— А-а… — протянула Хельга. Затем улыбнулась, и прошла к воде, при этом слегка коснувшись эльфа бедром.

Она вошла в бассейн, села спиной к эльфу и стала обтираться мочалкой-варежкой. Тихое движение воды. На плечи легли тонкие, но сильные пальцы. Тёплая вода и массаж быстро разморили её. Прижавшись спиной к его груди, она завела руки вверх и обхватила его за шею.

— Мр-р, это ты сам придумал или тоже кто-то подсказал?

— Сам, — ответил он, касаясь губами её шеи и плеча.

Хотел обнять её покрепче, но раны протестующе заныли.

— Совсем плохо, да? — вздохнула она, услышав невольное шипение. — Ложись на кушетку, вечный воитель.

— Не нуш-жно лечщить, — попытался возразить он. — С-само с-заш-живёт.

— Заживёт, конечно, — кивнула она. — Но на кушетку приляг.

Лорешинад послушно исполнил указание, мысленно кляня себя за то, что любимой снова приходится тратить на него силы. Хельга присела рядом. Провела ладонью по лицу эльфа, закрывая ему глаза. Долгий поцелуй помог лучше соединить их ауры. После этого она стала нежно касаться губами его ран, приговаривая:

— На море, на океане, на острове Буяне, сидит девица на камне, держит шёлковые нитки, зашивает кровяные раны, от острого меча. Лети, ворон, не каркни, а ты, кровь, не капни…

Ни одна, даже самая маленькая царапинка, не осталась без внимания. Внешне ничего не менялось, но эльф чувствовал, что процесс заживления сильно ускорился.

— Шин… — позвала Хельга, закончив ворожбу, — Донеси меня до воды, пожалуйста. По-хорошему мне нужно просто поспать, но у нас мало времени.

Лорешинад бережно перенёс девушку в бассейн и сел рядом, поддерживая её. Аура Хельги начала напитываться энергией из воды.

— Спасибо, солнце. — Она прикрыла глаза. — Сделай мне ещё массаж, если не трудно.

Ему было не трудно. Движения рук дополняли поцелуи: не волшебные, обычные. Просто потому, что она была Aire и была с ним.

Когда они вышли на улицу, дождь уже закончился. Держась за руки, они шли, огибая огромные лужи, в которых отражалось серое небо и окружающие дома. Несмотря на серость пейзажа, настроение у обоих было прекрасным, и даже предстоящее возвращение в замок не могло его испортить.

— Слушай, а давай периодически так делать? — предложила Хельга. — В смысле — на два-три дня разругаемся, а потом ка-ак помиримся!

— С-зачщем? — удивился эльф.

— Для мирового Равновесия. Чтобы не только нам было хорошо, но и другим счастье приходило. Когда слишком долго всё хорошо — тоже нехорошо.

Рассмеявшись, она прижалась к Лорешинаду. Тот не совсем понял её мысль, но переспрашивать — а тем более спорить — не хотел совершенно.

— А сколько живут эльфы? — вдруг спросила Хельга.

— Пока не убьют, — честно ответил Лорешинад. В своём мире он не знал никого, кто бы умер не от яда или оружия.

— Значит, лет через тридцать я буду страшной толстой бабкой, а ты так и останешься «в самом рассвете сил», если я тебя не пришибу скалкой?

Эльф обнял её за плечи:

— Ты не будешь страш-шной, Хельга. Neitar.

Вопреки ожиданиям, девушка насупилась.

— Да-а? То есть насчёт «толстой» ты не отрицаешь?..

Лорешинад приготовился было занимать оборону, но сообразил, что не чувствует злобы в ауре Хельги, а её глаза не превратились в льдинки. Она провела рукой по его щеке, и они вместе рассмеялись.

— И за что ты меня любишь, такую… — притворно удивилась Хельга, возвращаясь в объятья эльфа. — Непонятно.

Дверь библиотеки привычно скрипнула, Хельга вошла первой.

Кирилл и Сайлас играли в шахматы, ютясь за журнальным столиком, причём Магистр вовсе скрючился в три погибели.

— Сокол, ну ладью эту ты совсем бездарно прошляпил, даже не интересно!

— Прости, — коротко отозвался кам, нервно вздохнул и метнул беглый взгляд куда-то за стеллажи.

Хельга насторожилась, оставила эльфа с мужчинами и поспешила вглубь зала. Картина предстала ей вполне мирная, не оправдав ожиданий. Грим шипел сквозь зубы, вытянув руку вперёд. Натали, закусив от напряжения губу и почти не дыша, перевязывала колдуну ладонь. Тот заметил приближение Хельги и одарил её ненавидящим взглядом.

