Мать пыталась по-своему объяснить сыну негативное отношение отца к Шахматову и его бизнесу.

– Видишь ли, – говорила она, – отец считает, что ни одно состояние в мире не было нажито честно. Тем более, в твоем случае. Если предположить, что Борис в тебе заинтересован, то, что такое ты для него делаешь? Слишком высоко он оплачивает твой труд. И потом, кто такой этот Шахматов?

– Мама, у него совершенно легальный бизнес. Он связан с крупнейшими иностранными компаниями. Да, я согласен с тем, что в самом начале, возможно… – Андрей пытался оправдать Бориса и себя в глазах родителей и злился на себя за это.

– Хорошо, хорошо, – поспешно соглашалась мама, – не хватало еще, чтобы мы с тобой ссорились неизвестно из-за чего!

Совершенно другие отношения сложились у Истоминых с Машей. Отец прямо-таки готов был в любви ей объясниться. Мама встречалась с ней, у них нашлись какие-то общие дела и интересы. Маша как-то обмолвилась, что хотела бы поехать в Иерусалим вместе с мамой Андрея. Андрей, конечно, кинулся предлагать свою помощь и все испортил; отец, узнав о предстоящей поездке, запретил маме наотрез. Дело было в том, что отец категорически не разрешал маме пользоваться деньгами Бориса. То, что он прощал Маше, он не мог простить сыну, а уж тем более – жене.

Зато, всякий раз, когда Андрей приезжал, родители спрашивали о Маше, передавали приглашения в гости, но сами ехать отказывались.

Когда Андрей решился рассказать родителям о своем решении, он почти не сомневался в том, что будет одобрен. Он заехал домой накануне отлета Бориса. Несколько недель, миновавших с их последнего разговора, Андрей напряженно думал, взвешивая все за и против. Как-то он поймал себя на разглядывании колец в витрине ювелирного магазина. Потом начал представлять себе, как перестроит дом, а еще лучше – построит другой; интересовался у знакомых, где лучше заказать банкетный зал, и как сейчас модно праздновать свадьбы…

– Я, наверное, женюсь. – Сообщил Андрей.

– Кто она? – улыбаясь, спросила мама.

– Вы ее знаете, – ответил Андрей, – это Маша, сестра Бориса.

– Хорошая девушка, – задумчиво произнес отец. – Женись, сын, – он вздохнул, – женись. Если только…

– Если только что? – холодно переспросил Андрей.

– Если только ты ее любишь, а не делаешь это по расчету, – жестко ответил отец.

– Я постараюсь сделать ее счастливой!

Месяц прошел в страшной суете. Подготовка к отъезду Бориса, все хлопоты, связанные с оформлением всевозможных документов, как рабочих, так и личных, все это отнимало у Андрея и Маши массу времени. Они почти не виделись.

Когда самолет оторвался от взлетной полосы, унося в неизвестность Бориса и двух его сопровождающих: Вику и сиделку Валю, Андрей и Маша, прижавшись плечами, долго молча стояли, глядя в облачное московское небо. Потом Маша, словно опомнившись, коснулась руки Андрея, и они вышли из здания аэропорта.

Андрей отпустил машину сопровождения и лимузин в котором доставили Бориса.

– Поедем домой? – сказал он Маше, которая попыталась улыбнуться сквозь набежавшие слезы.

– Поедем, – она села на переднее сиденье его машины. Автомобиль тронулся с места, миновал ряды легковушек и автобусов, выбрался на шоссе.

– Маша, – неожиданно произнес Андрей ее имя. Она вздрогнула и посмотрела на него вопросительно.

– Маша, выходи за меня замуж, – предложил Андрей.

Маша замерла, словно задохнулась, потом задышала часто-часто, как пойманная птичка, собралась с духом, ответила:

– Можно, я подумаю?

– Можно.

Прошел месяц. Маша дала Андрею предварительное согласие. Они объявили о помолвке. На пальце у Маши появился изящный перстень из платины с крупным бриллиантом. Маша, не привыкшая к драгоценностям, немного стеснялась дорогого украшения.

Борис звонил и торопил со свадьбой, грозил, что не доживет. Но состояние его стабилизировалось, хоть он и пытался это скрыть. Валентина сообщила, что Борис подолгу гуляет и почти перестал кашлять. Вика не сообщала ничего.

Не смотря на настойчивое требование брата не затягивать со свадьбой, Маша, все-таки, уговорила Андрея подождать до весны. Андрей, страшно загруженный на работе, согласился.

Она тешила себя надеждой, что ей все-таки удастся уговорить Истомина старшего, отпустить в Иерусалим жену. Дело сдвинулось с мертвой точки, поездка планировалась на Страстную пятницу.

А пока, началась долгая зима. Им предстояло пережить эту зиму, чтобы вернуть весну.

Худощавый мужчина в сером костюме и легком пальто медленно поднимался по горной тропинке, петляющей в соснах. Не смотря на позднюю осень, день выдался на редкость теплый и солнечный. Мягкую фетровую шляпу мужчина снял и нес в руке, обнажив темные, с легкой сединой волосы. Он останавливался то и дело, чтобы отдохнуть; и тогда, стоя с закрытыми глазами, запрокинув кверху голову, глубоко, всей грудью вдыхал чудесный горный воздух, пропитанный солнцем и сосновой смолой. Иногда он сходил с тропинки, чтобы коснуться древесного ствола, или поднять только что упавшую шишку. Сегодня он впервые вышел на прогулку один, не захватив с собой трости. Мужчина улыбнулся чему-то, какой-то своей мысли, а, может, стремительной белке, мелькнувшей перед его глазами и исчезнувшей сосновых ветвях.

Звали мужчину – Борисом Петровичем Шахматовым. А улыбался он потому, что ему удалось уйти из клиники без надоевшего сопровождения в лице вездесущей телохранительницы Вики. Правда, он не захватил трость, но, как оказалось, Борис вполне может без нее обходиться. Была и еще одна тайная надежда: вчера на этой тропинке Бориса и его сиделку Валю обогнала всадница. Ну, всадница и всадница, скажете вы и будете абсолютно правы. Но Борису показалось, что он знает женщину на вороном жеребце. Более того, он надеялся, что и сегодня наездница не изменит маршрута.

Он не ошибся.

Вскоре послышался стук копыт по утоптанной земле. Борис поспешно отступил в сторону, на этот раз заблаговременно повернувшись так, чтобы сразу увидеть лицо наездницы.

Всадников было двое: мужчина и женщина. Немного разочарованный Борис тщательно всмотрелся. Мужчину он не знал, а вот женщина…

На вороном жеребце бок о бок с незнакомцем ехала Маргарита Соболева. Борис слегка замешкался и вовремя не отвел взгляда от ее лица. Девушка недоуменно скользнула взглядом по нему, придержала лошадь. Ее напарник что-то спросил. Она слегка отрицательно покачала головой. Тогда Борис вежливо поклонился и сказал:

– Здравствуйте, Маргарита Александровна…

Лошадиный лоснящийся бок проплыл почти рядом, проплыла узкая кисть, сжимающая повод, светлая прядь волос на плече, тонкий профиль, стройная женская нога в мягком жокейском сапожке… Борис застонал внутри себя и непроизвольно сжал кулаки. Неожиданно лошади остановились, и нежный девичий голос произнес:

– Разве мы знакомы?

Борис поднял голову. Он почти не различал ее лица, только яркое сияние: солнце стояло как раз за ее спиной и слепило глаза. Борис приставил ко лбу ладонь козырьком:

– Вы меня не узнаете?

– Простите…

– Шахматов, Борис Шахматов, – быстро представился он.

– О, извините, конечно… Здравствуйте…

– Очень приятно, – выдавил из себя Борис, понимая, что девушку никак не удержать, слова не находились и не выстраивались в так необходимые сейчас пылкие и многозначительные фразы. В том, что фразы должны быть именно пылкими и многозначительными Борис не сомневался, не сомневался он и в том, что девушка сейчас тронет повод и равнодушно уедет со своим спутником, оставив Бориса одного на этой пустой тропе.

Но мгновения утекали в вечность, а Рита все еще была здесь, все еще молча возвышалась над ним на своем черном жеребце. Это было мучительно!

– Вы на отдыхе? – неожиданно для себя нашелся Борис, пытаясь справиться с бешено скачущим сердцем. Он старался ровно дышать, чтобы Рита не заметила его волнения.