было бы лучше, если бы вы не спешили с ответом. Вы не обязаны решать немедленно…

— Я уже решил и останусь при своем решении.

Посланник еще раз выпил за здоровье Есениуса и с подлинным дипломатическим искусством постарался скрыть разочарование.

Есениус вежливо откланялся.

На другой день секретарь посольства принес ему в черном футляре прекрасный кинжал с рукоятью искусной работы. Это было подлинное произведение искусства. Гонорар за его докторский визит. Но можно было считать это и даром внимательного хозяина. Дар, который должен был напомнить ему, что предложение посланника остается в силе.

Есениус хорошо понял жест Сан Клементе. Он улыбнулся и положил кинжал в ящик письменного стола.

Много дней и ночей размышлял Есениус о визите к испанскому посланнику. Существовала ли связь между этим событием и тем, что он слышал в доме вице-канцлера Михаловица? Было ли случайностью, что оба события произошли почти в одно время, или испанский посланник узнал, что протестантские круги пытаются использовать личного врача императора для своих политических целей? Но ведь Есениус скорее только подозревал, что Будовец, Михаловиц и другие заинтересованы в том, чтобы он употребил свое влияние на императора для успешного осуществления их планов.

Есениуса радовал, но в то же время и беспокоил такой интерес к его особе. Это был результат его возросшего влияния при императорском дворе.

Действительно, со времени смерти Гваринониуса работы у него прибавилось. Число личных врачей императора, конечно, не уменьшилось, потому что место Гваринониуса занял Матей Руланд, но главная часть забот об императорском здоровье выпала на долю Есениуса. Если при жизни Гваринониуса Есениус иногда неделями не видел императора, теперь он встречался с ним почти каждый день. Рудольф привязался к доктору, который, кроме медицины, был хорошо знаком с искусством, немного занимался астрологией и проявлял интерес даже к алхимии, хотя и не слишком доверял ей. Когда император предложил ему исполнять обязанности покойного Тадеаша Гайека из Гайека и испытывать всех алхимиков, которые пытались предложить свои услуги при императорском дворе, Есениус очень вежливо, но решительно отказался и объяснил это тем, что недостаточно знаком с алхимией. Алхимия занимала его только из-за ее огромных, еще не использованных возможностей, которые открывались подлинным исследователям при соединении и разложении различных элементов. Сколько опытов видел Есениус собственными глазами в лабораториях известных мастеров-алхимиков, а порой производил и сам. Если бы кто-нибудь дал себе труд и испытал все особенности элементов, которые светились в тиглях над пламенем алхимических печей, кипели, выпаривались, слагались в пестрые кристаллики и чудесно меняли цвет! А самые искусные из этих мастеров нагоняли на зрителей страх, смешивая красную и синюю жидкости и получая в результате жидкость чистую и прозрачную, точно вода горного потока.