— Очень мило, — заметил Бенджон умышленно безразличным тоном.

Люси Кэроуэй покачала головой.

— Нет, вы меня совершенно не понимаете, — девушке явно не понравилось, как Дэйв воспринял её рассказ. — Господи, я просто не знаю, как вам объяснить! Не думайте, что Том сразу пускался по женщинам, как только жены нет рядом! Не был он таким, слышите, не был! Почему вы не дадите мне рассказать все по порядку? Может быть, тогда вы поймете Тома, ведь все дело в нем. Он ужасно переживал, что обманывает жену, а мне–то что? Когда он приезжал без нее, я была просто счастлива. Но он был женат, и никогда об этом не забывал. Наши отношения он считал чем–то ужасным.

— Он любил свою жену?

— Нет, но чувствовал свою ответственность перед ней — вот в чем дело! И потому… — она запнулась, а потом торопливо закончила, — я даже думаю, что потому он мне нравился ещё больше. Том чувствовал свою ответственность за все: за меня, за свою жену, за каждое преступление, которое расследовал, за все зло мира. Он просто не мог оставить все заботы Господу Богу. Я знаю, что жена ни за что не соглашалась на развод и делала все, чтобы его удержать. Она пошла даже на то, что порядочная женщина никогда не сделает: сказала что ждет ребенка, хотя до того даже говорить о нем зарекалась. Но она лгала.

— И тогда вы с ним расстались?

Люси кивнула.

— Я ведь знала, что у нас разные дороги. Поймите правильно, я любила Тома, даже очень любила. Но я не могла оставаться с ним, причиняя ему страдания. Ведь развод не снял бы с него ответственности ни за жену, ни за меня. А я не хотела, чтобы он страдал. Я ушла — вот и все.

— Не совсем, — улыбнулся Бенджон. — Но ближе к делу. Почему ты думаешь, что здоровье Тома не беспокоило?

Люси посмотрела ему в глаза:

— Несколько дней назад мы с ним вместе ужинали. Наша первая встреча с лета прошлого года. Том сказал, что жена уехала к сестре в Гаррисберг и сразу пригласил меня зайти куда–нибудь пропустить по стаканчику, — она улыбнулась. — Но получился настоящий ужин. Том был в чудном настроении, таким я его давно не видела. Он сказал, что никогда ещё не чувствовал себя таким счастливым.

— Речь шла о его самочувствии?

— Не берусь утверждать, говорил он о другом. О здоровье и речи не было. И зачем? Выглядел он прекрасно и говорил, что у него все в порядке.

— Это могло означать что угодно, — заметил Бенджон. — Настроение, обстоятельства жизни, состояние здоровья.

— Знаю, но не только потому его самоубийство кажется мне необъяснимым. Он был не из тех людей, что кончают с собой.

Бенджон задумался, потом пожал плечами.

— И все–таки, Люси, самоубийство — неоспоримый факт.

Она опять покачала головой, хотя уверенности в ней заметно поубавилось, и прошептала:

— Нет, не могу поверить…

— Скажи мне вот о чем: ты не заметила какой–то озабоченности, тяжких мыслей? Не говорил он о денежных проблемах, о жене? Попробуй вспомнить!

— Нет, ничего подобного. И вот что странно: я говорила вам, он вечно чувствовал груз ответственности за все на свете, — говорила она с нарастающим возбуждением, — но на прошлой неделе выглядел совсем другим! Словно с него сняли какое–то чувство вины и совесть наконец была чиста. Понимаю, я говорю невразумительно, но именно потому не верю я, что он застрелился.

— Но так все и было, Люси! — Бенджон нахмурился и снова закурил. — Что, если его прекрасное настроение было вызвано тем, что он решил свести счеты с собой и совсем миром? Что, если он понял, что земля — не рай и не ад, а как раз то место, где суждено исполнять свой долг и получить от жизни то, что заслуживаешь?

— Если так, тогда у него вообще не было причин расстаться с жизнью, — упрямо настаивала Люси. — Мне трудно найти нужные слова, одно я знаю точно: в тот вечер он был так счастлив, как никогда. Передо мной он притворяться не умел.

— Но я–то убежден, что он застрелился!

