Тогда у них явились казни.

Когда они стали злы, то начали говорить о братстве и гуманности и поняли эти идеи.

Когда они стали преступны, то изобрели справедливость и предписали себе целые кодексы, чтобы сохранить ее, а для обозначения кодексов поставили гильотину.

Они чуть-чуть лишь помнили о том, что потеряли, даже не хотели верить тому, что были когда-то невинны и счастливы. Они смеялись даже над возможностью этого прежнего их счастья и называли его мечтой…

Утратив всякую веру в бывшее счастье, назвав ее сказкой, они до того захотели быть невинными и счастливыми вновь и опять, что пали перед желаниями сердца своего, как дети, обоготворили это желание, настроили храмов и стали молиться своей же идее, своему же „желанию“, в то же время вполне веруя в неисполнимость и неосуществимость его.

И, однако, если бы только могло так случиться, что они возвратились в то невинное и счастливое состояние, которое они утратили, и если бы кто-нибудь вдруг им показал его вновь и спросил их: хотят ли они возвратиться к нему? — то они, наверное бы, отказались…

Они воспевали страдания в песнях своих.

Я ходил между ними, ломая руки, и плакал над ними, но любил их, может быть, еще больше, чем прежде, когда на лицах их еще было страдание и когда они были невинны и столь прекрасны.

Я полюбил их оскверненную ими землю еще больше, чем когда она была раем, за то лишь, что на ней явилось горем».

Провозглашение в новое время приоритета прав человека, в частности, права свободно получать информацию (то есть с точки зрения все той же теории передачи информации, права на информационный шум) не изменило положения. В Византии же, а затем в Киевской Руси все было принципиально иначе — был выбор, было глубокое осмысление, сознательное принятие православия. Символично, что на Балканы — в Македонию, Грецию — христианство принес Святой Павел, который не входил в число избранных Христом Двенадцати.

Его мирское имя Савл Тарсянин. Павел (Paulus) — второе имя, говорящее о его потомственном римском гражданстве. Он был не просто образованным, а тем, кого в наши дни назвали бы ученым и гениальным, ибо прошел очень сложный интеллектуальный и духовный путь от недовольства проповедующими веру в Иисуса Христа, настолько яростного, что вызвался участвовать в поимке и наказании первых христиан и даже поехал для этого в Дамаск, до такого погружения в новую веру, что смог внести в распространение христианства вклад, соизмеримый с миссионерской деятельностью Святого Петра.

Как проповедовал Святой Павел, хорошо пишет А. Мень [68]:

«Хотя философский гений Афин к тому времени поблек, имена и книги великих мудрецов здесь не были забыты. Их наследие изучали, вокруг их идей велись споры.

Когда-то в этом городе жили и работали Анаксагор и Сократ, Платон и Аристотель. Они размышляли о тайнах природы, познании, Высшем Начале, о бессмертии души, о добродетели.

Потом их сменили стоики и эпикурейцы, больше интересовавшиеся практическими вопросами морали; скептики и киники, которые подвергали осмеянию все привычные устои. Но в то время, когда в Афинах оказался апостол Павел, там уже не было значительных философов. Усталость мысли проявилась и в самом подходе к проблемам. Красивую фразу стали ценить больше, чем глубокую и оригинальную идею.

Философские диспуты, не затихавшие на Агоре, походили скорее на словесный спорт. Лука, видимо, хорошо знавший столицу Ахайи, метко обрисовал основное настроение умов, падких на интеллектуальную моду. По его словам, афиняне и посещавшие город иностранцы „ничем другим не заполняли свой досуг, как тем, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое“.

Не без смущения отважился Павел войти в контакт с этой публикой, исполненной снобизма и склонной к язвительным шуткам. Сам того не подозревая, он последовал примеру Сократа: начал гулять по Агоре и вступать в разговор со случайными людьми. Через несколько дней им заинтересовались последователи стоической и эпикурейской школ. Они заметили, что Павел знаком с элементами их доктрин. Но основной дух его бесед показался афинянам настолько странным, что они не могли взять в толк, чему он учит. Но все-таки Павел дождался дня, когда смог выступить перед большим собранием афинян.

Городской совет — Ареопаг, заседавший на Ареевом холме, — согласился выслушать странствующего философа. Совет едва ли собрался с серьезной целью: более вероятно, что его члены лишь хотели доставить себе маленькое развлечение. Павел же, напротив, подошел к делу вполне серьезно: с волнением и надеждой готовился он…

Высокий холм Арея находился близ Акрополя. Когда Павел по каменным ступеням поднялся на площадку, перед ним развернулась широкая панорама: с одной стороны голубое море, с другой — горы, а между ними на равнине — столица Эллады. Парфенон с окружавшими его постройками был теперь как на ладони. Огромная статуя богини поблескивала, отражая солнце. В этом месте, где все еще билось сердце древнего язычества, апостол… дал понять, что возвещает им не „чужое божество“, а того Бога, которого сами эллины смутно чувствовали.

Отправной темой своей речи он сделал алтарь, замеченный им в городе, алтарь, посвященный „неведомому богу“ или „неведомым богам“. Такие жертвенники народ ставил, когда не знал, какое божество благодарить или умилостивить.

В глазах Павла он был символом духовных поисков язычества.

„То, что вы, не ведая, чтите, я возвещаю вам“, — сказал он.

„Кто же этот таинственный Неведомый? Он есть, — продолжал апостол, — Бог, сотворивший мир и все, что в нем. Он — Владыка неба и земли — не обитает в рукотворных храмах, и служение Ему воздается не руками человеческими, словно Он имеет в чем-то нужду. Он сам дарует всем и жизнь, и дыхание, и все. Он произвел от одного весь род человеческий, чтобы обитали по всему лицу земли, предустановил сроки и пределы их обитанию, чтобы искали Бога, не коснутся ли они Его и не найдут ли, хотя Он недалеко от каждого из нас. Ибо в Нем мы живем и движемся и существуем. Как и некоторые из ваших поэтов сказали: „Ведь мы Его род““.

Все это пока мало отличалось от того, чему учили философы. Павел намеренно сослался на эллинских поэтов, желая показать, что и им была ведома какая-то часть истины. Однако апостол пришел сюда не для того, чтобы повторять общие места стоицизма или платонизма. Ведь даже его слова о том, что Бог не тождествен идолу, произведению искусства, были уже привычны эллинам. Так считали, в частности, киники.

Полагая, что мост наведен, Тарсянин перешел к самому трудному. „Теперь, — сказал он, — Бог возвещает людям всем и всюду, чтобы они покаялись, ибо Он определил день, когда будет судить вселенную по праведности через Мужа, которого Он поставил, дав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых…“

Тут Павла прервали… сказали: „Об этом мы послушаем тебя в другой раз“. Они явно потеряли интерес к чужестранцу. Выслушивать про какого-то воскресшего — значит просто терять время.

Павел должен был признаться себе, что потерпел полное поражение.

…За исключением двух-трех обращений, в том числе одного члена ареопага, в Афинах Павел не имел никакого успеха. Уверовавших было так мало, что они не смогли образовать даже небольшой общины».

А вот как об этом сказано в Библии: «Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним. И одни говорили: „что хочет сказать этот суеслов?“, а другие: „кажется, он проповедует о чужих божествах“, потому что он благовествовал им Иисуса и воскресение. И, взявши его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобою? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему хотим знать, что это такое? Афиняне же все и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое.

И, став среди ареопага, Павел сказал: Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: „неведомому Богу“. Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедаю вам. Бог, сотворивший мир и все, что в нем. Он, будучи Господом неба и земли, не в рукотворных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и все. От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас.