При мне Елизавета Морицевна брала руку Александра Ивановича и выводила автографы. Отвечая на вопросы корреспондентов, она спрашивала Куприна:

— Ты так говорил, Саша?

— Да, Лиза.

— Тебе в Москве нравится?

— Нравится, — повторял Куприн последние слова жены.

Но чаще всего Елизавета Морицевна говорила назойливым корреспондентам: «Александр Иванович сегодня очень устал, но говорил вот что: ……………………»

Правдиво рассказал о встрече с Куприным писатель Н. Д. Телешов: «Я был у него в гостинице „Метрополь“ дня через три после его приезда. Это был уже не Куприн — человек яркого таланта, каковым мы привыкли его считать, — это было что-то мало похожее на прежнего Куприна, слабое, печальное и, видимо, умирающее. Говорил, вспоминал, перепутывал все, забывал имена прежних друзей. Чувствовалось, что в душе у него великий разлад с самим собою. Хочется ему откликнуться на что-то, и нет на это сил»^{161}.

В «Метрополе» Куприны жили дней пять. Несколько раз гуляли по московским улицам. Прохожие, при встрече с ними, приветствовали Куприна, Александр Иванович снимал шляпу и кланялся.

На лето Куприны переехали в Голицыно. Я была у них 30 августа, в день именин Александра Ивановича, и еще раз в конце сентября, перед отъездом в Анапу. Александр Иванович и Лиза встретили меня на станции. У Александра Ивановича в руке был букет из астр и хризантем.

Мы шли потихоньку к их дому. Куприны жили в Голицыне по ул. Луначарского, 26. Лиза вела Александра Ивановича под руку: он плохо видел и часто спотыкался. Я шла сбоку.

— Ты здесь, Маша? — время от времени спрашивал меня Куприн.

Седьмого ноября 1937 года Куприных пригласили на военный парад. В этот день Александр Иванович на Красной площади очень устал и сильно простудился. Началось воспаление легких. До середины декабря Куприны оставались в «Метрополе», а потом их отправили в Ленинград, где они получили квартиру в Выборгском районе (Лесной проспект).

В феврале 1938 года Елизавета Морицевна писала мне:

«Милая Муся,

Саше стало немножко лучше, хотя он еще в кровати. Живем мы в прекрасной квартирке вдали от центра, весной будет особенно хорошо — в двух шагах большой парк.

Как-то ты, милая, поживаешь, как твое здоровье? Ты что-то последнее время покряхтывала.

Напиши мне о себе, буду очень рада, перед отъездом так и не удалось повидаться.

Я сижу целыми днями дома, от Саши не отхожу.

     Целую тебя — Лиза».

Состояние здоровья Александра Ивановича ухудшалось. Его положили в больницу. Из института скорой помощи Елизавета Морицевна писала мне 2 июля 1938 года:

«Дорогая моя Муся, спасибо тебе за милое и обстоятельное письмо. Пришло оно в очень тяжелый момент, когда дорого каждое ласковое слово. Сашенька тяжело болен, у него рак пищевода. Операцию он перенес хорошо, несмотря на общий наркоз. Кормят его теперь через трубочку. Слабенький, конечно.

Вчера мы сюда переехали из института усовершенствования врачей, так как он закрылся на лето.

Мне грустно, что и ты прихварываешь, не падай духом, Мусенька, ведь у тебя есть друзья! Я буду счастлива, если ты и меня к ним причислишь…

Не сердись, родная, я не могу написать длинного письма, — очень устала. Все время держалась крепко, а сейчас горе подкосило. Я все надеялась, что у него нервные спазмы пищевода, как и думали врачи сначала. Завтра еще будут смотреть рентгенами.

     Целую крепко — Лиза».

Я решила ехать в Ленинград. Написала об этом Куприным. В августе (1938 г.) получила от Елизаветы Морицевны письмо:

«Милая моя Мусенька,

конечно, буду рада твоему приезду… Сашенька подкормился через трубочку — стал крепче, даже щеки порозовели.

