Хрисанф поднялся со стула, показывая тем самым, что разговор окончен. Прощаясь, он назначил встречу назавтра уже в своём доме, попутно восхитившись тем, насколько легко и свободно Янка изъясняется на греческом.

- После полудня я пришлю за тобой лектику, дочь моя, - добавил Хрисанф перед тем, как осенить Янку крестным знамением.

Янка знала, что лектикой ромеи называют крытые женские носилки, в которых знатные матроны путешествуют по городу в дождь или жару, либо не желая быть узнанными. Обычно лектику несут на плечах восемь рабов. В далёкой юности Янка видела такие носилки в Переяславле, когда к её матери приезжали из Царьграда родственницы или подруги-гречанки.

Идя к двери, Янка чувствовала спиной излишне пристальный взгляд Хрисанфа. Это был взгляд не священника, а скорее распущенного вельможи, падкого на плотские утехи. Ещё во время беседы Янка обратила внимание, что архипресвитер оценивающим мужским оком разглядывает её лицо и фигуру. Хрисанф явно остался доволен внешностью русской гостьи, но Янку подобное внимание священника отнюдь не обрадовало.

Все ромеи, с которыми успела пообщаться Янка по прибытии в Царьград, производили впечатление людей умных и благородных. Особенно её восхитил эпарх[106] Зенон, который знал не только русский язык, но и немецкий с французским. При Янке Зенон разговаривал без толмача с немецкими и французскими купцами. Именно он устроил Янке встречу с помощником патриарха.

«Чего ты хочешь? И у нас на Руси немало заносчивых и даже распутных священников», - разговаривала Янка сама с собой.

И все-таки она была немного разочарована. Ей казалось, что в таком великолепном городе, где на каждом шагу возвышаются роскошные дворцы, храмы и монастыри, где держит свой престол величайший в Европе властитель и живёт глава всех православных христиан, не должно быть людей подлых, как и людей, обуянных низменными страстями.

Проведя остаток дня в размышлениях, Янка убедила себя в том, что явно поторопилась обвинять в чем-то предосудительном архипресвитера Хрисанфа. Мало ли как посмотрел, это ещё ничего не значит.

Янка тщательно подготовилась ко второй встрече с Хрисанфом. Она надела длинное просторное платье, напоминающее русский сарафан, дабы широкие складки скрывали контуры её тела. Правда, Янке не нравился темно-вишнёвый цвет платья, слишком броский по её мнению. Свои длинные русые косы она уложила венцом, а голову покрыла белым, плотно облегающим повоем. Поверх платья Янка хотела было набросить плащ, но знойный день заставил отказаться от него.

Здешняя жара по сравнению с летней порой на Руси казалась Янке невыносимым пеклом. Приятно было ощущать даже слабое дуновение ветерка на душных улицах ромейской столицы.

Янка ехала в носилках, покачиваясь на могучих плечах восьмерых мускулистых рабов, и, слегка отдёрнув пурпурную занавеску, с любопытством разглядывали снующих по улице людей. Такого многолюдства она не видела ни в Киеве, ни в Чернигове, ни в Новгороде, хотя это были самые большие города на Руси. Янку поражали многоэтажные каменные дома, украшенные изящными полосатыми колоннами, барельефами и узкими окнами с закруглённым верхом. Все центральные улицы и площади Константинополя были вымощены каменными плитами.

Впереди носилок шествовал глашатай с жезлом в руке и громким властным голосом требовал, чтобы ему уступали дорогу. Многоликая уличная толпа при виде этого жезла расступалась в стороны подобно испуганному стаду овец.

Дом Хрисанфа находился неподалёку от величественного храма Святой Софии. Выбравшись из носилок, Янка невольно задрала голову, залюбовавшись громадой главного купола, сверкающего позолотой на фоне бледно-голубых небес. Сердце у неё учащённо-забилось, а рука сама собой совершила крестное знамение.

