— До посадки осталось два-три дня, верно? — спросил Юкио, в свою очередь извлекая из кармана две термобутылки и открывая их.

— М-м-м, киви… здорово. — Сделав пару глотков, Кэтлин нажала кнопку на своей «манжете». — Да. Трое суток. В субботу утром они выйдут в точку рандеву с орбитальными шаттлами.

— Это, конечно, абсолютно не по-японски… но я им завидую.

Оторвав крышку упаковки, Юкио принялся есть. Кэтлин криво усмехнулась:

— Ну, не смешно ли? Вот нам с тобой до смерти хочется в космос, а мой папка в это время летит на Марс, хотя совершенно этого не желал! До сих пор жалуется — скучно ему!

С этими словами она откусила кусочек планктонного брикета.

— Тебя именно это… расстроило?

Кэтлин вздохнула. Что ж, отчего бы не поговорить об этом?

— Нет. Это — снова политика. Ненавижу политику!

Юкио пожал плечами:

— Политика — не более чем попытка двух людей решить, смогут ли они разделить миску риса или кому-то из них придется обнажать меч, чтобы забрать весь рис себе. И человеческой природе она присуща так же, как, скажем, дыхание…

— Может быть, я и ошибаюсь насчет человеческой природы… но — почему люди не могут просто, без этих дурацких свар, работать вместе? Почему бы не помочь друг другу, вместо того чтобы драться за объедки?

— Исторический опыт учит, что нельзя кормить чужих, когда и своим не хватает… Альтруизм — в корне неверная стратегия выживания, Кэт Линь.

Кэтлин улыбнулась. Юкио по праву гордился своим английским и в последнее время научился даже в шутку коверкать произношение…

— Мда-а… Не знаю, что в нашем случае заменяет миску, но вот люди с мечами, выходит, — двое археологов. На самом деле проблема в том, что они не хотят обнажать мечи, тогда как папка считает, что должны… Не знаю. Похоже, твоя метафора здесь не подходит. — Прикончив брикет, она принялась за остатки обеда.

— Чего-чего, а метафор у меня еще много.

Кэтлин рассмеялась:

— Наверное, надо просто рассказать, в чем дело. Папка убежден, что американцы не должны… завязывать интимных отношений с персоналом ООН. Даже назвал это «вступить в сношения с врагом». Хочешь — верь, хочешь — нет.

Пауза затянулась настолько, что Кэтлин усомнилась, слышал ли Юкио ее слова.

— Юкио!

Он поднял взгляд:

— Прости. Я думаю, мой отец счел бы, что чувства твоего отца… очень легко понять. То, что мы можем найти на Марсе, вполне понятная причина для напряжения в международных отношениях. Думаю… боюсь, дело вполне может дойти до войны.

— Но… это же абсурд! Что бы мы ни обнаружили там — понадобятся годы, только чтобы понять, что это! Не говоря уж о практических применениях… Какой тогда смысл воевать из-за этих находок?

— Люди не всегда руководствуются логикой, любовь моя. К тому же превосходство ожидаемоев качестве повода для драки ничуть не хуже превосходства реального.

— А что будет делать Япония? Что говорит твой отец?

— В случае войны ООН с США? — Юкио покачал головой. — Трудно сказать. Конечно, у нас есть обязательства перед ООН… но моя страна всегда прежде всего заботится о самой себе. Думаю, мы постараемся не ввязываться в войну, если для этого будет хоть какая-то возможность. А что думает отец, я просто не знаю.

— Хорошо. На следующей неделе сможем спросить его лично.

Юкио не отвечал. Его явно что-то тревожило, но Кэтлин и не помышляла подгонять, пока сам он не будет готов говорить. В этом отношении Юкио был очень похож на ее отца, вот только из папки порой все-таки удавалось что-нибудь вытянуть, а если попробовать нажать на Юкио, он лишь еще больше замкнется…

— Кэтлин, — наконец заговорил он, — мне нужно поговорить с тобой о нашей… предполагаемой поездке.

Предполагаемой? Она-то думала, что все давно решено. Но — пусть Юкио скажет сам…

— Я получил приказ от командования Космических сил самообороны. И должен прибыть на Танегасиму в течение двенадцати суток.

