— Не говори ерунды!
— Это не ерунда, Дэйв! — она нервно рассмеялась. — Ладно, как твои успехи?
— Я зашел в тупик! — он вдруг ощутил необходимость хоть с кем–то поделиться. — Представляешь, человек, желающий очистить свою совесть, прежде чем пустить пулю в лоб, оставляет письмо. Документ этот — конец для Лаганы, Стоуна и всей их банды. И его вдова, совершенное ничтожество, обманывает его память и всех вокруг. Так вот самое удивительное, Дебби, представь себе, я не смог её пристрелить!
— Что–что? Я тебя не понимаю, Дэйв!
— Запрись покрепче. Я скоро вернусь и мы поговорим.
— Жду, Дэйв. Стоуну до меня ещё раз не добраться. Знаю, я тебе безразлична, но мне тебя так не хватает…
— Я вернусь, Дебби, не бойся. Ничего не случится.
Бенджон повесил трубку и задумался, что делать дальше.
Глава 17
Макс Стоун в красном шелковом халате поверх пижамы возбужденно расхаживал по комнате, жуя сигару. Похмелье его давно прошло. Арт Кинг следил за каждым движением босса. Время от времени Стоун недовольно косился на сидевших и в конце концов заорал:
— Идиоты чертовы! Ну, рассказывайте, что вы натворили!
Крими облизал широкие распухшие губы. Его украшал длинный шрам на лбу и потек запекшейся крови на щеке. Дэниель, сидящий рядом, выглядел ещё хуже: не хватало двух передних зубов, челюсть распухла. Несмотря на жалкий вид, оба пытались бодриться.
— Не надо так, Макс, — начал Крими. — Эти сволочи нас чуть не прикончили. Человек восемь или десять…
— С каждым разом их становится все больше! — язвительно заметил Стоун.
— Пусть говорит, — остановил его Лагана.
— Мы сделали все, что могли, мистер Лагана. Ведь у нас был ордер на арест, но…
— Знаю, Стоун говорил! Что было дальше?
— Перед домом стоял полицейский. Мы узнали Крэнстона и вначале решили, что это чистая случайность. Пошли к черному ходу, но там нас тормознул другой парень. А потом из дома выскочила целая орава, разорвали ордер на арест и набросились на нас…
— Полицейские? — спросил Лагана.
— Нет, какие–то посторонние. Но с оружием — и готовые на все!
Теперь и Лагана заходил взад–вперед. Лоб его пошел складками.
— Они вас вышвырнули?
Громилы усердно закивали.
— Ты оповестил полицию, Макс? — спросил Лагана.
— Немедленно. Оттуда послали машину, чтобы арестовать всех, кто был в доме.
— Когда это было?
— Минут тридцать–сорок назад.
— Тогда они давно должны были вернуться!
Лагана снял телефонную трубку.
— Алло, это Майк Лагана. С кем я говорю?
— Сержант Хилмонд, мистер Лагана.
— Хорошо, сержант. Примерно час назад на вашем участке несколько мужчин оказали сопротивление полиции, явившейся с ордером на арест, и избили двух полицейских. Какие приняты меры?
— Да, машина вернулась, но патруль заявил, что в квартире оказались только двое мужчин, игравших в покер. О какой–то жалобе мне ничего не известно.
— Если я говорю, что жалоба была, значит так и есть. Направьте машину ещё раз и арестуйте тех двоих.
— Не могу, мистер Лагана! Один из них — инспектор Крэнстон из управления, другой — пастор церкви Святой Гертруды. Для их ареста нужен ордер, подписанный старшим инспектором!
— Вы знаете, с кем разговариваете?
— Да, сэр, с мистером Лаганой, но…
Майк Лагана бросил трубку, пощупал пульс, что–то бормоча, и упал в кресло.
— Это мне не нравится, совсем не нравится! Где Ларри?
— Купил авиабилет до Лос–Анжелеса. Там его должны встретить наши люди.
— Пойдем, Гордон, — буркнул Лагана. — Я устал.
Стоун с ужасом смотрел ему вслед. Как он сдал! А ведь говорил всегда, что заботы — для дураков, которые не умеют думать. Теперь, видно, и у него забот хватает.
Стоун покосился на подручных.
— Ладно, можно пропустить по стаканчику. Кто из нас не ошибался…
Бенджон остановился перед гостиницей, посмотрел по сторонам и вошел в холл. Ночной портье вручил ему ключ словами:
— Девушка, которая приехала с вами ночью, ушла, мистер Бенджон.