Ах, как тяжко, Мусенька, знать, что от этой болезни не выздоравливают! Одно утешение, что он не страдает — болей нет.

Крепко целую — Лиза».

А за два дня до смерти Александра Ивановича Елизавета Морицевна телеграфировала мне: «Сашеньке плохо», а затем — «немедленно выезжай».

В тот же вечер я выехала в Ленинград. Александр Иванович был без сознания. 25 августа 1938 года он скончался.

Гроб был установлен во дворце одного из бывших великих князей на набережной Невы. Сначала он стоял в большом зале. Менялся почетный караул. Потом вдруг его поспешно перенесли в маленький зал, где было очень тесно. Из литературного мира были ленинградские литераторы — Слонимский, Любарский, Зощенко, Диксон и другие. Из москвичей же я видела только Луговского.

У гроба с нами сидел старик Александр Иванович Катун, портной, с которым Куприн еще до эмиграции был дружен и часто останавливался у него, приезжая из Гатчины в Петербург.

На улице собралась тысячная толпа проститься с писателем, но доступ к нему был невозможен.

На кладбище мы ехали в машине: Елизавета Морицевна, я, Ольга Константиновна Витмер и вдова художника Щербова. Впереди нашей машины шесть белых лошадей везли на дрогах белый гроб, покрытый белыми цветами. Следом двигалась белая колесница с венками, составленными только из белых цветов.

Хоронили Куприна без речей и музыки. После погребения все очень быстро разошлись. Мы с Лизой остались у могилы одни.

— Пойдем, я покажу, где лежит Зина, — сказала Елизавета Морицевна и повела меня в сторону церкви.

В конце 1948 года Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич писал мне: «О Куприне хотелось бы, чтобы Вы написали очень подробно и очень откровенно. В моих глазах Александр Иванович, с которым я был мало знаком, — громадная глыба русского народа, одухотворенная очень большим талантом, и Вы, как никто, конечно, знаете все изгибы его души, его переживаний, его характер…

Он уже перешел в область истории, и только история нуждается в правдивом освещении его жизни, всех его плюсов и всех его минусов».

В своих воспоминаниях я и хотела рассказать о тех далеких годах жизни Куприна, когда он работал над лучшими своими произведениями, а также о нашей дружбе, которая продолжалась до тех пор, пока сознание его не угасло. Конечно, моя память не в силах была сохранить многие события того времени. Но я стремилась хотя бы отчасти показать живой образ Александра Ивановича, его сложный характер — недоверчивый и вспыльчивый, откровенный, жизнерадостный и великодушный. Таким он навсегда остался в моей памяти.

В указатель включены все имена и названия изданий, прямо или косвенно упоминаемых в тексте воспоминаний. Имена и названия, встречающиеся только в комментариях, в указатель не вводятся.

Абамелек-Лазаревы, помещики, владельцы горных заводов на Урале и беговой конюшни в Петербурге.

Абрамова Мария Морицевна (1865–1892), драматическая артистка.

Агапов Николай Александрович.

Агафонов Валериан Константинович (р. 1863), журналист.

Азбелев Николай Павлович, адмирал, автор романов, повестей и рассказов о Японии, сотрудник «Современного мира».

Айзман Давид Яковлевич (1869–1922), писатель.

Александр Невский.

Александр I (1777–1825) .

Александр III (1845–1894).

Алексин Александр Николаевич (1863–1923), старший врач ялтинской земской больницы.

Алексинский Григорий Алексеевич (р. 1879), в начале своей политической деятельности социал-демократ, с 1918 года в эмиграции, где примкнул к лагерю крайней реакции.

Ангарский — см. Клестов Николай Семенович.

Андреев Леонид Николаевич (1871–1919).

Андреева (рожд. Велигорская) Александра Михайловна (1881–1906), первая жена писателя Л. Н. Андреева.

Андреева (рожд. Юрковская; в первом браке Желябужская) Мария Федоровна (1868–1953), артистка Московского Художественного театра (1898–1905), общественная деятельница, жена А. М. Горького.