Я наблюдал вместе с ней. Я почувствовал, как красная лужица появилась у ее ног.

И этого я не смог выдержать.

Я закричал, в моем крике прозвучал бесконечный звон мучений. Боль была мучительным, но одновременно замечательным ощущением. Я чувствовал каждый нерв в своей руке, каждый порез на моей спине; каждое ощущение росло, пока линия между добром и злом не размылась и не превратилась во что-то чудесное, ужасное, поэтому мне пришлось открыть рот и выпустить все на свободу.

Я почувствовал, как комната замерла, все вокруг зависло от этого крика. Я не мог справиться с ним. В уме я хватался за него, пытался найти его край, но не находил. Сила вцепилась в мои внутренности, пытаясь выбраться наружу.

Мой дар разрывал меня на части.

Я уже охрип, но кричать не перестал. Я никогда не думал, что крик может так сильно навредить горлу. Но мне было плевать на это. Я продолжал кричать, потому что только на это был способен.

Брайд схватила меня за лицо. Она выглядела уставшей и изнуренной. Я и не осознавал насколько горят у меня щеки, пока не почувствовал ее прохладные. Я смутно вспомнил, что раньше руки Брайд были горячими, в отличие от моих. Неужели все так плохо?

Я заглянул ей в глаза, ожидая увидеть там ужас. Ужас из-за того, что только что произошло и что я наделал. Но я не увидел этого. Брайд смотрела на меня так, будто хотела, чтобы я вслушался в ее слова.

Я перестал кричать. Я ухватился за ее запястье свободной рукой и не отпускал ее.

— Верни их обратно, — прошептала она.

Шептала ли она, или я просто плохо слышал? Я видел ее губы и то, что они двигались. Она хотела, чтобы я что-то вернул. Подождите... не что-то, а кого-то. Она хотела, чтобы я их вернул. Но я забыл, кого или что.

Брайд, наверное, заметила мое замешательство.

— Мертвецы. Верни их обратно, — она четко выговорила каждое слово. Ее волосы блестели на свету, цветные пряди переплелись с остальными волосами. Она потрясла меня за лицо, пытаясь привлечь мое внимание. — Верни мертвецов обратно в землю, Сэм, прямо сейчас!

А, ну, да. Мертвецы были разбросаны, как игрушки, которые я должен был убрать. Покусанные, неживые игрушки. Я поежился от холода, исходящего от ее рук, и кивнул. Мне даже не пришлось пытаться найти их. Духи были, как на ладони.

- Идите, - сказал я им. – Все кончено.

Я почувствовал как один за другим они возвращаются в землю. Сила уходила вместе с ними, но она не исчезла полностью. Я почувствовал, как ее часть свернулась калачиком у меня в груди, как спящий кот. Стол вздрогнул, когда пол вернулся в прежнюю форму. Я не видел этого. Я смотрел в глаза Брайд, пока она не сказала мне, что я все сделал.

После этого я ничего не помню.

Впервые за всю неделю я проснулся в каком-то приятном месте. Ладно, больничную кровать тяжело назвать приятным местом, но никто не надирал мне задницу и не бросал меня в клетку, так что в целом все было замечательно. Комната была светлой и свежей, а одеяла – мягкими. Удобная кровать смягчила тот факт, что все мое тело болело. Но, честно говоря, я удивился, что остался в живых, поэтому я не имел права жаловаться на боль.

Комната была пустой, разве что здесь еще был незнакомый мне парень. Он развалился в кресле возле моей кровати, лениво листая раздел с комиксами в газете. Он был одет в джинсы и футболку, на которой большими буквами было написано: «Контролируй население: поддержи каннибализм!». По его рыжеватым волосам и непринужденной манере я понял, что он родственник Брайд.

— Из-за тебя я пропустил воскресный выпуск, — сказал он, не отрываясь от журнала.

— Прости? — закашлялся я. Он передал мне пластиковый стакан с водой вместе с трубочкой, все еще не поднимая взгляда.

— Воскресный комикс, — сказал он. — Поэтому теперь мне нужно догонять.

Он бросил журнал на пол.

— Я соскучился по Кельвину и Хоббсу [61].