Лорешинад тем временем взял Вильв'Ори, сдул с ножен откуда-то взявшийся пепел, ради интереса крутанул вокруг кисти и одним движением прицепил к поясу.

Грим рыкнул. Натали вздрогнула и выронила из дрожащих рук бинт.

— Хорош рычать, Гримыч, — оглянулся Сайлас. — Ты прекрасно знал, что хватать эльфийские вещи небезопасно.

Хельга и не подумала предлагать лечить колдуна. Пожала плечами и вернулась к эльфу. С гордостью прикоснулась губами к его щеке.

Сознание Генриха мчалось обратно к деревне, к тем четверым, кого он присмотрел для дальнейшей службы. Проснулся в поту, принялся ловить «контактный сон» с женой, чтобы она приснилась каждому из молодых людей. Попросила бы как можно скорее прийти к Четырнадцатому для службы.

Снова вылетел из сна, снова постарался успокоиться и, попив воды, улёгся, решив рисковать и отправиться на поиски сознания Анриеля…

Генрих не был уверен, жив ли эльф, в заточении ли он до сих пор или на свободе. Начинать он планировал с Олассие Махальма, старался представить себе их тюрьмы. Не получалось, «контактный сон» не давал результатов.

«Да что же может сниться целителю, если его лишают дома, работы, друзей?! Любимая? Есть ли у него любимая? Никогда не пытался узнать, недоумок! Так, соберись. Ты же знаешь этого эльфа…» — Генрих снова проснулся. С дрожащими руками и пересохшим горлом. Взъерошил мокрые волосы в надежде, что это поможет не паниковать.

Легко пошлёпал себя ладонями по щекам. Его тело трясло, и не отпускало сознание, что он мечется впустую. Что надо успокоиться, взять себя в руки. Как когда-то давно, когда отец оставил его без средств и положения… Нельзя паниковать — иначе потеряешь власть в один момент.

— Эй, что случилось? Плохой сон? — спросил кто-то с соседней кровати. — Дышишь, как затравленный ящер.

— Мать и её ребёнок… — отозвался Четырнадцатый и облизнул губы, — Они сказали мне, что Подземные идут на нас войной. Сейчас они на востоке…

Услышав нервное шевеление, Генрих заговорил громче, стараясь, чтобы остальные проснулись, но давя возможную панику своей волей:

— Нам нельзя отступать, убегать. Мать и её ребёнок не простят нам. Она сказала! Она сказала, нам надо держаться. У «Гнезда Чайки» слишком много народу, мы не прокормимся и не вооружимся там. А сюда, нам, она пошлёт еду и оружие! Верьте! Верьте, она сказала так!..

Холостяцкая избушка просыпалась, люди, ещё плохо соображавшие, пытались вникнуть в суть слов, ругали глупого юродивого, развоевавшегося посреди ночи. Была бы это военная казарма — его бы скрутили и заткнули тряпкой рот. Но Генрих созывал сюда тех, кто верит Матери, кто хочет под её защиту. И теперь недовольство ограничивалось лишь мнением, что новость могла бы подождать до утра, раз враг не у границ.

Генриха не пустили на улицу разглашать свои вести.

Всю ночь он метался, пытаясь успокоиться. Старался выйти на улицу, но его кто-нибудь да останавливал. Наконец он попросил позвать Сто-пятидесятую, но ему отказали, потому что женщинам в холостяцкий домик ночью входить запрещалось.

Четырнадцатый успокоился только ранним утром и решил снова наведаться к Двести-сорок-второй. Она заверила мужа, что всё хорошо, парни и девушка, к которым она приходила, остались горды возложенной на них миссией и хотят работать. Она пыталась успокоить Генриха, видя его состояние, желая, чтобы у него всё вышло. А он лишь понял, что хочет увидеть её, просто увидеть, живой и невредимой. Поцеловать и пообещать, что сделает всё для безопасности серых, для неё и малыша. И самому поверить в это.

Проснулся окончательно Генрих до рассвета, ещё более встревоженный и помятый. Вызвался на обход границ, на юг, к лесу. Сказал, что ему нужно подготовить речь для воззвания к поселенцам. Остальные мужчины усмехнулись и пошли втихую разносить вести по домам. Через час, когда солнце поднялось из-за гор, все были в курсе событий. Несколько семей собрались бежать на запад и отправились собирать вещи. Никто их не удерживал. Надежда на силу Матери и её ребёнка разбавлялась сознанием, что воины Подземных перебьют всех до единого что здесь, что у «Гнезда».