— Я не должна была приезжать сюда, — сказала я, хотя от самой мысли, что он может согласиться, мне сделалось плохо. Дать увидеть это место, почувствовать его, а потом через пять минут все забрать — уверена, это будет достаточно болезненно для меня, чтобы убить. — Мы можем прямо сейчас уехать домой. Только скажи.

Папино лицо смягчилось от улыбки.

— Да, верно, — сказал он. — Я бы сделал так же. Но я ценю попытку.

Я грустно ухмыльнулась.

— Как хочешь.

— Я люблю тебя, малышка, — сказал он. Я уже знала это. Забрать меня из той дыры и привезти сюда, было самым очевидным проявлением любви любого родителя из всех возможных. Он был почти моим героем.

— Я тоже тебя люблю, пап.

А потом он обнял меня, и я расплакалась. И прежде, чем осознала, мы попрощались.

— Академия Истона — одна из ведущих школ страны. Полагаю, что по этой причине вы оказались здесь. Но многим студентам, зачисленным из общеобразовательных школ, бывает… трудно приспособиться. Конечно, я надеюсь, что вы не окажетесь одной из них, верно, мисс Бреннан?

У моей наставницы, мисс Нейлор, седые волосы и обвислые щеки. На самом деле обвислые. Когда она говорила, они раскачивались, а говорила она в основном о том, что сначала я никогда не буду относиться к Истону, так как я совершенно не в своем обществе и, еще не войдя в класс, нахожусь на грани отказа.

По крайней мере, это то, что она подразумевала.

— Да, — откликнулась я, постаравшись уверенно улыбнуться. В ответ мисс Нейлор предприняла такую же слабую попытку. У меня возникла мысль, что обычно она много не улыбается.

Ее полуподвальный кабинет был темным, стены сделаны из камня и завешаны рядом полок, заполненных пыльными книгами в кожаных переплетах. Он освещался всего двумя окнами, расположенными высоко в стене. Ее круглое тело было настолько идеально втиснуто между двумя подлокотниками кресла, что казалось, будто она навсегда привязана к нему. Если мускусно-луковый запах был каким-либо признаком, то вполне возможно, что она действительно никогда не выходила из комнаты. И что бы она ни съела последним, все оставило свой след в этих четырех стенах.

— Учебные программы в Истоне чрезвычайно повышенного уровня. Большинство студентов вашего года обучения берут курсы, которые на уровне выпускного класса по стандартам учебного плана вашей старой средней школы, — продолжила мисс Нейлор, опустив нос на, как я полагаю, мои документы из Кротон Хай. — Чтобы быть на высоте, вам надо будет делать много дополнительной работы. Вам под силу такая задача?

— Да. Я на это надеюсь, — ответила я.

Она взглянула на меня как-то смущенно. А чего она ожидала? Что я скажу “нет”?

— Вы здесь на частичной стипендии. Это хорошо, — сказала мисс Нейлор. — У многих из наших стипендиатов горят глаза, что, кажется, вдохновляет их на достижение своих целей.

Мисс Нейлор закрыла папку и нагнулась ко мне через стол. Луч света из одного из окон осветил четкую линию между тональным средством на ее лице и мясистыми складками на шее.

— От каждого студента здесь в Истоне мы ждем очень многого, — сказала она. — Мои собственные подшефные студенты находятся на особо высоком уровне, поэтому я буду пристально следить за вами, мисс Бреннан. Не подведите меня.

Может, у меня была паранойя, но почему-то это требование прозвучало больше как угроза. Повисла пауза. Мне показалось, что я должна что-то сказать. Поэтому произнесла:

— Хорошо.

Она сузила глаза.

— Ваше расписание.

Она вытянула тонкий листок бумаги и протянула его через маленькую бронзовую табличку с именем на краю стола, на которой была указана ее должность — завуч по воспитательной работе. Насколько я могла судить, все, что она делала, так это пыталась своим приказным тоном отправить меня в ближайший аэропорт.

Я взяла бумагу и просмотрела ее, обратив внимание на слова “Искусствоведение”, “Дополнительная лаборатория” и “Французский язык 3 уровень”. Скажите на милость, как я оказалась на третьем уровне французского?

