— Ох, Сэм, как ты мог? — прошептала она.

Так. Это не те слова, которые я ожидал услышать.

— Что ты имеешь в виду? — сказал я, повышая голос. — Думаешь, это сделал я?

Она уставилась на меня.

— Дорогой, ты принес мне голову своей подруги в сумке. Что ты ожидал, я подумаю?

— Я ожидал, что ты знаешь, что я не убийца, — сказал я сквозь сжатые зубы. Видите? Я не кричу.

— Я не подумала об этом, — она поерзала на своем месте. — Не совсем. Это ведь был несчастный случай? — она подняла на меня взгляд.

— Ага, я резал помидоры и нечаянно отрезал голову моей подруге. Мам, прошу тебя. Я не убивал Брук, — уверено сказал я.

— Хорошо, — сказала она, — но ты все еще должен объяснить, почему воскресил ее. Голова Брук — это улика. Не говоря уже о травме, которую получила бедная девочка, —она покачала головой. — Было бы лучше, если бы ты оставил ее... в покое.

Маме было очень неудобно разговаривать на эту тему.

Я прикрыл глаза и снова прислонился к двери кладовой.

— Я не воскрешал ее. Кто-то другой сделал это. Я не имею никакого отношения к тому, что произошло с Брук.

Я отвернулся и перевел взгляд на плиту. Глядя на маму, я начинал злиться, а я должен избавиться от этого. Время, данное мне Дугласом, потихоньку утекало, поэтому у меня не было времени на крики и ссоры. Когда переживу все это, тогда и буду злиться.

Я смягчил голос.

— Но ты, наверное, хочешь объяснить мне, почему ты сразу предположила, что я как-то связан с воскрешением Брук, — я бросил свой защитный мешочек на стол. — И ты можешь начать с объяснения, что такого в этом мешочке и кто связал меня.

Плечи мамы резко поникли, как будто я выбил из нее весь воздух. Часть меня обрадовалась этому, радуясь, что я немного отомстил. Но большая часть меня чувствовала себя дерьмово. Ни одному сыну не понравится видеть такое выражение лица у своей мамы и знать, что он спровоцировал это. Я присоединился к ней за столом, захватив по пути свой горячий шоколад.

— Мне жаль.

Улыбка на губах мамы была немного вялой.

— Нет, тебе не жаль.

— Ладно, ты права, но... — я потер рукой лицо и попытался не выругаться перед мамой. В такой-то ситуации без ненормативной лексики не обойтись, старые привычки легко не уходят. — Черт, мам, ты втянула меня в глубокое...

Она строго посмотрела на меня. Ее старые привычки также легко не уходят.

— Э-э, скажем так, из-за тебя я влип по самые уши.

Мой первоначальный гнев немного поутих. Я просто не тот человек, который может злорадствовать. Не могу сказать, что я полностью успокоился или мгновенно простил свою маму, но я решил прекратить дальнейшие нападки. Пока. Ну, вы знаете, время уходит.

Она судорожно вздохнула.

— В любом случае, ты не должен извиняться. Я это заслужила, — она остановилась, а затем погладила меня по рукаву. – Я заслужила это и многое другое, — она посмотрела на свои руки. — Я не знаю, с чего начать.

— Начни сначала, — сказал я, — и продолжай, пока не дойдешь до конца.

Она нервно рассмеялась.

— Ты и Безумный Шляпник.

— Вообще-то, Король сказал это. И это твоя вина. Не нужно было покупать мне читательский билет.

Она проигнорировала меня.

— Твой отец опаздывал в больницу...

— Знаешь, я очень расстроилась. Именно твой отец настоял на больнице и гинекологах, а его там даже не было. Если бы все было по-моему, дома с повивальной бабкой, я бы не взбесилась так из-за его отсутствия.

Она взялась за ручку своей чашки.

Я всегда удивлялся тому, что моя мама родила меня в больнице. Она родила Хейли дома и при случае всегда была акушеркой. Особенно, если одна из девушек из, как в шутку говорит Хейли, шабаша мамы беременеет... подождите-ка. Я посмотрел на потолок и проклял свою бредовую идею.

— Ты ведь не Виккана [26], да?

— Конечно же, нет, — голос её прозвучал слегка удивленным, как будто я назвал ее баптисткой или священником. — С чего ты взял?

