— Слушайте! — торжествующе прокричал старик. — Вот что говорит Экклезиаст. Слушайте же: " — Бог создал человека из праха, и сотворил его по образу и подобию своему… — Он хрипло рассмеялся, искоса поглядывая на Эрла и Ингрэма. — Разве не роскошная мысль? Разве от неё не заходится сердце?

— Ты не хочешь сказать что–нибудь? — сказал Эрл, покосившись на дверь. — Я оставляю тебе немного денег, Самбо. Делаю для тебя все, что могу.

— Послушайте, — не унимался старик. — Вот это послушайте…

— Пошел к черту, заткнись! — заорал на него Эрл.

— Не проклинай Божью Книгу. Иди своим путем. Мы с этим чернокожим будем молиться за тебя. Тебе это пригодится, сынок. Тебе понадобится.

— Я должен тебя покинуть, Самбо, — сказал Эрл. — Мне нужно идти.

— «Не повторяй ошибок неверующего, смерть сильнее славы, — продолжал выкрикивать старик. — Благодари Господа, пока ты жив… и испытаешь ты милости его». Вот как говорил старик Экклезиаст.

Наконец–то Ингрэм понял самого себя. Он не обманывал Эрла, теперь он был в этом уверен. Каким–то странным образом тот оказался ему ближе, чем кто бы то ни было в его жизни.

— «О, что может быть ярче солнца?» — кричал старик голосом слабоумного, опьяненного звуком и ритмом чеканных строк.

Снаружи раздался настойчивый и требовательный сигнал клаксона.

— Мне нужно идти, — повторил Эрл и медленно отошел от дивана, продолжая с простодушным беспокойством смотреть на Ингрэма. — Ты ведь понимаешь, Самбо? Просто скажи, что ты понимаешь.

— «И что может быть греховнее, чем человек, состоящий из плоти и крови?» — кричал старик, и голос его нарастал до апокалиптического рева.

Снова прозвучал сигнал автомобиля, два резких гудка, и Эрл виновато оглянулся через плечо.

— Прощай, Самбо. Прощай, — сказал он.

— «Сила его изливается с высоты небес, и все люди есть прах пред ним!» — Старик захлопнул книгу, когда порыв ветра из распахнутой двери спутал его тонкие седые волосы. Он откинулся назад, уставший и опустошенный своими усилиями.

— Библия всегда приносит в душу умиротворение, — сказал он. — Запомни это, парень. Помни это, когда придет полиция, чтобы тебя повесить.

Ингрэм был слишком измучен и слаб, чтобы двинуться с места. Боль в груди стала тупой и тяжелой, и буквально придавила его к дивану. Отвернувшись от мстительных глаз старика, он прислушался к завыванию машины, буксовавшей в глубокой грязи. Снова яростно налетел ветер, заглушая все своим ревом, а когда он немного стих, слышно было лишь слабое эхо работающего мотора. Потом стихло и оно, наступила тишина, и Ингрэм понял, что они наконец–то выбрались на дорогу и двинулись под покровом темноты навстречу свободе.

Холодные слезы потекли по запекшейся на щеке струйке крови. Он подумал, что оказался просто глуп, сам не знал, что делает. Почему же он не смог ничего сказать?

В половине пятого на столе шерифа зазвонил телефон. Он без всякой надежды поднял трубку. Звонили Келли.

Тот послушал несколько секунд, потом буркнул: — Хорошо, Смитти, пожал плечами и положил трубку на место. — Последний доклад из Вест–Гроува. Там не оказалось людей, заказывавших бальзам Перу.

Келли покачал головой. Бальзам Перу. Его уже начало раздражать звучание этих слов. За последний час раздалось не меньше полусотни звонков от полицейских и агентов ФБР, и все об одном и том же: не повезло. Каждый врач и аптекарь как в самом Кроссроуде, так и вокруг него, проверили свои книги в поисках клиентов, заказывавших бальзам Перу. Но пока все поиски оказались бесполезными.

Келли снова взглянул на черный круг, очерченный карандашом шерифа вокруг района к юго–западу от Кроссроуда. Оставались ли беглецы все ещё внутри петли? Или уже начали двигаться?

Перед ними стояла сложная психологическая задача. Эрл Слэйтер, Лорен Вильсон и негр Ингрэм… Станут они держаться вместе? Или разделятся? И тот, и другой случай ничего хорошего не сулил.