— Мне очень жаль, что я отняла у вас столько времени и подняла с постели, мистер Бенджон! Очень жаль…

— Ничего, не привыкать. Кроме того, мой долг — проверить все причины, приведшие к самоубийству, — он улыбнулся. — А как насчет по рюмочке, Люси?

— Идет, мистер Бенджон.

По дороге домой Бенджон подумал: «Зря пропал целый час!»

Потом поправил себя: «А может и не зря!»

Наутро Дэйва Бенджона захлестнула текучка.

На столе лежал материал по трем законченным делам. В двух не хватало только подписей, чтобы передать их в суд присяжных; третье дело возвратила прокуратура, требовавшая более четких выводов следствия до передачи обвиняемого в суд.

Бенджон вручил письмо прокуратуры Кармоди и Кейси и поручил им сбор дополнительных улик. Оставался Барк. Негр сегодня вздохнул посвободнее: его алиби получило подтверждение с совершенно неожиданной стороны. Постовой, совершавший обход участка, зашел на шум в пивной и посоветовал неграм вести себя потише — тем самым алиби сделалось неопровержимым. Негра пришлось отпустить, тем более что и прежде за ним ничего не числилось: он работал в автомастерской и был там на хорошем счету.

Барк ухмыльнулся и ткнул в отчет пальцем:

— Дело кончилось к обоюдному удовольствию.

— Лучше так, чем засадить невиновного, — Бенджон бросил взгляд на часы.

— Я сейчас уеду. Вернусь между пятью и шестью.

— С Томом Дири все ясно? — спросил Барк, когда Дэйв уже надел плащ.

Немного поколебавшись, Дэйв ответил:

— Самоубийство — несомненно. Ты его хорошо знал?

— Довольно близко.

— Ты знал, что у него в Атлантик–сити летний домик?

— Да. Я иногда там встречал его, бывало пропускали по рюмочке.

— Что был за дом?

— Конечно, не вилла, но и не обычная дача для уикэндов.

— Как он сумел купить такой дом на свое жалование?

— В то время цены были ниже, — пожал плечами Барк.

— И жалование тоже!

— Согласен. Может быть, у него были побочные доходы. — Барк положил руку на плечо Дэйва. — А может, просто повезло в карты.

— Возможно, — кивнул Дэйв.

— Я никогда о нем не слышал ни одного плохого слова.

— Я тоже.

Сержант Бенджон ехал к дому семейства Дири, размышляя над рассказом Люси Кэроуэй. Много из этой истории не выжмешь, но кое–что проверить нужно. В этом весь смысл работы полиции: ничего не упустить, каждую мелочь рассмотреть под лупой!

Дэйв позвонил. Открывшая ему миссис Дири казалась удивленной, но привычно улыбнувшись, поздоровалась:

— Мистер Бенджон! Прошу, входите!

— Мне очень жаль, что приходится снова вас беспокоить, — начал он, проходя в гостиную.

— Не стоит извиняться, не будь нужды, вы бы не приехали.

Она опустилась на диван, закинув ногу за ногу. Безукоризненно одетая, прекрасно выглядевшая.

— Сегодня мне придется задавать вам другие вопросы, миссис Дири, но я надеюсь, вы поймете, что это в интересах нашего расследования.

— Конечно, мистер Бенджон, я постараюсь вам помочь.

Он сразу перешел в атаку.

— Ночью мне позвонила Люси Кэроуэй. Вам это имя что–то говорит, миссис Дири?

Лицо хозяйки даже не дрогнуло, лишь тщательно подрисованные брови чуть дрогнули, дав понять: имя Люси Кэроуэй причиняет ей боль и говорить о ней миссис Дири не хочет.

— Да, она была знакома с Томом. Но кажется, все давно кончилось.

— Так вот, она мне рассказала очень странную историю и утверждала, что ваш муж не мог быть озабочен своим здоровьем. На той неделе они встретились и он сказал, что ему хорошо, как никогда.

Миссис Дири осторожно улыбнулась.

— Она лжет, мистер Бенджон. Том не встречался с ней больше года.

— Люси сказала, что они случайно встретилась в тот день, когда вы ездили в Гаррисберг. Ведь пять–шесть дней назад вы навестили там свою сестру?

— Да, верно, — медленно кивнула миссис Дири, — в прошлый вторник. Может быть, она действительно встречалась с Томом. Какая стерва! Едва оставишь мужа одного, она тут как тут…