Новость подействовала на Кэтлин оглушающе. Конечно, она знала, что официально Юкио — военнослужащий, что в США он совершенствуется в областях электроники, необходимых ему как специалисту космической авиации, но ведь он, в конце-то концов, находится в двухгодичном учебном отпуске, или как это там называется! И его не должны внезапно отзывать обратно, тем более теперь, когда…

«Стоп, — одернула себя Кэтлин. — Ты — взрослая женщина, давай-ка веди себя соответственно».

— В чем причина? — Она с удовольствием отметила, что голос ее звучит спокойно. — Тебе не объяснили?

— В приказе просто сказано, что меня переводят на космическую базу Танегасима для возможного повышения летной квалификации. Даже не говорится, сколько времени я там пробуду. Но я получил вид-мэйл от отца. Занимая высокий пост в правительстве, он часто имеет доступ к информации, недоступной простым смертным. С его слов у меня создалось впечатление, что все это — временно, и следующей осенью я могу вернуться сюда для продолжения учебы. Отец полагает, что мы просто отдаем дань вежливости по отношению к союзникам.

— А ты знал, что такое может случиться? Ведь я думала, что ты должен закончить учебу и только потом вернешься на службу.

Юкио прикончил свой обед, отыскал в траве камешек и принялся выцарапывать что-то на земле у самых корней дерева.

— Кэтлин… Ты говоришь «вернешься на службу». Но я ведь не оставлял ее. Я — тю-и, то есть, по-вашему, лейтенант Космических сил самообороны, и в любой момент могу получить приказ, который обязан выполнить.

— Надо же, — заметила Кэтлин, протягивая ему ломтик сладкого рулета. — Всегда думала, что ты — шоколадный крем, а ты, оказывается, тю-и…

Юкио либо не понял шутки, либо не обратил на нее внимания. Глубоко вздохнув, он поднял взгляд на Кэтлин.

— Придется поездку отменить или, по крайней мере, отложить. Может быть, ты сможешь приехать позже, когда я буду знать…

— Зачем?

Во взгляде Юкио мелькнуло изумление. Лицо его затвердело. Кэтлин прикусила губу. Юкио всегда казался таким американизированным, что зачастую она забывала о том, что он тем не менее постоянно находится во власти сиката, исключительно японских правил поведения. А перебить говорящего, когда собеседники равны друг другу, — даже больше, чем грубость; это — нарушение ва, гармонии, достижение которой — цель жизни каждого нихондзин’а.

—  Сумимасэн, Тосиюки-сан. — Для извинения Кэтлин инстинктивно перешла на нихон-го. Обычно они говорили друг с другом на смеси английского и японского, но некоторых вещей по-английски просто не выразить. — О-яма симасыпа.

—  Дайдзебу, Тикако. — Юкио погладил ее по щеке. — Я стараюсь привыкнуть к западным обычаям, но иногда просто… ничего не могу с собой поделать. За этот год я открыл для себя много хорошего в вашей открытости, тяге к новому, к переменам, но время от времени старые привычки дают о себе знать. А ведь старые обычаи нужно менять, если хочешь воспользоваться всеми преимуществами, какие обещает будущее.

— Но ведь и в старых обычаях много хорошего.

— Да. Нам нужно найти способ развиваться и дальше, как в последние сто лет, не утратив того, что сделало нас такими, какие мы есть. И это… трудно. — Он помолчал. — Планируя поездку, мы с тобой полагали, что отправимся в Японию вместе, что я представлю тебя своей семье, а еще покажу нашу страну. Теперь этого у нас не получится. Вероятно, большая часть вечеров у меня будет свободна, но от Танегасимы до Киото — шестьсот километров. Даже гидропланом и монорельсовой дорогой… словом, домой я смогу приезжать только на выходные.

— Мы можем встречаться там, — возразила Кэтлин. — Конечно, Танегасима далеко от Киото, но встречаться не обязательно у тебя дома. Если на базу мне нельзя, мы можем встречаться в Кагосиме или Миязаки. Там наверняка есть студенческие отели, как в Киото.

— Но я ведь буду на службе. И даже не знаю, предоставят ли мне увольнения по вечерам или выходным…

— Когда тебе нужно явиться? Какого числа?