Встретивший Янку слуга-привратник в коротком хитоне и сандалиях склонил перед ней свою кудрявую голову. Другой слуга постарше и в более длинном одеянии повёл гостью по просторным комнатам и прохладным коридорам туда, где ожидал хозяин дома. У Янки разбегались глаза при виде мраморных статуй, огромных сосудов с богатой росписью, стоящих на подставках, при виде мозаичных мраморных полов и роскошных ковров на стенах. Потолки в покоях были столь высоки, что от звука шагов в закруглённых сводах рождалось слабое гулкое эхо. Двери, которые распахивал перед Янкой слуга, были украшены позолотой, как и дверные ручки в виде львиных лап.

Хрисанф, желавший произвести впечатление на дочь киевского князя, догадался по её глазам, что ему это удалось.

На этот раз Хрисанф был облачен не в священническую одежду, а в длинную, сравнительно узкую тунику с широкими рукавами. Цвет туники напоминал цвет закатного неба, нечто среднее между бледно-красным и ярко-жёлтым. Тщательно завитые длинные волосы были уложены в довольно вычурную причёску, которая явно была бы более к лицу юноше лет двадцати, но никак не мужу, перешагнувшему пятидесятилетний рубеж.

Присмотревшись повнимательнее, Янка с удивлением обнаружила, что безбородое лицо архипресвитера смазано какой-то мазью и потому слегка блестит, как покрытое лаком. Благодаря всем этим ухищрениям Хрисанф выглядел значительно моложе и стройнее. Он даже как будто стал выше ростом.

Беседу с Янкой Хрисанф начал с того, что сообщил ей об отъезде патриарха в Афонский монастырь для освещения новой часовни, возведённой на месте смерти нескольких монахов, погибших от рук грабителей.

Янка смущённо перебирала пальцами складки своего платья, не зная, что сказать на это.

- Не беспокойся, дочь моя, - с улыбкой продолжил Хрисанф. - Патриарх не задержится надолго в Афонской обители. Как только Его Святейшество вернётся в Константинополь, я тотчас попрошу его дать тебе аудиенцию.

- Да хранит тебя Господь, отче, за доброту, - промолвила Янка, полагая, что разговор на этом закончится и архипресвитер позволит ей удалиться.

Однако Хрисанф не спешил расставаться со своей гостьей.

Он завёл речь о том, что неплохо было бы княгине, покуда патриарх отсутствует в столице, самой ознакомиться с бытом женских монастырей, дабы увереннее чувствовать себя перед лицом Его Святейшества.

- Я время от времени посещаю один такой монастырь, поскольку его игуменья доводится мне дальнем! родственницей, - пояснил Хрисанф. - Собственно, благодаря мне, эта женщина и стала игуменьей.

При последних словах на лице его возникло и тут же пропало лукавое выражение сластолюбца, знающего толк в грешных делишках.

Янке показалось, что Хрисанф читает её мысли: ей очень хотелось своими глазами взглянуть на то, как живут здешние монахини за монастырскими стенами. Она согласилась сегодня же отправиться в один из женских монастырей.

«С таким попутчиком меня, пожалуй, всюду пропустят», - с горделивым самодовольством подумала Янка.

Хрисанф вызвал слугу и велел запрягать лошадей в свою карету. После мягких бесшумных носилок поездка в грохочущей по камням крытой карете показалась Янке не очень приятной. Ещё ей не понравилось, что Хрисанф то и дело прижимался к ней боком, а его рука все время как бы невзначай касалась её бедра или колена. Всю дорогу он донимал Янку расспросами про её отца, родных и двоюродных братьев, порой удивляя осведомлённостью, но больше раздражая дотошностью.

Янка перевела разговор на свою сестру Марию, которая была замужем за братом низложенного василевса Михаила Дуки. Янка не знала, где живёт Мария и в городе ли она вообще. Эпарх обещал разыскать её, но пока не сделал этого.

- Как же, я очень хорошо знаю Марию Всеволодовну. Она такая красавица! - Хрисанф оживился. - И дети у неё тоже необыкновенно красивые, мальчик и девочка. Ну просто ангелочки!

В следующий миг он промолвил с печальным вздохом:

- К несчастью, дочь моя, твоя сестра недавно овдовела. Храбрый супруг её погиб, сражаясь в Сицилии с безбожными норманнами. Константин Дука был отважнейшим человеком! Да упокоится его душа в райских кущах.