Попытки литовских феодалов силой удержать их и завоевать новые привели к неудачным войнам с Россией, в ходе которых территория Великого княжества Литовского значительно сократилась. Литовские феодалы склонялись к более тесному объединению с Польшей, надеясь получить помощь для войны против России и равные права с польскими феодалами. Польские паны стремились к унии, желая захватить украинские земли. Была заключена Люблинская уния 1569 года. Польша и Литва объединились в единое государство — Речь Посполиту».

Если взглянуть на современные географические карты, то Литва значительно уступает по размерам России. Но 800–850 лет назад в одновременном для них начале пути стартовые условия были равные. И враги на них наседали в XIII–XIV веках одни и те же — католическая Западная Европа и Монгольская империя. Завоюет в трудах и боях право на основание столицы на шестидесятой широте, как известно, Россия. Но в XIV веке зарождающееся российское государство несколько задержалось на старте и затем некоторое время отставало в темпах развития по сравнению с будущими Турцией и Литвой. Причиной стал относительно высокий в Российском государстве уровень пассионарности того фона, на котором начинали действовать творцы нового. Например, новгородцы не обладали волей (внутренней энергетикой), достаточной для организации отпора, самостоятельного сопротивления агрессорам с запада и востока. Но их пассионарность была не настолько низкой, чтобы безропотно подчиняться, например, князю Александру Невскому. Князю, его соратникам и последователям приходилось воевать не только и не столько с внешними угрозами, а прежде всего с завершавшим свой жизненный путь славянским этносом, имевшим 1300-летнюю историю, традиции, память о славных временах, в том числе о Киевской Руси и защитниках, все еще физически и духовно сильных, но не желавших мыслить и действовать по-новому.

Был еще один этнос, начавший в 1200 году отсчет своей истории, но не имевший возможности принять участие в «соревновании за Санкт-Петербург».

Четвертое государство, выросшее на дрожжах того пассионарного взрыва, находилось в Восточной Африке, в Эфиопии. Вспомнить о нем интересно с познавательной точки зрения [6]: «В начале нашей эры на территории Северной Эфиопии существовало крупное Аксумское царство, достигшее наибольшего расцвета в III–IV веках. Тогда же в Аксум проникает христианство, ставшее в V–IV веках господствующей в стране религией (христианство византийской, православной ветви).

Образование Арабского халифата (VII век) отрезало Аксумское царство от Средиземного моря и привело его к экономическому упадку и постепенному распаду. К концу XIII века в Эфиопии существовало феодальное государство, включавшее и территорию Древнего Аксума во главе с нгусэ нэгэст („царем царей“).

Страну разоряли феодальные междоусобицы и войны с мусульманскими султанатами. Но затем последовал период мощного религиозного и культурного подъема, материальным свидетельством которого стали уникальные для христианской культуры скальные церкви Лалибэлы, целиком высеченные (!) в сплошных скальных монолитах подобно древнеегипетским языческим храмовым комплексам.

В начале XVI века на Эфиопию напали турки-османы. В их вытеснении из страны приняли участие португальские войска. Португальцы, пытавшиеся укрепиться в Эфиопии, встретили отпор и покинули страну в середине XVII века. В XVIII–XX веках европейские державы — Великобритания, Франция, Италия — в многочисленных войнах пытались превратить Эфиопию в свою колонию или зависимую от себя страну. Но добиться им этого так и не удалось».

Величайший из поэтов А. С. Пушкин — правнук (по материнской линии) эфиопа А. П. Ганнибала, военного деятеля эпохи царя Петра I.

Мудрая политическая деятельность Александра Невского и его сторонников дала плоды. Русские князья и монгольские ханы постепенно пришли к пониманию выгодности превращения отношений друг с другом во все большей степени союзнические. А поскольку противоречия интересов отдельных участников политической жизни часто приводили к борьбе и русских с русскими, и вершителей судеб Руси в Золотой Орде между собой, то, дабы не менять фундаментальных основ сложно, но все-таки складывающегося взаимопонимания, и было открыто в Сарае подворье православного епископа, представлявшего интересы Руси и всех русских людей при дворе великого хана.