— Мы все.

Мы пялились друг на друга в течение очень долгих пяти секунд. Окно было открыто, и дул легкий весенний ветерок.

— Так это ты тот парень, что зажигал с моей младшей сестренкой.

Внутри у меня все сжалось. Он лишь притворялся хорошим, чтобы скрыть тот факт, что он хочет откусить мне голову? Если я когда-либо встречу парня, который только прикоснулся бы к Хейли, я знал, что врежу ему хорошенько. Я закрыл глаза, готовясь принять на себя любой удар, который преподнесет этот парень.

— Я в аду, да? Ты дьявол, а я умер в подвале Дугласа.

Он наклонил голову.

— Ты всегда такой легковозбудимый?

— Нет. То есть, я так думаю, — я хмыкнул, пытаясь сесть, что было тяжелее, чем я думал. Парень вскочил со своего стула, чтобы помочь мне. После нескольких неудавшихся попыток нам удалось принять такую позицию, при которой меня не тошнило от боли. Он даже подложил еще одну подушку мне под спину, чтобы мне было удобнее.

— Прости, — пробормотал я. — Паршивая неделя.

— Слыхал, — он рухнул обратно в кресло.

— Откуда ты узнал? Ну, ты знаешь, о том, что мы с Брайд... — раньше мне никогда не доводилось разговаривать с кем-то о том, что я переспал с его сестрой. Как я и представлял, это было очень неловко. Парень подпрыгнул, спасая меня от смущения.

— Успокойся, капитан. Мы с Брайд близки, но даже мы не говорим обо всем подряд, — он почесал подбородок. — Во всяком случае, я так думаю. Короче, она ничего не говорила мне. Но позволь мне кое-что сказать, — сказал он, постукав по носу, — эта вещь не просто для украшения.

— Я даже не хочу думать, на что ты намекаешь. Мы можем сменить тему?

Он скрестил ноги и положил их на край моей кровати.

— Люди всегда такие настороженные. Ты голоден?

Мой желудок буквально сделал сальто и жалобно проурчал.

— Я знаю этот взгляд, — сказал он смеясь. — Что ты хочешь?

— Что угодно?

Он кивнул.

— Ты сегодня был настоящим героем, — сказал, вставая и потягиваясь. — Я бы воспользовался этим.

Я был настолько голоден, что все, что угодно, подошло бы. Я бы пожевал кусок деревяшки, если бы мне принесли его прямо сейчас. Но мне в голову пришла мысль об одном обещании, данном мною.

— У вас есть вафли?

Его рот скривился, когда я сказал это.

Я почувствовал укол раздражения. Что не так с вафлями? Я никогда бы не подумал, что мне придется защищать свои завтраки, но...

— Что смешного? — спросил я.

— Ты чуть было не умер и просишь вафли, — он хлопнул меня по плечу, что было больно. — Я думаю, мы подружимся.

Он неторопливо направился к двери.

— Что-то еще?

— Если несложно, можно еще свежей клубники и взбитых сливок? Никаких замороженных фруктов. Я эээ… аллергик. И две тарелки, пожалуйста.

Если ему моя просьба и показалась странной, он не подал виду.

— Ладно, — сказал он, загнув пальцы. — Вафли, клубника, взбитые сливки, две тарелки, никаких замороженных фруктов.

— И кленовый сироп.

— Понял.

— Спасибо, — я понял, что не знаю его имени, поэтому добавил слабое, — тебе.

— Пожалуйста, — крикнул он из коридора, — и мое имя Шон.

— О, — застонала Эшли, резко закатив глаза. — Это круто, — она впилась зубами во вторую вафлю с таким же аппетитом, что и в первую. Как только Шон увидел, какой аппетит у Эшли, он быстро позвонил на кухню и попросил еще вафель. Затем он сел в кресло, положив подбородок на руки, наблюдая за спектаклем.

— Она машина, — сказал он, в его голосе прозвучало благоговение. — Ты уверена, что ты не оборотень?

Эшли покачала головой, зачерпнув вилкой взбитые сливки.

— С чего ты взял? — спросила она. — Ты ешь много вафель?

— Мы едим много все подряд, — ответил он.