Вместе они будут привлекать внимание, так что вероятнее всего разделятся. Келли поспорил сам с собой на доллар, что белая пара бросит негра — и что раздраженный негр может оказаться неплохим свидетелем против них. " — Ладно, — подумал он, — доллар — не деньги…» Тем не менее, легко их не поймаешь. У полиции были описания обеих машин, седана и фургона, но проще простого остановить любого водителя и забрать его машину и документы.

У них были шансы проскользнуть мимо дорожных постов. На всех шоссе очень сильное движение. Такой ночью трудно тщательно проверить каждого пассажира в каждой машине. Если кто–то поспешит или по небрежности просто махнет фонарем, все пропало. Так легко может случиться, если женщина окажется хорошей актрисой. " — В чем дело, офицер? Можно ехать дальше? Очень хорошо, большое вам спасибо…» И они укатят.

За несколько следующих минут телефон снова звонил несколько раз, но доклады были отрицательными; ни врачи, ни аптекари не знали пациентов, до сих пор пользующихся старым патентованным лекарством.

— Похоже, дело безнадежно, — устало сказал шериф. — Когда есть сульфодимизин и пенициллин, кто будет связываться со старым снадобьем от всех болезней?

— Но ведь кто–то им пользуется, — возразил Келли. — Если доктор Тейлор не ошибся, в этом доме им пользовались.

— Там могла быть старая чашка, купленная десяток лет назад.

— Возможно, — согласился Келли. — Но несколько агентов ещё не вышли на связь. Может быть, сигнал ещё поступит.

— Может быть, — кивнул шериф, постукивая своими большими пальцами по крышке стола. — Все может быть.

Ожидание изматывало. Они были готовы немедленно приступить к делу, ожидая и планируя любые непредвиденные обстоятельства. Шестеро агентов Келли находились во временном штабе в помещении кроссроудской почты, полицейские штата в машинах дежурили на важнейших перекрестках по всей долине. По сигналу все они готовы схватится за оружие, рации, баллончики со слезоточивым газом, фонари — готовы действовать буквально через несколько секунд.

Но сигнала не было, и оставалось только ждать.

Временами наступала небольшая передышка, вызванная рутиной службы шерифа; вначале перед стойкой появился мужчина, чтобы заполнить разрешение на содержание собаки; чуть погодя явилась женщина в костюме для верховой езды, чтобы сообщить о происшествии на Мейн–стрит. Она поцарапала крыло припаркованного автомобиля и не могла найти его владельца, что же ей следовало делать в такой ситуации?

— Дайте мне номер ваших прав и можете заполнить все документы завтра утром, — сказал шериф.

— Это исключительно моя вина, — улыбнулась женщина. — Я полагала, что все ещё на лошади.

— Не беспокойтесь, миссис Гаррис.

Шериф смотрел ей вслед, хмуро изучая черные сапоги для верховой езды. И вдруг взревел: — Черт побери! — и быстро повернулся к своему столу.

— В чем дело? — спросил Келли, вскакивая на ноги, ему передалось возбуждение, охватившее шерифа.

— Лошади, вот в чем дело. Я полный идиот, Келли. Бальзам Перу готовят и для людей, и для животных. Разве я вам не говорил? Собаки, кошки, лошади… Мой отец всегда держал в конюшне банку, чтобы лечить потертости от сбруи…

— Я не совсем понимаю, — протянул Келли, но шериф торопливо схватился за телефон.

— Ветеринары, — пояснил он. — Наверняка сейчас торгуют им ветеринары, а не аптекари. Почему, черт возьми, я об этом не подумал? В нашем районе их только двое, доктор Готроп и доктор Рейдбо.

Кто–то ответил на его звонок и шериф торопливо заговорил:

— Джим, это шериф Бернс. Мы тут нащупываем одну зацепку. Ты все ещё продаешь старинное средство от всех болезней — бальзам Перу? Ну, мне казалось, что ты должен это делать. Вот что мне нужно знать: не получал ли ты заказов на него из района,.. давай–ка посмотрим… — Шериф взглянул на очерченный карандашом круг на карте. — Ну, скажем, возле Ланденберга. Или Ист–энда. Может быть от кого–то, у кого нет конюшни… кто пользуется им для себя или своей семьи… Что? — Большая рука шерифа крепко сжала телефонную трубку. — Повтори ещё раз фамилию!