Вондраш положила трубку.

— Ни единого. Венди сейчас пересылает нам хорошие, подчищенные рисунки.

Сельма свернула текущие изображения и отыскала новые, под именами «Кремень», «Крокодил» и «Цветок».

— Похоже на составные части одного целого, — задумчиво проговорила она.

— По-моему, тоже, — отозвался Сэм. — Реми, это ведь из ацтекского календаря, верно? Взглянуть бы на него во всей красе.

— Да у меня есть, Реми присылала.

Вондраш поискала на экране нужный файл и дважды по нему щелкнула.

— Ага, вот и календарь, — пробормотал Фарго. — С ума сойти, как они здесь разбирались?

— Вооружившись терпением, надо полагать, — усмехнулась жена. — Наши символы относятся к месячному кольцу, четвертому от края.

— Неудивительно, что в действительности он такой огромный. Сколько там в цифрах?

— Двенадцать футов в диаметре, четыре фута толщиной.

— Конечно, огромный — чтобы выделяться. Просто завораживает…

— Особенно если вспомнить, что календарю больше пятисот лет. Причем триста из них он пролежал под землей, под главной площадью Мехико. Его обнаружили рабочие, когда проводили ремонтные работы неподалеку от собора. Камень Солнца — одна из последних частиц ацтекской культуры.

В комнате повисло молчание.

У Сельмы зазвонил мобильник. Она нажала кнопку вызова и, выслушав собеседника, ответила:

— Хорошо, ждем. Тащи его к боковым воротам. Пит тебя встретит. — На этом разговор завершился. — Добо везет колокол, — пояснила Вондраш остальным.

— Шустро он управился! — восхитилась Реми.

— Чудеса! Ни дать ни взять рождественское утро, — улыбнулся Фарго.

Спустя двадцать минут в боковую дверь студии вкатилась конструкция из деревянных брусьев — на колесиках, высотой примерно по грудь; с одной стороны ее толкал Пит Джеффкот, с другой тянул Добо. Внутри сооружения покачивался корабельный колокол «Шенандоа». Волшебные руки Добо вывели с металла и пятна, и наросты, осталось лишь несколько потемневших участков. Бронза ярко сияла в свете галогенных ламп.

Облаченный в джинсовый комбинезон и белую футболку, Добо удовлетворенно рассматривал плоды своих трудов.

— Неплохо, верно? — Он упер руки в бока.

— Бесподобно! — похвалил Сэм.

Если бы Александру Добо не отличался редкостной улыбчивостью, его вид казался бы зловещим: лысая макушка, длинные густые усы… Как однажды заметила Реми, он напоминал заплутавшего в лабиринтах времени казака.

— Спасибо, дружище! — Он с чувством хлопнул Сэма по спине. Тот покачнулся, но успел переставить ногу — устоял… и незаметно отступил в сторону, подальше от румына. — А внутри видели? — продолжал Добо. — Ну-ка, загляните! Петр, помоги!

Вдвоем с Питом они сняли колокол с крюка, перевернули его устьем вверх и поместили в таком положении обратно в «клетку».

— Смотрите, смотрите!

Сэм, Реми и Сельма, подавшись вперед, заглянули внутрь колокола. Реми ахнула, а муж спустя мгновение обронил:

— М-да… Только я ничуть не удивлен.

— Думаешь, я удивлена? — отозвалась Реми.

Внутреннюю поверхность колокола усеивали десятки, а то и сотни выгравированных в произвольном порядке символов. Ацтекских символов.

Помолчав, Сэм тихо пробормотал:

— Добро пожаловать в безумный Блэйлок-экспресс…

Фарго собрали за столом всю команду и под пару заказанных в пиццерии пирогов устроили многочасовой мозговой штурм. Суть загадки, по их соображениям, сводилась к двум вопросам:

1. Стоит ли подвергать сомнению ценность находок, учитывая явные психические отклонения у Блэйлока?

2. Почему в дурацкую авантюру ввязалась шайка Риверы — купились на россказни Блэйлока или есть другие улики?

Ясно было одно: Ривера либо что-то искал, либо что-то охранял от посторонних глаз — вероятно, нечто, сохранившееся с ацтекских времен.

