Она понимала, что теперь ей необходим залечь на дно. Мало того, что на хвосте висит Интерпол, это еще пол беды, да и привыкла она давно к нелегальному положению. Но теперь, когда она так облажалась, да еще загубила группу, по головке ее не погладят, и прошлые заслуги не помогут.

Она никак не могла понять, что же произошло. То, что Борис каким-то образом предупредил Интерпол, не подвергалось сомнению, но куда подевался ее осведомитель? Накануне операции Вика не проверила почтовый ящик. Это, конечно, было непростительной ошибкой. Возможно, осведомитель, тот, кого она давно уже поселила в клинике, до последнего момента не подозревал о засаде, но что-то он должен был почувствовать. Ах, как она неосмотрительна! Неужели желание отомстить, затмило ее разум настолько, что она стала делать ошибки, свойственные только зеленым новичкам!

В машине у неё был портативный ноутбук и телефон для экстренной связи. Она проверила электронную почту, так и есть, осведомитель предупредил о том, что в клинике происходит странное движение. В следующем сообщении осведомитель докладывал, что покинул клинику, как и было условлено, в случае непредвиденной ситуации.

Третье послание содержало короткий приказ явится на базу. Это, конечно, учитель.

Вика просмотрела новостные сайты, все наперебой обсуждали удачно проведенную операцию Интерпола, гибель Бориса Петровича Шахматова и ее, Викино, бегство.

– Сволочи, – прокомментировала Вика.

Не было сомнений в том, что Борис предал ее, а значит, получил по заслугам. Теперь она была совсем одна, одна против целого мира.

Она вспомнила последние месяцы, когда ей казалось, что Борис был целиком в её власти. И что же? Не было никакой власти, Шахматов выжидал удобного момента, чтобы предать ее. Вот, что значит, недооценивать побежденного. Ты думаешь, что он сломлен, ты уверена, что он подчинился, а он всегда готов вонзить тебе нож в спину, только повернись.

Да, Шахматов заплатил за предательство, но она тоже лишилась всего.

Надо было уходить.

Немного поразмыслив, Вика написала учителю, что будет на базе через неделю. Таким образом, она хотела выиграть время. Пока там будут думать, что она покорно идет к ним в руки, Вика успеет замести следы.

Была и еще одна причина, из-за которой Вика не торопилась умирать. Один из ее информаторов сообщил ей, что ему удалось обнаружить след исчезнувшей Валентины. И след этот вел в Австралию. Значит, у Вики оставался шанс отомстить ненавистному семейству Соболевых-Истоминых.

А пока, пока она должна исчезнуть, исчезнут и для Интерпола, и для своих.

Несколько альпинистов-любителей собирались покинуть Швейцарию, Вика выразила желание поехать с ними. Наивные ребята с удовольствием согласились взять с собой отлично тренированную и, к тому же, очень красивую девушку.

Маша сидела у кровати и смотрела на восковой профиль Бориса. Брат не приходил в себя. Он так и лежал, увитый трубками и проводами, неподвижный, с заострившимся носом и скулами, так плотно обтянутыми кожей, что казалось, в его лице уже не осталось ни капли жизни. Но приборы утверждали обратное. Жизнь еще теплилась в этом теле, еще мерцала тонкой зеленой линией на экранах, еще заставляла его сердце толкать по венам кровь.

Иногда она брала его безжизненную рук в свои ладони и старалась согреть ее, передать частицу себя, подтолкнуть, заставить это тело захотеть жить. Не существовать, полагаясь на милость электроники, а жить!

– Боря, Борька, – шептала Маша, – не оставляй меня совсем одну в этом мире. Очнись, братишка!

Но приходил доктор, и её просили покинуть палату. Маша выходила в больничный коридор, сидела там подолгу, пока доктор или кто-нибудь из сестер вежливо, но настойчиво не выпроваживал ее.

– Отдохните, – говорили ей.

