Плак'кйорл, один из секретарей Арры, встал, развернул полупрозрачный свиток и бесстрастным голосом начал читать:

«Мы Верховная мать Баль-Виер'арра Хельви'рахель и Светлая Целительница Ауре'Таурэль Рилия-Тари удостоверяем, что данный текст составлен нами. Мы обвиняем этих эльфов в том, что они путём ряда противоправных действий, как то: распространение листовок, пропагандирующих расовую нетерпимость, постоянных отлучек в мир Разных с целью сформировать ополчение для подкрепления разрозненных нынче сил серых, попыток пронести в наш мир ряда неизвестных и, вероятно, опасных артефактов, пытались объединить граждан наших государств в оппозиционную организацию, целью которой могло являться идеологическое и, возможно, вооружённое восстание против власти королев и государственного устройства», — всё бесцветно, на одном дыхании…

Кирель опешила. Она, конечно, слышала о листовках — слухи в Малос-Нольве ходили круглосуточно, — но при чём здесь она? Да, принесла она артефакт, но не опасный, а скорее — никакой. Но о какой организации идёт речь, при чём тут серые? Разве светлые не состоят с ними в военном союзе, разве не должны были им помогать?

Эльфийка в упор смотрела на свою королеву. Та традиционно куталась в шаль старушечьим движением и кивала словам плак'кйорла. На Кирель она взглянула в самом конце обвинения привычным взглядом с равнодушием к судьбе «преступницы» и ненавистью.

Злость. Девушку охватила чистая, до тошноты всеобъемлющая злость. Королевы устроили этот подставной суд, чтобы наказать хоть кого-то, найти крайнего, если виновного найти не могут! А почему их? Да потому, что есть компромат, потому что этих двоих не жалко убрать и так легко подставить. Они в любом случае обречены. Если мыслить позитивно, то они — орудие для объединения и сплочения эльфов против тех, кто пытается их рассорить. Королевы вместе, с единым решением. Что ж, неплохой ход…

Начали вызывать свидетелей их ухода и прибытия. В основном охранников. Они говорили правду, но не всю: сначала они выслеживали Кирель до поляны портала, а потом устроили засаду и дождались, пока она вернётся. Вместе с Бхиндорлом они начали отбиваться от военных, нескольких ранили, но были пленены.

Кирель слушала в полуха, уже не удивляясь, привыкая к роли ящера отпущения. Волны страха, а затем ненависти, исходившие от ауры Бхиндорла, тоже успокоились. Она решила с ним заговорить:

— Слушай, тёмный, а зачем ты танцевал со мной там, в пещере? — начала она так, будто они расстались две минуты назад.

Иссилин продолжал стоять, окаменев, лишь тонкая ехидно-счастливая улыбка поползла по лицу.

— Мне надоело всё время поднимать тебя после падений. Я счёл нужным помочь тебе успокоиться и расслабиться, — нахально перечислял он. — Мне необходимо было как можно крепче держать тебя, чтобы ты не улетела в одиночестве, бросив меня на произвол судьбы в этом диком мире Разных… — пафос всё прибавлялся, ещё чуток — и он всплеснёт руками и возденет очи горе.

Кирель ухмыльнулась и несильно пихнула тёмного в бок.

— …А ещё я никогда не имел чести танцевать со светлой девушкой, — серьёзно ответил он, не заигрывая, было не понятно, шутит ли.

— Могу я задать ответный вопрос? — осведомился он.

— Попробуй, — разрешила она.

— Почему ты позволила вести себя? Ты, независимая и воинственная? Неужели так сильно устала?

— Я снимала твою ауру. Немножко, самые края. На всякий случай: королеве передать, если тебя отнимут или сбежишь. Видишь, даже не понадобилось…

— Ты правда такая стерва? — он включил свою манерность.

— А ты правда «голубой»? — вспомнила она услышанное от Зоопарка слово.

Он, конечно, не понял и отвернулся. Обмен искренностями закончился.

На помосте под солнцем они простояли часа три. Арре было тяжело. Бхиндорл, уже не скрываясь, тёр глаза и зевал. Кирель разглядывала эльфов. Для них был сделан этот спектакль, чтобы поверили и запомнили лица. Они почти ничего не решали, но должны были увидеть все скрытые смыслы, всё положение дел между государствами: королевы сидят рядом, но ни разу не заговорили, смотрят довольно равнодушно на осуждённых и с интересом на подданных, наблюдают общественное мнение, неформальные контакты. Для них это был тоже спектакль, только актёрами были зрители.

Плак'кйорл-секретарь наконец-то встал, развернул другой полупрозрачный листок с заготовленным заранее текстом и всё тем же бесцветным голосом зачитал приговор:

«Проведённое расследование подтвердило наши подозрения. Подсудимые приговариваются к изгнанию в пустыню Паридиэн. Они имеют право находиться на территории любого из государств в течение суток с момента оглашения приговора, под наблюдением, после чего будут депортированы к границе. Они имеют право взять столько воды, сколько сочтут нужным. Они не имеют права оставаться возле горных границ государств, а также возвращаться в свои государства. В случае неповиновения они будут убиты. По закону Хар`ол-Велдрина тёмному надлежит обрить голову в знак того, что он государственный преступник».

Кирель порадовалась, что последнее её не касается. А потом до неё начал доходить смысл всего остального.

Помимо прочей ерунды вроде нового статуса это означало долгую и мучительную смерть вместо тихого убийства. Если они рискнут ослушаться, то просто войдут в историю как самые бесчестные преступники. Их имена смешают с грязью совсем. В общем говоря, это будет пример САМОГО недостойного поведения эльфа.

Что ж, это был поистине хороший план королев…

После недолгих сборов им дали два бурдюка с водой и уже вечером отправили к перевалам. Очень не хотелось оказаться днём в пустыне, но вариантов не находилось — они не успевали. Ночь накрыла их в горах, как тогда, в мире Разных, только теперь без целей и забот. Тёплая горная ночь, словно парное молоко — какая же будет в пустыне?.. Можно бы сейчас попросить у охранников обрезать волосы и сплести из них потом навес…

Всё это пока пустые мысли. Все знают, никто не вернулся. Вероятно, день на второй они набредут на кости тех, кто уходил раньше. Тех, кто не брал воду и гордо шествовал навстречу смерти.