— Спасибо, — сказала я. Мне было приятно услышать, что ни мой голос, ни все внутри меня не задрожало.

— И кодекс чести.

Она протянула мне еще один лист бумаги, более солидный, плотнее, чем предыдущий. В верхнем углу находились герб Истона и слова “Кодекс чести Академии Истона для студентов”. Под ними — “Традиции, Честь, Превосходство”.

— Тщательно изучите и подпишитесь, — сказала мисс Нейлор.

Я сделала, как мне сказали. В кодексе чести в основном говорилось о том, что я не должна жульничать, а если заподозрю в обмане кого-то из одноклассников, то должна сообщить об этом. Если я не выполняю эти правила, то буду незамедлительно исключена. В Академии Истона второго шанса не дают. Но в связи с тем, что мне никогда в своей жизни не приходилось жульничать, и, не понимая, что тот, кого приняли в эту школу, может это делать, я быстро расписалась и отдала листок обратно. Мисс Нейлор рассмотрела мою подпись.

— Вам пора идти, — сказала она. — Встречи в общежитиях начнутся через пятнадцать минут. Вы же не хотите в первый день произвести плохое впечатление на вашего коменданта?

— Спасибо, — снова сказала я и встала.

— Ах да, мисс Бреннан, — сказала она. Когда я снова посмотрела на нее, она скривилась в улыбке. Или в ее подобии. — Удачи, — сказала она.

Подразумевая при этом: “Она вам понадобится”.

Затосковав по надежде, которую ощутила тогда в машине отца, я взялась за холодную медную дверную ручку и вышла.

Моя привычка в прошлом ходить с опущенной головой имела как преимущества, так и недостатки. Основным недостатком был тот факт, что я входила в число населения своего города. А преимуществом — я всегда находила какие-то вещи. Масса монет, упавшие ожерелья и браслеты, тайные любовные записки, которые, по мнению людей, они надежно спрятали. Однажды я даже нашла кошелек с кучей денег, а когда вернула его, то получила в награду пятьдесят долларов. Но мне следовало знать, что ходить так по Истону не очень хорошо. Я уже наполовину прошла двор позади общежитий, когда услышала чей-то возглас:

— Поберегись!

Который, конечно, заставил меня поднять голову, когда предполагалось, что я пригнусь.

Я выронила расписание и за десятую долю секунды поймала в воздухе футбольный мяч прежде, чем тот отправил бы меня в лечебницу со сломанным носом. Мое сердце готово было выскочить из груди.

— Хорошая реакция.

Прямо передо мной на дорожке сидел парень. Если бы не мяч, который практически заставил меня оторвать взгляд от земли, на следующем шаге я бы споткнулась прямо об него. Он сунул в карман гладкий мобильный телефон, на котором до этого что-то печатал, вытянул длинные ноги и поднялся, по ходу дела подбирая мое расписание. Его темные волосы небрежно, но все же неслучайно упали на лоб, один локон закрыл один из его удивительно голубых глаз. На нем была серо-лиловая футболка, облегающая идеально гибкое тело. У него были острые черты лица, слегка смуглая кожа без единого изъяна.

— Новенькая, — сказал он, оглядывая меня сверху-вниз.

Я покраснела.

— Так заметно?

— Я знаю, каждого, кто учится в этой школе, — сказал он.

— Каждого? — спросила я. Едва ли это возможно.

— Это маленькая школа, — сказал он, изучая меня.

Мне так не показалось. На самом деле, для меня она казалась чертовски огромной. Но все же, это мой первый день.

— Пирсон! Хватит флиртовать и подай нам мяч!

До этого я лишь чувствовала, что парни в ожидании топчутся на месте. Теперь же “Пирсон” протянул руку за мячом, и я взглянула на его друзей: шестеро вспотевших и запыхавшихся ребят на расстоянии около двадцати ярдов. Вместо того, чтобы отдать его, я развернулась, отошла на несколько шагов и ударила по подброшенному мячу, направив его парню, который был дальше всех от меня. Он попал прямо ему в руки. Один из игроков — высокий, широкоплечий блондин, в котором все говорило о самоуверенности, — бросил на меня похотливый взгляд прежде, чем вернуться к игре.