Церковь, православная вера стали тем главным, что продолжало объединять русских людей даже тогда, когда лилась кровь в столкновениях княжеских дружин, и тем неосязаемым, но очень значимым, к чему взывали золотоордынские посланники, стремясь навести порядок на ставших вдруг неуправляемыми территориях [8]: «Если на Руси начиналась княжеская усобица, хан присылал сарского епископа с татарским беком (обязательно христианином), и они решали спорные вопросы на княжеских съездах. Если кто-то не считался с принятым решением и пытался продолжить удельную войну, его принуждали к миру с помощью татарской конницы. Единственной связующей нитью для всех русских людей XIV века оставалась православная вера. Всякий, кто исповедовал православие и признавал духовную власть русского митрополита, был своим, русским. И хотя „низовцы“, считая новгородцев православными, ни на минуту не сомневались, что их надо бить, теологическая основа единства сохранялась. И потому только Православная Церковь противостояла тогда распаду Руси. Дальнейшие события подтвердили безусловный рост авторитета духовной власти среди народа».

Митрополичий престол находился до 1299 года в Киеве. С утратой Киевом прежней роли в жизни русского государства великокняжеским городом был назван Владимир, и глава Русской Православной Церкви избрал этот город местом своего постоянного пребывания. В 1325 году митрополитом владимирским был избран волынский монах Петр. Но князь Михаил Тверской обвинил вновь избранного митрополита в грехах мирских, и для разбирательства дела был вынужден собраться собор Русской Православной Церкви. Событие оказалось решающим для судьбы Москвы [8]: «На собор пришло множество мирян из Владимира, Ярославля, Москвы, Костромы, Рязани и других городов. И когда епископы начали заседание, то народ, приняв участие в „прениях“, заставил князя и собор оправдать Петра. Естественно, после этого Петр старался не навещать Тверь, но стал часто ездить в Москву, где его очень хорошо принимали, относясь к владыке с должным уважением.

Последствия ссоры с митрополитом, сделавшей главу русской церкви сторонником Москвы, сказались не сразу, но… преемник митрополита Петра — грек Феогност — предпочел иметь дело с Москвой, которая показала себя опорой митрополичьего престола…»

Москва становится общепризнанным духовным центром земли русской и одновременно привлекает к себе все больше внимание людей, стремящихся максимально использовать свои таланты для того, чтобы сделать карьеру человека служилого [9]: «Московское княжение перешло к Ивану Даниловичу Калите…При Иване Калите получил свое окончательное воплощение новый принцип строительства государства — принцип этнической терпимости. В отличие от Литвы, где предпочтение отдавалось католикам, в отличие от Орды, где после переворота Узбека стали преобладать мусульмане, в Москве подбор служилых людей осуществлялся исключительно по деловым качествам.

Калита и его наследники принимали на службу и татар (христиан и язычников, бежавших из Орды после победы ислама и не желавших поступаться религиозными убеждениями), и православных литовцев, покидавших Литву из-за нестерпимого католического давления, и простых русских людей, все богатство которых заключалось в коне да сабле.

Никаких владений у этих людей не было, и потому они искали службы, то есть государственных военных обязанностей, за выполнение коих от князя московского следовало вознаграждение в виде „корма“ с небольшой деревеньки».

Начавшиеся позитивные качественные изменения населения Москвы и собиравшихся вокруг новой столицы княжеств достаточно быстро превратило новый «союз человеческий» в монолитную общность [9]: «Силой, связующей всех „новонаходников“, в Москве стала православная вера. Ведь обязательным условием поступления на московскую службу было добровольное крещение. Креститься необходимо было и для заключения брака.