Я осмотрел кухню, сухие травы, свисающие с потолка, и календарь на стене. Я подумал о своем имени и о ее лавке с зельями, мазями, ступкой и пестиком. Я опустил подбородок на руку, повторяя ее позу.

— Понятия не имею, — сарказм был довольно очевидным.

— Викка - это религия, Сэм.

— А ты просто ведьма, да?

— Конечно.

Я потер руками лицо и попытался не завыть от отчаяния.

— Когда ты держишь маленькую сверхъестественную тайну в секрете и рассказываешь своему ребенку, что ты ведьма, то не должна удивляться, когда... знаешь что? Не бери в голову. Сейчас у меня нет на это времени. Мы поговорим об этом в другой раз.

Она выпрямилась и кивнула, как будто все, что я только что сказал, было нашей повседневной беседой. Возможно, для нее это так и было. Я понял, что многого не знал о своей матери.

— Я ненавидела больницы, но Кевин настоял. Ни одно его дитя не родится с помощью, как он сказал, «методов хиппи». Он свел тысячелетние традиции моей семьи во фразу, состоящую из двух слов.

Если мама не рассказала мне, тогда она, должно быть, и не упомянула о себе и Кевину.

— Он ведь не знал, кто ты?

Она покачала головой, и даже после всех прошедших лет я заметил, как ей это не нравилось.

— Секреты я ненавижу больше, чем больницы, — она встала. — Подожди.

Мама ушла, прежде чем я успел ответить. Она вернулась с пыльной коробкой из-под обуви. Ее рука слегка дрожала, когда она открыла ее, но она уверенно вытащила оттуда сложенную бежевую ткань, перевязанную лентой. Она развязала ленту и разложила ткань, при этом фыркнув.

— Я сделала это для Кевина в качестве подарка.

Семейное древо моей мамы, вышитое крестиком. На кроне дерева были мои бабушка с дедушкой. Я проследил путь пальцем к моей маме, затем к себе. Я был корнем. Остальные корни были пустыми, что означало, что мама была настроена оптимистично по поводу жизни с Кевином. Сторона Хатфилдов была намного меньше.

— Почему не заполнена его сторона?

Она сказала, что готовила для него сюрприз, роясь в бумагах Кевина и делая телефонные звонки, пытаясь тем самым заполнить пробелы. Кевин говорил о своей семье очень мало. Тем не менее, она удивилась, узнав, что у него есть брат. Как мог Кевин не рассказать ей об этом? Его брат был наркоторговцем? Мертвым? Какой бы любопытной она ни была, она знала, что лучше не спрашивать об этом Кевина. Он обвинял ее в том, что она сует свой нос в чужие дела, независимо от того, насколько хорошими были ее намерения. Нет уж, лучше продолжить поиск самой.

Она была уверена, что заклинание сработает. Раньше она никогда не пробовала применить его, пользуясь волосом родственника. Тиа бросила несколько волос Кевина в кипящую воду, добавила едкие травы и, закрыв глаза, вдохнула резкий аромат отслеживающего зелья. Она прикусила губу и сосредоточилась, ориентируясь на имени, которое отыскала — Ник. К ее удивлению, жидкость изменила оттенок, что означало, что он жив. Она выдумала больную подругу, которую нужно навестить, сказав Кевину, что вернется через несколько дней, а затем сложила свои чемоданы. Тиа почувствовала укол вины, придумывая отговорку, но она знала, что, в конце концов, это будет того стоить.

Тиа всегда любила Орегон. Было сложно не любить такую зеленую местность. А участок, где жил Ник, был расположен вплотную к береговой линии. Она могла чувствовать запах и привкус соленой воды, когда шла по дорожке от своей машины. Все было настолько чистым, свежим и новым, что она не могла перестать улыбаться. Если бы только Ник был в таком же состоянии, когда он открыл дверь. Он был выше своего брата и не таким классически красивым. Он был худее, а его волосы были насыщенно темно-каштанового цвета, в отличие от светлых волос Кевина. Его глаза были карими и печальными, как будто для своего возраста он слишком много повидал. Он был похож на бродягу, изнеможенного и голодного, а Тие сразу же захотелось связать его и накормить супом. Он, кажется, удивился, увидев ее, как будто он уже долгое время ни с кем не встречался.