Должен признаться тебе, Маша, больше всего я сердился на самого себя, на свою застенчивость и ненаходчивость. И вот что в конце концов вышло из шутки Бунина, которую теперь я нахожу очень удачной и за которую теперь искренне ему благодарен.

В ближайший вторник — приемный день Богдановича — Куприн пришел в редакцию. Ангел Иванович (Богданович был поляк. Имя его было Анджело, но русифицированное, с непривычки звучало странно) познакомил его с постоянными сотрудниками журнала: критиками В. П. Кранихфельдом, М. П. Неведомским, историком Е. В. Тарле, В. Я. Богучарским и другими. После нескольких вопросов Куприну: когда он приехал, долго ли пробудет в Петербурге, — Богданович перешел к деловому разговору. Сообщил, что рассказ «В цирке» ему понравился, предполагается напечатать его в январской книжке журнала. Осведомился, не привез ли Куприн что-нибудь нового. Мимоходом упомянул о том, что надеется на его постоянное, а не случайное сотрудничество и поэтому гонорар его устанавливается 150 рублей за лист, а не 100, как это было с его первым рассказом «Ночная смена».

В этот день Александра Аркадьевна чувствовала себя лучше и, узнав, что в редакции Куприн, вышла с ним познакомиться. Она, так же как и Богданович, сказала несколько приятных слов о его рассказе «В цирке», выразила сожаление, что не могла его принять в воскресенье, и пригласила Ангела Ивановича, Кранихфельда и Куприна остаться обедать.

— Я не хотел оставаться, — говорил мне Александр Иванович, — но приглашение застало меня врасплох, я растерялся и от застенчивости не сумел отказаться. Так волей-неволей мне пришлось снова встретиться с тобой.

За обедом сначала поговорили о редакционных делах, а затем разговор стал общим; в нем приняли участие не только сотрудники журнала, но и все присутствовавшие за столом. Александра Аркадьевна любила новых людей и была с Куприным любезна и проста. Она была женщиной с большими светскими навыками и скоро сумела заставить Куприна преодолеть свою застенчивость и разговориться. Когда он прощался, она сказала ему:

— Я больна, и приемных дней и вечеров у нас пока не бывает. Но если вам не будет скучно провести вечер в нашем семейном кругу, то заходите к нам запросто.

— Как тебе известно, мне скучно у вас не показалось, — засмеялся Александр Иванович.

Куприн все чаще и чаще начал бывать у нас. Моя мать особенного значения его посещениям не придавала. Александра Аркадьевна не всегда выходила вечером в столовую, но у нас жила моя тетушка, Вера Дмитриевна Бочечкарева, вдова артиста московского Малого театра М. А. Решимова, которая обычно разливала чай; поэтому отсутствие Александры Аркадьевны общепринятых тогда правил не нарушало. Незаметно все привыкли к Куприну, и он стал у нас своим человеком. Моей матери он нравился: его непосредственность, жизнерадостность отвлекали ее от постоянных тяжелых дум о своей болезни и о смерти старшей дочери. Она охотно слушала его рассказы о военной службе, различных эпизодах его жизни, знакомых писателях. Интересовалась она и его работой в «Журнале для всех» с В. С. Миролюбовым; говорили, будто у него тяжелый деспотический характер и сработаться с ним трудно. Александр Иванович это мнение опровергал.

Виктор Сергеевич Миролюбов в прошлом был известным оперным певцом, обладавшим могучим басом. В Московской императорской опере он выступал под фамилией Миров. В середине 90-х годов у него открылся процесс в легких, и он вынужден был оставить сцену как раз в тот момент, когда ему из Москвы предстояло перейти в Мариинскую оперу в Петербург и перед ним открывалась большая артистическая карьера.

В это тяжелое для Виктора Сергеевича время, когда он оказался в положении больного безработного артиста, Александра Аркадьевна, знавшая его еще учеником Петербургской консерватории во время директорства К. Ю. Давыдова^{9} отнеслась к нему с большим участием и теплотой. Узнав, что какой-то генерал (фамилию я забыла) продает право на издание дешевого ежемесячного журнала «для народа» (генерала в это время лишили правительственной субсидии), она посоветовала Миролюбову приобрести журнал и оказала ему материальное содействие^{10}.

Таким образом, случайное стечение обстоятельств превратило бывшего певца Мирова в издателя и редактора журнала. Поэтому, когда Миролюбов выступил в роли редактора-издателя, к его «затее» (как многие это называли) отнеслись недоверчиво.

«Журнал для всех» был самый дешевый из всех ежемесячных журналов. Задачей Миролюбова было выработать новый тип общедоступного прогрессивного массового журнала, но отнюдь не в духе книг и брошюр «для народа», издававшихся Комитетом грамотности.

Миролюбов упорно стремился к достижению своей цели. Через два года стало ясно, что новое издание привлекает все большие и большие симпатии той части демократических читателей, для которой цена на толстые журналы была слишком высока. А когда на страницах «Журнала для всех» начали появляться рассказы Горького, успех и широкое распространение журнала были завоеваны.

Поздней осенью 1901 года между Куприным и Миролюбовым завязалась переписка, в которой последний настаивал на окончательном ответе. Но только в ноябре Александр Иванович приехал в Петербург.

Горячая любовь к русской литературе, одинаковое понимание стоящих перед ней больших ответственных задач и восторженное преклонение перед величайшими писателями эпохи — Толстым, Горьким, Чеховым — тесно сблизили Куприна с Миролюбовым. Оба стремились поставить художественный отдел журнала на большую высоту, чем в других изданиях, привлекать к сотрудничеству не только известные имена, но и свежие, молодые силы. В оценке рукописей их мнения почти всегда совпадали. И Александр Иванович говорил мне, что эта работа его не только удовлетворяет, но и увлекает. Поэтому, когда он он стал моим женихом и Богданович предложил ему оставить «Журнал для всех» и войти в состав редакции «Мира божьего», Куприн это предложение отклонил^{11}.

— Меня совсем не привлекает, — говорил он мне, — лестное предложение Ангела Ивановича быть членом редакции толстого журнала, в котором уже имеется большая авторитетная редакция, где я не буду чувствовать себя самостоятельно, а должен подчиняться уже твердо установившимся чужим мнениям. Просто говоря, на роль «зятя, взятого в дом», я не гожусь.

Когда я сказала матери, что стала невестой Куприна, она была изумлена и даже шокирована этой неожиданной новостью.

— Что ж это такое? Знакома с ним без году неделю — и вдруг невеста, — сказала она. — Ни узнать как следует человека не успела, ни спросить у матери… совета…

Что же, раз советы мои тебе не нужны, делай как знаешь. — Она махнула рукой и заплакала.

Предложение было сделано в сочельник 24 декабря, а в канун Нового года, вечером, Александр Иванович принес мне обручальное кольцо, на внутренней стороне которого было выгравировано: «Всегда твой — Александр. 31. XII. 1901 года».

К одиннадцати часам моя мать, грустная и заплаканная, вышла к нам в столовую. Заметив на моей руке обручальное кольцо, она недовольно сказала:

— Не слишком ли это рано? Только купеческие невесты носят кольца до свадьбы.

Но скоро ее настроение изменилось. Приехали Елпатьевские, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Н. К. Михайловский, Мария Валентиновна Ватсон, Э. К. Пименова и другие старые друзья. Встреча Нового года прошла непринужденно и приятно. Это было в последний раз, когда она была разговорчива, смеялась остротам Дмитрия Наркисовича и радовалась собравшимся около нее старым друзьям.