— Если вы правы насчет убитых туристов, — начал Пит, — то мексиканцы, очевидно, пытаются что-то скрыть. Вряд ли они пошли на преступление лишь из-за Блэйлока. Иначе Ривера с сообщниками задавались бы теми же вопросами, что и мы, относительного этого парня.

— Логично, — согласился Сэм.

— В таком случае, — сказала Венди, — возможно, Блэйлок был не сумасшедшим, а просто несколько эксцентричным и увлекся ацтекской культурой неспроста.

— Так же как и кораблем, — добавила Сельма.

— Ладно, — кивнула Реми, — будем придерживаться этой версии. Нам неизвестно, как и почему Блэйлок прикипел душой к «Шенандоа» или «Эль-Маджиди». Зато известно, что в определенный момент его разум переключился на ацтеков. Прежде чем двигаться дальше, нужно выяснить, когда изменились его интересы и по какой причине.

— Как продвигаются письма мисс Синтии? — спросил Фарго ассистентов.

— Через часок должны закончить, — ответила Венди. — Еще два часа уйдет на сканирование и оптическое опознавание символов компьютером. Тогда мы легко рассортируем их по датам и сможем забивать поиск по ключевому слову.

Сэм улыбнулся.

— Есть на вечер планы?

— Кажется, уже есть, — ответил Пит.

Давно изучив привычки мужа и его манеру работы, Реми ничуть не удивилась, когда, проснувшись среди ночи, увидела Сэма на краю кровати с планшетником «Apple» на коленях. Часы показывали 4.12.

— Муза прилетела?

— Я думал о хаосе.

— Ну разумеется.

— И о том, что большинство математиков в него не верят. Знают о его существовании — есть ведь теория хаоса, — но в глубине души верят лишь в основополагающий порядок. Даже когда им вроде бы и не пахнет.

— Пожалуй.

— Тогда зачем Блэйлок заморачивался с ацтекскими символами? Зачем навырезал их? И почему именно в колоколе?

— Полагаю, вопрос риторический, — усмехнулась Реми.

— Я постоянно об этом думаю. Ты читала в журнале стихотворение Блэйлока?

— Хм… не знала, что там встречаются вирши.

— Сам только наткнулся. Пит и Венди недавно загрузили, — сказал Сэм и принялся читать:

Посвящение в сердце любимой пишу

На gyrare Энгаи не сбиться с пути

Сверху видно, разбита земля на квадраты

Две стрелы полуночных на четверти день рассекут

Gyrare раз, gyrare дважды

Слова Древних — слова отца Альгаризмо

— Недурно для математика, — заметила Реми.

— Я вот прикидываю: может, он использовал колокол, потому что металл долговечнее бумаги? А может, из-за формы?

— Погоди, ты о чем?

— В первой строке — «Посвящение в сердце любимой пишу» — речь, скорее всего, о жене, об Офелии, в честь которой он переименовал корабль «Эль-Маджиди».

Реми с лету уловила мысль.

— А корабельный колокол — сердце корабля.

— Верно. Теперь вторая строка. «На gyrare Энгаи не сбиться с пути». На суахили «Энгаи» — один из вариантов написания слова «Бог» у масаев. А gyrare с латинского переводится как «вращаться, кружить». Также это синоним слов «вихрь» или «спираль».

— Например, спираль Фибоначчи. Основа божественного мироздания.

— Вот об этом я и размышлял. Блэйлок воспользовался спиралью как путеводной нитью. Сложи обе строки. Возможно, в колоколе выбит ответ на стихотворение-загадку. А техника шифровки основана на спирали Фибоначчи.

— И поскольку к тому времени, как он сделал надпись, Офелия уже умерла, а он нашел корабль «Шенандоа», его «посвящение» превратилось в нечто большее… — сказала Реми. — Ну а спираль? Как она сюда вписывается?

— Нарисуй золотую спираль.

— Минуточку.

— А теперь нарисуй еще раз, только наложи на колокол — сверху, от короны, разверни ее вниз к устью.

Жена согласно кивала.

— И там, где спираль пересечет символ… — Она пожала плечами. — Что будет?

— Не знаю. Может быть, это связано с тремя последними строчками в стихотворении. Я пока их обдумываю. Видишь ли, в журнале чаще всего повторяется изображение спирали Фибоначчи и ацтекские символы. Вероятно, в них ключ к тайне Блэйлока.