Они шли куда-то сумеречными коридорами, сжимали друг друга в объятьях, проваливаясь в пропасть лифта, пересекали свет и тени; они возвращались.

Когда они стояли, прижавшись друг к другу, под одинокой, приглушенной абажуром, лампой, она сказала чуть слышно:

– Ты с ума сошел.

– Не прогоняй меня, – ответил он.

Тогда они вошли в темный проем распахнутой двери, она споткнулась обо что-то, засмеялась негромко:

– Кофе пахнет.

– Ты помнишь? – спросил он.

– Конечно, – ответила она, – все-все.

Почти не различая в темноте ее лица, он начал медленно целовать ее наугад:

– Это щека, – шептал он, – это уголок губ…

– А это? – спрашивала она, поднявшись на цыпочки и ловя его губы своими.

– Больше ты не уйдешь? – тревожилась она.

– Никогда.

– Помнишь, ты мне обещал, что все мои мечты исполнятся? – спрашивала она, в то время как ее легкая куртка сползала с плеч, а он, уже целовал ее плечи; сквозь ткань кофточки она чувствовала тепло его дыхания.

– Все, до единой! – задыхаясь, говорил он, – только не исчезай! Вся моя жизнь без тебя казалась остановившимися, никому не нужными часами, а теперь, словно кто-то добрый шевельнул неведомую пружинку, и что-то сдвинулось, шевельнулось и вновь обрело движение. – Он вдохнул глубоко и засмеялся, – я могу дышать!

– У тебя щеки мокрые, – сказала она, коснувшись его лица, – ты плакал? Знаешь, я тоже плакала, все время, пока тебя не было.

Он подхватил ее на руки, прижал к себе, покачивая, как ребенка:

– Теперь мы будем радоваться, довольно с нас слез! – он закружил ее по комнате, наткнулся на мягкий угол дивана, они со смехом упали в подушки и снова целовались, не в силах оторваться друг от друга.

– Андрей, – призналась она, – я всегда знала, что буду только твоей…

Он замер от этих слов. Что-то холодное, долго мучившее его, вдруг испарилось, истаяло без остатка, он увидел ее глаза близко-близко и утонул в них…

Рассвет стыдливо прятался за шторами. Наступал новый день.

Борис проснулся с невыносимой головной болью и гадким чувством, словно он сделал вчера глупость. Он оглядел себя, не вспомнил, как раздевался, увидел вещи, разбросанные вокруг кровати. Потянулся к телефону, но, в последний момент раздумал и бросил трубку. Сначала следовало привести себя в порядок.

Он заставил себя подняться, кое-как добрался до бара и налил дрожащими руками рюмку коньяка. Коньяк помог почти сразу, разлился холодной волной по гортани и сразу в желудке сделалось горячо, в голове посветлело, и унялась противная дрожь в теле. Борис крякнул от удовольствия и направился в душ.

Из душа он вышел абсолютно здоровым, свежим и бодрым. Он даже принялся насвистывать давешнее: «На острове, на острове, на самом чудном острове…». Тут кое-что вспомнилось из вчерашнего. Борис перестал насвистывать и бросился к телефону. Набрал Ритин номер, послушал длинные гудки и дал отбой.

– Возможно, она еще спит. Сначала надо выяснить все у Машки, – сказал он сам себе.

– Маша, зайди ко мне, – велел он сестре, когда та взяла трубку.

Дожидаясь Машиного прихода, снова бросил взгляд на одежду, торопливо сгреб все в кучу и затолкал в шкаф.

– Доброе утро, сестренка, – широко улыбаясь, поздоровался он с сестрой, когда та вошла. Он немного смутился того, что был в халате, тогда как Маша была совершенно одета.

– Прекрасно выглядишь, – заискивающе произнес он, пытаясь по ее лицу определить настроение, но Маша была абсолютно непроницаема.

– Доброе день, – ответила она. – Как ты себя чувствуешь?

– Отлично, отлично. – Пропел он. – Хотя я вчера, признаюсь, малость перебрал… Надеюсь, ничего не натворил, а?

– Да уж… – неопределенно сказала Маша.

– Что, неужели все так плохо? – забеспокоился Борис. – Кстати, ты не знаешь, Рита уже встала? Что-то не берет трубку, соня…

– Вот, – протягивая ему конверт, сказала Маша, – тебе письмо.