— Одна?
— Да.
— Ничего не просила передать?
— Просила. Что она не вернется.
«Вот как! А деньги у неё есть? Кажется, с ней была сумочка».
Он поднялся в номер, закурил, выглянул на улицу. Кругом разговаривали мужчины, смеялись женщины — а ему стало ужасно одиноко!
«Лучше бы Дебби не уходила…»
Задребезжал телефон.
— Дэйв?
Он сразу узнал её голос.
— Дебби, где ты?
— У миссис Дири, Дэйв! Я решила не быть тебе в тягость, — она рассмеялась, но смех прозвучал неестественно.
Дэйв резко выпрямился.
— Что ты там делаешь?
— Доказываю, что я не робкого десятка.
— Возвращайся немедленно!
— Нет, я останусь здесь!
Дэйв помолчал.
— Дебби, где миссис Дири?
— Здесь, и она мертва!
— Ты с ума сошла!
— Нет, просто набралась смелости. Ты не смог её пристрелить, а я смогла. Для тебя — и для себя тоже!
— Ты не своем уме! Возвращайся немедленно!
— Нет, Дэйв. Я знаю, Дири оставил письмо и его вдова берегла её как зеницу ока…
— Дебби… — перебил Дэйв.
— Нет, говорить буду я. Я знала о её уговоре с Лаганой, остальное сообразила из твоих слов.
— Я немедленно выезжаю! Дождись меня!
— Нет, я не могу ждать! Ты был мил со мной, спасибо, Дэйв!
В трубке раздались гудки. Дэйв нашел в телефонной книге номер, набрал его, но ответа не последовало. Несколько раз он прошелся по комнате, потом позвонил Джерри Фарнхэму.
В половине десятого утра в прокуратуре появился адвокат Уильям Копелли. За ним шесть репортеров и три фотографа.
У стола прокурора стоял инспектор Крэнстон. По его виду нельзя было заметить, что ночь он провел без сна. В девять утра инспектора назначили заместителем начальника полиции — такова оказалась реакция на письмо Дири. Крэнстон знал, что по завершению дела придется уйти в отставку, но пока решил остаться на посту.
Копелли открыл папку, положил на стол тонкий пакет с бумагами.
— Моя покойная клиентка Мери Эллен Дири завещала, чтобы в случае её насильственной смерти этот пакет был вскрыт в вашем присутствии. Вчера вечером её застрелили. Бумаги она получила от мужа, Тома Дири, который покончил жизнь самоубийством. Миссис Дири поручила мне изготовить для корреспондентов копии документа, по одному экземпляру должны получить мэр и городской прокурор. Я начинаю читать.
— Пожалуйста! — кивнул прокурор.
Едва Копелли взял документ в руки, засверкали вспышки…
— Потерпите, пока мистер Копелли не закончит, — одернул Крэнстон репортеров.
А Копелли читал, читал все, что собрал за долгие годы Дири, чем хотел тот облегчить свою совесть…
Через сорок минут он умолк.
— Мы сейчас же займемся проверкой! — заверил прокурор.
Корреспонденты накинулись на Крэнстона.
— Не торопитесь! Сенсация никуда от вас не денется, но чуда не будет, дайте читателям это понять! Нельзя за день расчистить дерьмо, копившееся годами. — Лицо инспектора оставалось суровым, но глаза сверкали.
— Обвинения, предъявленные Дири, ещё нужно доказать. Может быть, там правда все, может, только половина, или даже одна пятая. Будет образована следственная комиссия под моей командой. Но повторяю ещё раз: не ждите чуда! Дело не только в том, чтобы покончить с коррупцией нескольких воротил, — нужно избавить среднего обывателя от безразличия. — Крэнстон слабо улыбнулся. — Могу только повторить, что усвоил ещё в молодости: все, кто нарушает закон, должны сидеть за решеткой! Все, ребята! У меня дела!
Дэйв сидел в приемном покое, беспомощно уронив руки на колени. Так он просидел всю ночь с той минуты, когда привезли Дебби. В половине одиннадцатого утра пришел врач. Усталый и измученный, он сказал Дэйву:
— Мистер Бенджон, вы сейчас не сможете увидеть больную. Она потеряла слишком много крови.
— Но когда, доктор?
— Трудно сказать. Мы ей дали морфий. Через несколько часов… может быть, лишь завтра утром.
