Интересно… В последнее время все больше и больше сетевых ресурсов сосредоточили усилия не на войне, но на Сидонии. Быть может, это означает близкий конец войны? Неужели все — так просто? Достаточно лишь открыть человечеству новые земли, новые горизонты… и новую веру в чудеса?

Конечно, нет. Теперь Александер отчетливо понимал: вовсе не военные разлучают семьи и затевают войны. Не военные, а правительства. Правительства, существующие лишь ради самих себя; неважно, сколь бы демократичными ни выглядели они со стороны. Правительства, которым ради собственного благополучия необходимо управлять породившими их народами.

Все это казалось Александеру ошеломляющим откровением — возможно, не менее знаменательным, чем мумифицированные тела под песками Сидонии. Сколько же горя людского нужно еще принести на алтарь правительств, жадности, стадного страха, вопиющего невежества, разделяющих человечество на враждебные племена?

Александер полагал, что дело Земли — в общем проиграно. Если у человечества и есть будущее, то оно — здесь. И корни Человека, похоже, лежат среди звезд.

И он обязательно отправится туда, чтобы узнать, кто он, каков он и почему он — именно таков.

Солнце на западе почти коснулось горизонта; а темнеет на Марсе быстро. Пора было отправляться обратно. Вдоль левой стороны Лика спускалось вниз нечто наподобие вырезанного в камне пандуса, позволявшего довольно легко взобраться наверх, если не лень прошагать в гору три километра. Там, внизу, возле марсохода, ждали Александера остальные, почти невидимые в тени Лика, протянувшейся на восток.

Всего через несколько секунд, по пути вниз, земля слегка подалась под его ногой. Александер пошатнулся, но сохранил равновесие… и так не узнал, как близок был к хитро замаскированному проему в камне, ведущему внутрь Лика.

Сидонииский Лик хранил свои тайны уже полмиллиона лет. И вполне мог подождать еще немного.

Вторник, 3 апреля 2042 года.

Вашингтон, округ Колумбия;

12:30 по восточному поясному времени.

Лейтенант морской пехоты Кэтлин Гарроуэй вошла в автоматические двери «Золотого Самурая», одного из самых известных и фешенебельных ресторанов в Вашингтоне. Когда-то это место, носившее название «Le Maison d’Or», славилось своей французской кухней.

Теперь, после вступления Японии в войну на стороне России и Соединенных Штатов, ресторан стал японским. Взглянув на вопиюще неточную псевдобуддистскую резьбу над традиционным бассейном койв тускло освещенном холле, Кэтлин покачала головой. Она слышала, что во время Первой мировой во многих американских провинциях считались изменниками владельцы немецких овчарок, а кислая капуста-" sauerkraut" была переименована в капусту «Победа». А во Вторую мировую тысячи «нисэев», японцев лишь в силу происхождения, таких же лояльных граждан, как любой американец, были объявлены угрозой для национальной безопасности и согнаны в концентрационные лагеря.

На этот раз в Америке повсеместно вышли из моды и даже позакрывались французские, немецкие и мексиканские рестораны, тогда как японские и русские — процветали. Тако назывались теперь «сэндвичами по-марсиански», а две недели назад население города Париж (штат Техас) официально проголосовало за переименование города в Гарроуэй.

Да, мир в самом деле окончательно выжил из ума…

Музыкальная система ресторана играла «Звезды и Полосы». То была еще одна примета нового времени. Вновь вошли в моду патриотизм и патриотическая музыка — особенно марши Соузы и военные гимны, которые теперь можно было слышать везде, даже в самых неподходящих местах.

Сняв шляпу, Кэтлин сунула ее под мышку и оправила синий форменный китель. Она служила в морской пехоте уже почти год, завербовавшись через два дня после получения диплома в Карнеги-Меллон, и после этого отправилась в Куантико, проходить десятинедельный курс в Высшем военном училище. Квалифицированные специалисты в области компьютерных наук ценились в Корпусе на вес антиматерии. Вдобавок она оказалась дочерью того самого… «Пески Марса», Гарроуэй, эпический марш… Все это обеспечивало Кэтлин любое назначение в Корпусе морской пехоты, какое она только пожелает.