– Приходите завтра…

– Он не слышит вас…

И она уходила, чтобы прийти снова и сидеть рядом, держа его руку в своей. Она говорила с ним, вспоминая истории из детства, маму, отца, и то, каким он был сорванцом, а потом, как он забрал ее в Москву, и их дом в Завидово, как они были счастливы…

– Помнишь, как ты учил меня ездит на машине? Я все время путала передачи, и ты купил мне автомобиль с автоматической коробкой…

– Неужели ты не слышишь меня? Нет, я уверена, что ты слышишь и все понимаешь. Недавно приезжал Александр Дмитриевич, он простил тебя, слышишь? Никто не держит на тебя зла. Все, все простили тебя: и Рита, и Андрей… Ребеночек их нашелся, такая радость! Так что ты выздоравливай, и мы будем счастливы по-прежнему, обещаю.

Она осторожно касалась губами его лба, гладила жесткие волосы и ждала его возвращения.

Вику так и не нашли.

Кузнецов вернулся из Австралии и рассказал, что все боле или менее налаживается. Возможно, ока удастся Валентине приехать с ребенком в Швейцарию, чтобы Рита и Андрей, наконец, смогли увидеть сына. Они по-прежнему находились в клинике, хотя теперь Рите было гораздо лучше.

Соболев старший вернулся в Москву, туда же выехали Маша и Сергей Иванович.

Шахматов находился в военном госпитале, теперь он числился просто пациентом, у него больше не было имени. Он так и не приходил в себя. Хотя его выздоровления с большим нетерпением ждала не только сестра, но и Интерпол. Безымянный пациент обладал бесценной информацией, которую спецслужбы надеялись от него получить.

Сергей Иванович разрешил Маше посещать брата. Приходил в госпиталь и Соболев. Он действительно простил своего бывшего врага, отлично понимая, что он обязан Шахматову жизнью, причем не только своей.

– Страшную цену иногда платит человек за свои грехи, – задумчиво сказал Соболев Сергею Ивановичу после посещения палаты с засекреченным пациентом. – Что говорят врачи? Он совсем безнадежен?

– Будем надеяться, – ответил Сергей Иванович.

– Да, в данном случае – это единственное, что мы можем.

Бесплотные монахи, тихими тенями падали ниц перед мощами Сергия Радонежского. Пропустив их, Маша робко приблизилась, медленно опустилась на колени и, не смея коснутся святыни, беззвучно молилась о даровании исцеления брату своему Борису.

Осень в цветных одеждах бродила по Сергиевой лавре, красила золотом листопада брусчатый двор, широкими мазками солнечных лучей высвечивала древние храмы, заставляла ярче сиять купола.

Закончив молится, Маша вышла во двор и устало присела на скамейку. Где-то ворковали голуби, журчала святая вода, изливающаяся из небольшого фонтана, негромко переговаривались немногочисленные в этот день туристы.

Вскоре к скамейке подошел молодой священник с семейством: сынишкой лет двух и совсем юной красавицей матушкой. Они попросили разрешения присесть рядом, Маша с удовольствием подвинулась, давая место. Она любила смотреть, как играют дети. Мальчик сразу же сполз с коленей отца и бросился к фонтану, мать поспешила следом. Она подхватила ребенка на руки и подставила его ладошку под струю воды. Нежная, с большими серыми глазами и светлым локоном, выбившимся из-под легкой шали, мать что-то рассказывала своему сыну, такому же сероглазому и светловолосому, как и она. Они улыбались друг другу, священник, наблюдая за ними, тоже улыбался. Умиротворением и тихим счастьем повеяло на Машу, коснулось слегка, заставило сильнее забиться сердце.

– Какая славная у вас семья, – невольно проговорила она, обратившись к незнакомому батюшке.

– Спаси Господи, – ответил он, растягивая гласные, – вот, приехали меня поддержать, экзамены сдаю, в академию.

– Божией помощи, – Маша слегка поклонилась, – стало быть, вы абитуриент?

– Да, выходит – так, – сказал батюшка, – а вот и мои коллеги.

Машин собеседник встал и подошел к нескольким священникам с весьма озабоченными лицами. Посыпались вопросы, будущие студенты Духовной академии спрашивали друг у друга, как прошел последний экзамен, когда вывесят списки поступивших и где взять методические указания.