Борис машинально взял конверт, покрутил в руках:

– Не запечатано… от кого? Что это значит? – Он заглянул внутрь и вытряхнул себе на ладонь Ритино кольцо – его подарок. – Что, черт возьми, все это значит! – набросился он на Машу.

– Не кричи на меня, – тихо ответила сестра, – там все написано.

Борис рухнул в кресло и стал читать, поминутно ероша волосы, время от времени он тихонько произносил слова, от которых щеки Маши наливались румянцем, но она молчала. Борис окончил читать и швырнул письмо на пол:

– Когда она ушла?

– Ночью…

– И ты ее отпустила? Дура баба!

Зазвонил телефон, Борис бросился на него, закричал в трубку срывающимся голосом:

– Рита!

Но это была не Рита, это была Вика.

– Какой ты с утра горячий, – фыркнула она. – Все готово. Вылет вечером. Я сейчас у тебя буду…

– Отмени! – заорал Борис.

– С ума сошел! Неустойка знаешь какая будет! Сейчас приеду. – Вика отключилась. Борис сидел, опустив голову.

– Борис, – позвала Маша, – послушай меня, не надо ничего отменять. Ты не вернешь Риту.

– Что? – Борис поднял голову и посмотрел на нее. Маша заметила, как постарело его лицо в несколько мгновений, каким тусклым стал взгляд.

– Все открылось, – тихо сказала Маша, – ты был не прав, так нельзя.

– Ах, вот оно что, – протянул Борис, – Так значит, девчонка сбежала с твоим сопляком!? А ты, значит, умиляешься?

– Борис, прекрати говорить со мной в таком тоне, – попросила Маша.

Борис поднялся, расправил плечи и, глядя на сестру с такой жуткой злостью, что у нее похолодело сердце, заорал:

– В таком тоне? С тобой не разговаривать надо, а высечь тебя, высечь! Дура безмозглая! Старая дева! Шагу без меня ступить не можешь, а туда же, вопросы она решает! Я тебе порешаю! Я тебя нищей сделаю, побираться с сумой пойдешь, бессребреница!

Но, видимо, не у одного Бориса был Шахматовский характер. Маша, так же, как и брат, встала во весь рост, сверкнула глазами и ответила, отчетливо произнося каждое слово:

– Не пугай. И деньгами не попрекай. Не нужны они мне, деньги твои. Все, что ты мне оставил, верну, до копейки. Не было нам счастья от богатства твоего: ни тебе, ни мне. А теперь, прощай, брат, я сегодня же улетаю, билет заказала. – Борис тяжело дышал, глядя в пол.

В номер кто-то вошел.

– Доброе утро, с приездом, Мария Петровна, – сказала Вика, мягко ступая по ковру. Она подошла к Маше, пристально посмотрела ей в глаза, повернулась к Борису.

– Что здесь произошло?

– Птичка улетела, – угрюмо ответил Борис.

– Девчонка все-таки сбежала, – задумчиво произнесла Вика. – Как поживает Андрей Владимирович? – обворожительно улыбнулась она Маше.

Борис закашлялся и сообщил:

– Они вместе сбежали…

– Неужели? – наигранно удивилась она.

– Не паясничай, – прикрикнул Борис, – Машка им все растрепала… Я, кажется, вчера перебрал, наверное, рассказал ей что-то, чего она не знала. А она у нас девушка чувствительная…

– Ай, ай, ай, – Посетовала Вика, подошла к Маше, обняла ее за талию, – как нехорошо! Подвести родного брата! К тому же, единственного. – Она насильно подвела Машу к креслу и толкнула в него. – А вот мы сейчас спросим у нашей скромницы, куда это ее бывший жених увел нашу невесту?

Маша с ужасом посмотрела на Вику, перевела взгляд на Брата. Борис смешался, подбежал к Вике:

– Прекрати этот концерт, немедленно! – Крикнул он.

– Как знаешь, – Вика лениво отошла от кресла, в котором сидела Маша.

– Бог тебя простит. – Маша вздохнула, поднялась, повернулась и вышла, оставив ошеломленного Бориса наедине с Викой.

– Благословенна будь, новобрачная, – шепнул Андрей на ухо проснувшейся Рите.

– Что ты! – улыбнулась она, прижимаясь к его груди. – Мы с тобой согрешили, теперь надо исправляться.

– Исправимся, – он чмокнул ее в щеку. – Будет белая фата и звон колоколов!