В Петрозаводск Мила приехала, сделав пластическую операцию, обошедшуюся ей в кругленькую сумму, зато следов от шрамов почти не осталось; рассосались почище чем на сеансе Кашпировского.

Она приехала в Петрозаводск в двухместном купе «СВ» фирменного поезда «Карелия», в так называемом «бизнес-классе», когда в купе даже горячий завтрак подают. На вокзале ее ждала заказанная из Москвы машина, единственный в столице Карелии «Линкольн», подаваемый из частного автопарка Марти Лайтинена лишь на большие торжества.

Проводник вынес на площадь имени Гагарина с перрона несколько больших коробок подарков. Коробки были такие большие, что только в «Линкольн» и можно втиснуть.

Сестра, подружки по СПТУ и вернувшийся из армии Славка Каргуев были в атасе.

— Я тащусь с тебя по стекловате! — с пафосом воскликнула подруга Ира, увидев Милку в костюме от Версаче и в настоящих брильянтах.

А Славка предложил «хоть завтра в загс».

Но ей это было уже «до лампочки».

А вот на Диму, хахаля сестриного, Мила глаз положила. И по скольку сестра с утра до вечера сидела безвылазно в стеклянной клетке кассы универмага «Карелия», то соблазнить ее сожителя, прятавшегося в светлое время суток в ее однокомнатной квартире, не составило труда. А соблазнив, привязалась. Неделя «отпуска» кончалась, а Мила уже не хотела возвращаться в Москву без Димы.

Состоялся обмен информацией, после чего Дима дал согласие работать с Милой.

Заключительной фазой Милиного отпуска должен был быть эффектный выход «на работу». И не в Москве, а в Петрозаводске.

Ей заказали вора в законе Сутулого, перешедшего дорогу Хозяйке в торговле костомукшским окатышем и калевальским пиловочником с Финляндией.

Сутулый был приговорен.

Он никогда не расставался с четырьмя охранниками, дюжими «быками», сопровождавшими его повсюду с раннего утра и но позднего вечера.

Охранники сидели в вестибюле первого этажа гостиницы, в холле второго, и еще двое дежурили перед дверью номера, в котором Сутулый после тяжелого дня встреч со своими контрагента и с глухим хрипом и стоном всю ночь пытался кончить на местной проститутке по имени Марта Бескончак.

Сутулый как-то не учел, что окно без решеток.

Дима взял лестницу в институте «Гипролес» напротив гостиницы, приставил к окну и сделал четыре выстрела из «глока» с глушняком.

Дико заорала Марта, когда кровь из пробитого горла Сутулого хлынула не ее белую в мелких желтых веснушках грудь.

В номер влетел ошалелый охранник. Дима выстрелил ему в сердце. А вошедшая в номер Мила сделала контрольные выстрелы во всех троих.

Охранник в холле смотрел телевизор и ничего не слышал.

Так Дима стал киллером. В структуре Хозяйки его стали напевать Димой Эфесским. Он так и продолжал работать в паре с Милой, когда стрелял из винтовки с оптическим прицелом в вышедшего из тайного наркопритона Ираклия Нинадирадзе, а Мила делала контрольный выстрел уже в упор. Он работал с Милой, когда по приказу Хозяйки они убирали Бурбона, Шарика, Симеона. А ведь это все были воры в законе, авторитеты. У них охрана была не из додиков составлена, а из крутых и моченых.

Но каждый раз пуля Димы настигала их — в бане, на стульчаке туалетной комнаты ресторана, в квартире любовницы, на оживленной улице, на пустынной площади, в салоне шестисотого «Мерседеса» и даже, как в случае с Сутулым, на путане.

И каждый раз, какой бы насыщенной и крутой ни была охрана, через мгновение после выстрела Димы появлялась Мила и делала «контрольку».

Все это кончилось плохо.

Милу убили во время одной из операций. Не повезло. Охранник оказался расторопнее.

А на следующей операции менты повязали Диму. Оставшись без напарницы, он словно бы лишился своего талисмана: пропал кураж.

Его взяли, когда он, бросив засвеченный ствол, спускался во двор по пожарной лестнице, сделав перед тем точный выстрел в кунцевского авторитета Михея Шварца.

Но Хозяйка не бросила одного из своих лучших киллеров.

Митя бежал. Из «Матросской тишины». Отсюда не бежал еще никто.