Она уже подумывала о смене фамилии — не отправляться же к звездам верхом на славе отца!

В метрдотеле не было абсолютно ничего японского. Похоже, он работал здесь еще в те времена, когда ресторан был французским.

— Лейтенант Гарроуэй? — с легким поклоном спросил метрдотель.

— Да.

— Сюда, пожалуйста.

Кэтлин последовала за ним, гадая, что ее ждет. Накануне вечером отец сказал:

— Встретимся завтра за ленчем в «Золотом Самурае». У меня для тебя сюрприз.

Проблема была в том, что этот ресторан, как его ни называй — «Золотым самураем» или «Le Maison d’Or», — был ей вовсе не по карману. Космическую надбавку начнут начислять только после старта, до которого еще две недели. Обычный ленч в подобных местах стоил сотню долларов, и, видимо, еще столько же драли за право заглянуть в обеденное меню.

Что ж, ладно, раз папка угощает… Он-то, настоящий национальный герой, вернувшийся с Марса, может себе позволить!

— Ваш столик, лейтенант.

Кэтлин замерла, точно пораженная громом. За столиком сидел отец в парадной форме морской пехоты, грудь — вся в разноцветных колодках, от красно-золотой медали «За марсианскую кампанию» до Креста ВМФ включительно. На эполетах блестели серебряные листья подполковника. Увидев ее, он улыбнулся и поднялся на ноги.

Но Кэтлин во все глаза глядела на человека, сидевшего рядом с ним. Тэцуо Исивара отложил салфетку и тоже встал.

—  Коннити-ва, тю-и-сан, — сказал он, низко поклонившись. — О-гэнки-дэска?

—  К-коннити-ва, Исивара-сама, — пролепетала она, кланяясь в ответ. — Окагэсама-дэ, гэнки-дэс.

— Чрезвычайно рад это слышать, — сказал Исивара, перейдя на английский. — Пожалуйста, окажите нам честь присоединиться к нам.

— Что?.. Как?.. — Кэтлин повернулась к отцу, подавшему ей кресло. У нее — словно земля вырвалась из-под ног.

Тем временем музыкальная система заиграла другую мелодию. Краем сознания Кэтлин уловила, что это — популярная японская патриотическая песня, «Васи Муцу». Название ее означало «Шестеро орлов»; песня была сложена в память шестерых японских летчиков, погибших в короткой войне с Соединенными Штатами.

Слезы обожгли глаза. На миг Кэтлин утратила дар речи.

— У нас деловой разговор, Тикако, — сказал Гарроуэй, галантно усаживая ее на место. — Исивара-сан теперь — посол Японии в США, ты знаешь? Мне сказали, что вы с ним — старые друзья, и я решил, что тебе будет приятно повидаться с ним.

— В частности, я хотел бы принести вам поздравления, — улыбнулся Исивара, — с вашим почетным званием тю-и.

— С-спасибо! — Кэтлин рассмеялась. — Господи, сэр, как я рада вас видеть!

— Так же, как и я — тебя, Кэти-тян. Я беседовал с твоим отцом о его новом назначении. Ты уже знаешь о нем?

Склонив голову набок, Кэтлин взглянула на отца. После возвращения с Марса он руководил недавно созданным отделением космического боевого тренинга в Куантико.

— Новое назначение?

— Я только вчера узнал о нем, господин посол, — сказал отец. — И не хотел ей ничего говорить до разговора с вами, состоявшегося утром.

— Что же это за новое назначение?

— Меня переводят в Киото, — ответил Гарроуэй. — Буду работать сразу с министерствами науки и технологии и международной торговли и индустрии. В Сидонии обнаружено нечто действительно выдающееся. Будем работать вместе, чтобы приспособить к нашим нуждам.

— Во всем этом имеется изумительный потенциал, — задумчиво сказал Исивара. — Новые типы материалов и методы их обработки, легче и прочнее всего, что производим мы. Весьма похожее на температурно-независимые сверхпроводники. Новые методы фокусировки магнитных волн, делающие возможной свободную левитацию. — Он покачал головой. — Перечень можно продолжать и продолжать. Никто даже не мечтал о том, что археология окажется столь технологически продуктивной или столь прибыльной наукой.