...Он и раньше нравился Лисе Алисе. Да у нее выбор мужиков богатый. Не стала у Богом обиженной Милки хахаля отбивать. А когда пришил охранник авторитета Козыря Мухортова Милку, всадил сзади заточку, когда Мила прикручивала глушняк и пистолету «глок», то и стала Алиса смотреть на Диму как на мужика свободного, незанятого. Милку жалко, кто спорит. Когда почка распорота заточкой, умирать больно. Хорошо — Алиса ту операцию по ликвидации вора в законе Козыря отслеживала как чистильщик. Так что она и охранника мухортовского шлепнула, и ствол Милкин, чтоб не пропал, прихватила, и цепочку золотую у нее с шеи сняла (не пропадать добру, а унести тело времени не оставалось, следок от Милки никуда не вел, все обрублено было), и отход Димы прикрыла. Прокололся бы Дима, не пожалела бы его медсестра склифовская, пришила бы без жалости. Но он все сделал как надо.

А деньги Хозяйка за козла Мухортова дала своим киллерам хорошие. Люди Хозяйки на всех московских рынках большой раскинутой широко сетью собирали все рыжевье, что там появлялось. И не только на московских рынках, по всей России, в странах бывшего СССР, в сопредельных государствах. По золотишку-то структура Хозяйки разве что системе Командира уступала. Но вот пропал куда-то Командир уже с полгода, и осталась Хозяйка монополисткой. А тут козел этот, Сеня Мухортов, по кликухе Козырь, взял да и на двух контролируемых им рынках, Тушинском и Петровско-Разумовском, прикрыл скупку рыжевья. Под свой контроль взял. С той минуты Козырь был обречен.

Гуляли Дима и Лиса Алиса на блат-хате неделю.

А когда неделю вдвоем, это очень сближает.

По этой части Хозяйка строга была. Дима на «нелегалке», Алиса — отпуск за свой счет для поездки к больной бабке. И на дно. Чтобы «быки» бригады Козыря на следок не вышли. А время прошло, поезд ушел. И образовалось у Димы и Алисы что-то ироде любви.

Так что, когда сел Дима, Алиса его не бросила...

Сразу после задержания на Петровско-Разумовском рынке, где Дима, прикрываемый Лисой Алисой, замочил трех сотрудников милиции и работника охранной фирмы «Тайс», Алиса, оставшаяся на свободе, стала готовить его побег.

Она уже скучала по Диме.

Тем более что знала, — рок преследует Диму: Миле падла мухортовская почку месаром распорола, а Диме пуля омоновская почку разорвала так, что пришлось оперировать и удалять.

В ментовской лечебнице.

Алиса весь прикид построила, что привезут его в Склиф, а там уж она все входы-выходы знала; туда бы даже вертолет, купленный Хозяйкой для бригады прикрытия, могла посадить.

Но менты позорные, они тоже не лыком шиты. Изрезали Диму Эфесского втихую и уложили долечиваться в «Матросскую тишину».

Но Алиса и оттуда поклялась Димку вытащить. Тем более что он, когда от наркоза стал отходить и вроде как с жизнью прощаться, дал цинк на волю, будто бы чуть не раскололся ментам по эпизодам устранения Бурбона, Круглого и Симеона. Так ниточки и к Хозяйке могли протянуться.

— Хочешь, спасай. Бабки дам. А нет, так мне дешевле. Сама понимаешь, — взглянула на нее красивыми изумрудными, но какими-то рыбьими, без теплоты человеческой, глазами Ирина Юрьевна Бугрова, покачиваясь в эргономическом кресле у себя в кабинете.

Тут ее секретарша вошла. Бугрова резко бросила:

— У меня моя аспирантка, нам надо последнюю главу ее диссертации обсудить. Так уж ты, голуба душа, поднапрягись, чтобы нас не беспокоили. Чай принеси с печеньем на двоих.

Полчаса им как раз хватило, чтоб «диссертацию» про «Матросскую тишину» обсудить.

А технические подробности — это не для Хозяйки. Она макроэкономическими категориями мыслит.

Когда Алиса от нее вышла, ноги были ватные. Словно с акции вернулась. «Наверное, тяжелое поле у Хозяйки, — подумала тогда Алиса. — Всегда с ней вот так тяжело: давит полем. Сука драная! Туда же, дешевле ей, видите ли, своего раненого киллера пришить в СИЗО, чем... Ну, да договорились, и ладно». Хотя, конечно, доверия к Хозяйке у Алисы не прибавилось.